Хавьер Серкас - В чреве кита

• Название: В чреве кита
• Автор: Хавьер Серкас
• Издательство: ACT
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-028582-5

Ваша жизнь казалась такой налаженной и удачной!

Но – одна-единственная встреча с женщиной, которую вы безумно любили в юности, изменила все!

Вы умудрились задуматься о том, что с вами происходит…

А это для мужчины средних лет чревато весьма серьезными последствиями!..

Любовь и одиночество, университетские нравы и преподавательские интриги, дружба и предательство – вот основные темы великолепной трагикомедии Хавьера Серкаса!

---

Тем же раздраженным голосом она что-то сказала секретарше по поводу лежащей на столе бумаги. Затем, ну глядя на меня и не попрощавшись, деканша вернулась в свой кабинет.

Я уже взялся за ручку двери, чтобы уйти, как услышал за своей спиной трижды прозвучавший тихий змеиный свист. Я открыл дверь и вышел.

28

После экзамена я пошел на кафедру. Алисии на месте не оказалось, а на двери висела записка: «Ушла на завтрак. Скоро вернусь». По пути в свой кабинет я столкнулся с Хосе Мария Серером и Еленой Альбанель – преподавательницей фонетики, хрупкой изящной блондинкой, которой покровительствовал Льоренс, а Серер и Андреу Гомес на тот момент безуспешно за ней ухлестывали; я коротко с ними поздоровался. Также я встретился с Льоренсом, но возможности поздороваться с ним мне не представилось: едва он меня увидел, закрывая дверь своего кабинета, лицо его исказилось, а лысина, казалось, вспыхнула, и вскоре он пронесся мимо меня, как молния, уставившись взглядом в некую точку между стеной и потолком коридора и поджав губы в гримасе, долженствующей (я полагаю) обозначать презрительное безразличие. Кому-нибудь менее расстроенному, чем я в ту минуту, это могло бы показаться смешным; меня же лишь огорчило.

Я ускорил шаг и, подойдя к кабинету Игнасио, постучал в дверь.

– Войдите, – услышал я.

Я просунул голову в кабинет: Игнасио разговаривал с Абделем Бенальу.

– Привет, Томас! – воскликнул Игнасио, поднимаясь и идя мне навстречу с распахнутыми объятиями; его лицо озарилось юношеской радостью. – Я уже начал беспокоиться, дружище. Я тебе звонил все выходные. Ты не слышал моего сообщения на автоответчике?

– Да, я собирался тебе звонить, – солгал я. – Я болел.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Да нет, – сказал я. – Небольшая температура.

– Я рад, – произнес он.

Он вытолкнул меня в коридор и прикрыл за собой дверь, заслонив меня телом от Бенальу, оставшегося сидеть за столом в его кабинете в униженном ожидании; затем, с силой сжав мое плечо, он понизил голос и заговорил конфиденциальным тоном, слегка покачивая головой и шевеля бровями:

– Ну и устроили мы заваруху, дружище! Если кто-нибудь узнает… Во всяком случае для меня самое ужасное то, что я забыл свой ящик с инструментами. Это папин подарок, понимаешь? Слышал бы ты, что я врал Марте. Даже сам не понимаю, как я мог его там оставить, наверное, в суматохе… Кстати, ты больше не встречался с этой девушкой?

Я отрицательно помотал головой.

– Ну и правильно, – высказался он. – После того, как она с нами обошлась… Пусть сами разбираются. В любом случае, если ты еще с ней встретишься, то попроси, пожалуйста, чтобы она мне вернула инструменты. Мне, честно говоря, стыдно идти к ней домой…

– Не беспокойся, я попрошу, – я взглянул ему в глаза и добавил: – Спасибо за все, Игнасио.

– Глупости, – ответил он, дружески хлопнув меня по плечу, и заговорил нормальным голосом, снова открывая дверь своего кабинета. – Друзья для того и нужны, чтобы время от времени помогать, правда?

Обращаясь уже к нам обоим, к Бенальу и ко мне, Игнасио разразился восторженным панегириком в адрес дружбы, но довольно быстро оборвал себя, понимая, что заставляет ждать Бенальу, и добавил, вдруг преисполнившись ответственности и глядя на меня:

– Ладно, дружище, у меня много работы. Мы тут сражаемся с диссертацией Абделя. Встретимся позже?

Я почувствовал, что ему не терпится обсудить наше приключение в четверг, так что пришлось сказать;

– Если ты хочешь…

– Очень хочу. Приглашаю тебя на обед. И Абделя тоже. Пойдешь с нами обедать, Абдель?

Бенальу поблагодарил за приглашение, но сообщил, что уже договорился обедать в Барселоне у каких-то своих родственников.

– Ладно, в другой раз, – высказал сожаление Игнасио. Затем, опять обращаясь ко мне, спросил:

– Ты не видел здесь Марсело?

– Он уехал в Морельо, – сказал я. – И точно не вернется до начала занятий.

– Ох, ну и жизнь у него! Ладно, в конце концов это ничего не меняет, правда? Пообедаем вдвоем. Ты за мной зайдешь, когда освободишься?

– Я освобожусь через десять минут.

– Отлично, – ответил он и, вновь обернувшись к Бенальу, улыбнулся: – Мы все успеем, правда?

