Абу Мухаммед Али Ибн Хазм - Средневековая андалусская проза

• Название: Средневековая андалусская проза
• Автор: Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Древневосточная литература

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.

Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.

---

То же самое произошло с моим отцом — да будет доволен им Аллах! — и так было с ним до тех пор, пока не пришел к нему его срок.

Что же касается многих халифов из сыновей Марвана — да помилует их Аллах! — и в особенности потомков ан-Насира среди них, то они все созданы с предпочтением рыжего цвета, и ни один из них не расходится в этом с прочими. Мы их видели и видели тех, кто их видел, со времени правления ан-Насира и до сей поры, и все они русые, по сходству с их матерями, так что это стало природным качеством у них всех, кроме Сулаймана аз-Зафира, — да помилует его Аллах! — я видел, что у него черные волосы и борода. Что же касается ан-Насира и аль-Хакама аль-Мустансира — да будет доволен ими Аллах! — то рассказывал мне вазир, отец мой, — да помилует его Аллах! — и другие, что оба они были русые, сероглазые, так же как и Хишам аль-Муайяд и Мухаммад аль-Махди и Абд ар-Рахман аль-Муртада — да помилует их Аллах! — я видел их неоднократно, и входил к ним, и видел, что они русые, сероглазые, так же как их дети, и братья, и все их близкие. И не знаю я — по предпочтению ли это, вложенному в них всех природой, или так происходит по обычаю, который был у их предков, и они ему следуют. Рыжий цвет ясно виден в волосах Абд аль-Малика ибн Марвана, внука Абд ар-Рахмана, правнука Марвана, сына повелителя правоверных ан-Насира (это тот, которого называют «отпущенным»[21]). Он был лучший поэт из обитателей Андалусии во времена потомков Марвана и чаще всего воспевал рыжеволосых. Я его знал и сиживал с ним рядом.

И дивиться следует не тому, что кто-то полюбит безобразную, а потом такую любовь не испытает он в отношении других, — так бывало! — и не тому, кому свойственно, с тех пор как он существует, предпочитать наиболее низкое, но тому, кто взирал взором истины, и потом одолела его случайная любовь, после того как он долго пребывал в согласии с общим мнением, и изменила она то, что душа его знала прежде, и сделалась эта перемена его природным свойством, а первоначальное свойство исчезло. И он знал преимущество того, чего придерживался раньше, но, обратившись к своей душе, находил, что она отвергает все, кроме самого низкого. Дивись же этому могучему одолению и великой власти, которую имеет любовь!

И такой человек — действительно самый правдивый в любви, а не тот, кто украшается свойствами людей, к которым не принадлежит, и приписывает себе склонность, с ним несогласную. Он говорит, что выбирает, кого любить, но если бы отвлекла любовь его зоркость, и похитила его мысль, и унесла его проницательность, — поистине стала бы она преградой между ним, и выбором, и желанием. Я говорю об этом в стихотворении, где есть такие строки:

Некий юноша влюбился в девушку с короткой шеей
И увидел в длинных шеях признак джиннов[22] беспощадных.

Обосновывал свой выбор он весьма красноречиво,
Напрямик, без недомолвок и без промахов досадных:

Разве сернам грациозным при таких коротких шеях,
Обаятельным и стройным на своих копытцах ладных,

Только ради шей длиннющих, но не слишком-то красивых,
Предпочтете дромадеров, непростительно громадных?

В большеротую влюбившись, говорил другой частенько:
Большеротые газели лучше прочих травоядных.

В малорослую влюбившись, уверяет нас влюбленный:
В долговязых великаншах вижу гулей[23] кровожадных.

И еще я говорю:

Волосы рыжего цвета тщетно порочит навет;
Я все равно прославляю этот пленительный цвет.

Солнце такого же цвета, золото солнцу сродни;
Солнечный луч воспевая, свой выполняю обет.

Кто порицает нарциссы в благоуханном саду,
Где по ночам золотится звездный чарующий свет?

Пеплу и праху привержен разуму наперекор
Тот, кто прельщается черным, вечный нарушив запрет.

Угля чернее нечистый, и в преисподней черно;
Горестями омраченный, в черное скорбный одет.

Черное знамя[24] взметнулось, и убедилась душа:
На перепутиях мира правды спасительной нет.

ГЛАВА О НАМЕКЕ СЛОВОМ

Для всего, к чему стремятся люди, необходимо должно быть начало и способ, чтобы достигнуть этого, — един в создании без всякого посредства только изначальный мудрец, — да возвысится хвала ему! — и первое, чем пользуются ищущие единения и любви, чтобы открыть то, что они чувствуют, своим возлюбленным, — намек словом. Они либо произносят стихотворение, либо говорят поговорку или стих со скрытым смыслом, либо задают загадку, либо домогаются разговора, и люди различаются в этом по мере их разумения и сообразно тому, что они видят от своих возлюбленных, — неприязнь, ласку, понятливость или тупость. Я хорошо знаю людей, которые впервые обнаружили свою любовь к той, кого они полюбили, стихами, сказанными мной; с этого или с подобного этому начинает ищущий любви, и если видит он ласку и облегчение, то прибавляет еще; когда же заметит он что-либо подобное, произнося стихи, упомянутые нами, или рассказывая что-нибудь из того, что мы определили, то ожидание ответа — либо словом, либо по выражению лица или по поведению — ужасное состояние между надеждой и отчаянием; если это и краткий миг, это все же приближение к тому, что надежда осуществится, а бывает иногда, что надежду теряют полностью.

Но бывает, когда к намеку словом прибегают уже после сговора, когда известно, что любимая любит. Тогда случается и сетовать, и заключать условия, и укорять, и укреплять любовь намеком или словами, в которых виден слышащему иной смысл, чем тот, что придают ему влюбленные. И отвечает слышащий на них ответом, который приводит к цели не словами, а тем, что достигает слуха собеседника и спешит к его воображению, — и вот каждый из говорящих понял другого и ответил ему так, что не понял их никто, кроме тех, кому содействует проникающее чувство, помогает проницательность и оказывает помощь опыт, в особенности если он уловил какие-нибудь мысли влюбленных, — а они редко остаются скрытыми от умеющего хорошо распознавать. Тут уж не скроется от него то, чего любящие желают.

Я знаю юношу и девушку, которые любили друг друга. И пожелал он от нее, при одном из сближений, чего-то нехорошего, и сказала она: «Клянусь Аллахом, я пожалуюсь на тебя при людях, открыто, и опозорю тебя скрытым позором!» И, когда прошло несколько дней, явилась эта девушка на собрание к одному из царских вельмож и столпов правления и знатнейших мужей халифата, и были там многие женщины и евнухи, чьей власти и чьего мнения надлежало бояться. А среди присутствующих находился и тот юноша, так как он был связан свойством с вельможей. В собрании были и другие певицы, кроме той девушки, и, когда дошел черед ей петь, она настроила свою лютню и начала песню такими древними стихами:

Похожая на луну, газель вожделенная,
Как солнце за облаком, краса драгоценная.

Он сердце мне покорил печальными взорами,
А сам он хорош собой, он ветвь несравненная.

Ему покорилась я, любовью охвачена;
Ему я принадлежу, рабыня смиренная.

Однако, играя мной, не требуй запретного;
Меня не растаптывай, хоть я твоя пленная.

И я узнал об этом деле и сказал:

Казалось бы, правота ее несомненная,
Как будто бы на суде свидетель — Вселенная,

Но кто суду подтвердит подобную жалобу,
Когда видна лишь двоим вина сокровенная?

ГЛАВА О ПОВЕЛЕНИИ ВЗГЛЯДОМ

Потом, когда наступает согласие и единомыслие между влюбленными и нет надобности в намеке словами, главным становится повеление взглядом. Поистине, оно производит действие удивительное! Им разрывают и соединяют, и угрожают и устрашают, и отгоняют и радуют, и приказывают и запрещают; взглядом и унижают низких и предупреждают о соглядатае, им смешат и печалят, и спрашивают и отвечают, и отказывают и дают. Для всякой из этих разновидностей есть особое выражение взгляда, но установить и определить его можно, только увидев, и нельзя изобразить и описать эти взгляды, за исключением немногих. Я опишу небольшую часть этих разновидностей: строгий взгляд означает запрещение чего-нибудь; опущенные веки — знак согласия; долгий взгляд указывает на печаль и огорчение; взгляд вниз — признак радости; поднятие зрачков к верхнему веку означает угрозу; поворот зрачков в какую-нибудь сторону и затем быстрое движение ими назад предупреждает о том, про кого упоминали; незаметный знак быстрым взглядом — просьба; сердитый взгляд свидетельствует об отказе; хмурый и пронзительный взгляд указывает на запрет вообще. Остальное же можно постигнуть, только увидев.