Я прошел в свой кабинет, достал из портфеля два списка с оценками первых двух экзаменов и, снова выйдя в коридор, прикрепил их на пробковой доске, висевшей рядом с дверью. Я еще не успел закончить, как появился Рено. Он сердечно поздоровался со мной, и во время нашей беседы я задавался вопросом, знает ли он уже о моей очередной оплошности; по его ясному взору я определил, что он еще не в курсе. В какой-то миг Рено поинтересовался:

– О конкурсе уже что-нибудь известно?

– Скоро состоится, – ответил я. – Зимой. Заявку уже отправили в ректорат.

Рено не спросил меня, какую именно заявку отправили, но вновь предложил свои услуги в качестве члена комиссии; он также пообещал мне дать свое резюме для участия в конкурсе.

– Между нами: не теряй времени на составление нового, – посоветовал он. – Подойдет и мое. Все резюме одинаковы: копии чужих резюме или копии копий. Никогда ничего оригинального.

Наверное, после всего, что пришлось пережить, я еще как-то держался, а, может, печаль и смирение возвращают человеку способность иронизировать; во всяком случае я сам удивился, услышав свой голос:

– Например, резюме Менендеса Пидаля.

– Да, резюме Менендеса Пидаля, – согласился Рено с улыбкой. – Ладно, я пошел.

Вскоре я отправился к Игнасио и обнаружил его в кабинете; он собирал портфель. Бенальу уже ушел.

– Пойдем, – произнес Игнасио, закрывая портфель.

Идя по коридору, мы беседовали о диссертации Бенальу и у выхода с кафедры столкнулись с Алисией. Игнасио поздоровался:

– Привет, красавица, как дела?

– Хорошо, – ответила Алисия и спросила меня: – Ты ходил к деканше?

– Эта женщина – опасная сумасшедшая, – заверил Игнасио. – На тебя она тоже наорала?

– Нет, – ответил я. – Тут другое дело. Я говорил с ней сегодня утром. Я потом тебе расскажу, Алисия, ладно?

Алисия, пожав плечами, удалилась.

Спускаясь по лестнице, Игнасио прокомментировал:

– Какая она прелесть, правда?

Я ничего не сказал. Помолчав, тоном человека, только что пришедшего к безошибочному и все объясняющему умозаключению, Игнасио добавил:

– И, кроме того, не будем себя обманывать: она готова лечь в постель в любой момент. А теперь ты мне скажи какой красавец не поддается на ее чары? – Выходя из прострации, он вдруг с неподдельным интересом спросил: – Слушай, а что там у тебя с деканшей?

– Ничего, – ответил я. – Неважно.

Часть третья В Стране чудес

1

Вот уже больше месяца я пишу эту историю, выдуманную, по правдивую, эту хронику ложных истин и подлинных обманов. Я много раз думал (пытаясь объяснить самому себе состояние полнейшего уныния, поглотившего меня, когда я понял, что навсегда потерял женщину, которую я любил, но не добился этим женщины, которую так долго желал), что длительная совместная жизнь двоих людей, кроме всего прочего, создает некую неощутимую, но могущественную зависимость друг от друга. Я говорю себе, что эта железная связь крайне редко основана на любви – чувстве, в лучшем случае длящемся столько, сколько длится видение (так говорил Ларошфуко и так повторяет Марсело, и это правда: любовь подобна призраку, все о ней говорят, но никто не видел); вопреки обычному мнению, она основана и не на страхе одиночества, ибо по существу мы всегда одиноки. Нет: наиболее вероятным представляется, что в основе этой зависимости лежат узы, на первый взгляд незаметные, но обладающие гигантской властью; их природа загадочна, их смысл и цели неведомы, и мы не можем их контролировать, поскольку они подчиняются не пашей воле или какому-нибудь известному закону, а случайной химической реакции при взаимодействии двух различных самобытных сущностей. Эти узы становятся знаковой системой, обладающей относительной автономией по сравнению со знаковой системой, составляющей реальность, и, видимо, не менее сложной; в любом случае, она является (как аквариум для живущей в нем рыбки) своего рода экосистемой, миром в миниатюре, имеющем свои правила, ограничения и защиту. Управляется она ласковыми именами, которые только в интимном общении не кажутся смешными, и словечками, имеющими скрытый смысл, и обрастает, как ежик иголками, повседневными сложностями и обязанностями, также представляющими собой ритуал, церемониями и жестами, привычками и прочими тайными формами сообщничества. Удивительно, что, пока длится совместная жизнь, мелкое, но постоянное раздражение от этих уз кажется неким добровольным взносом, который следует платить, чтобы утвердиться в браке, как в доме, построенном на свой вкус, с разумной степенью комфорта и уюта; но когда совместная жизнь рушится, звериная тоска и чувство незащищенности превращают эти узы в условие sine qua поп[24] брака, и они перестают расцениваться как постылый взнос, а оборачиваются самыми любимыми местами твоего дома и сулят превратиться в источник безмерного счастья в будущем. Вероятно, поэтому значительно труднее, чем без любимого человека, бывает обходиться без этих уз, без этой знаковой системы, без этого мира в миниатюре, и невозможно не испытывать при этом острого ощущения сиротства, беззащитности и удушья, какие наверняка чувствует рыбка, вытащенная из аквариума.