Ю. Бахрушин - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Ю. Бахрушин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: История
• Год: 1994

«Воспоминания» Ю. А. Бахрушина — это не только история детства и отрочества самого автора, но и история знаменитого купеческого рода Бахрушиных, история российского коллекционирования и создания Театрального музея. Зав. редакцией С. Князева Редактор Я. Гришкина Художественный редактор Е. Ененко Технические редакторы Л. Ковнацкая, В. Кулагина Корректоры О. Добромыслова, Л. Овчинникова

---

Наученный отцом, возвратясь обратно, я незаметно дал понять Владимиру Васильевичу, что содержимое сундука стоит того, чтобы о нем начать разговор. Но Владимир Васильевич в ответ беззвучно прошептал: «Как везти такую груду» — и не стал подымать нового торга.

Мы стали прощаться. Хозяева искренно удивились:

— Как же вы без обеда-то поедете? Нет, сперва откушайте, а потом и поезжайте с Богом. Да куда вам спешить-то? Лучше отдохните у нас ночку, а там и дальше. Право, так складней будет.

Снова начались отказы и уговоры. Когда все проформы деревенского гостеприимства были соблюдены, вся многочисленная помещичья семья вышла нас провожать.

— Вы что ж? Теперь к Криштофовичу небось? — И Озеров стал объяснять Нилу дорогу, — Поезжай сейчас на Чижово, потом на Дальнее Залужье — хоть на Пьяное Залужье и ближе, но там дорога хуже, а оттуда на село Босино, потом на Селище, а уж от Селищ до Преображенского рукой подать.

Нил, который не хуже Озерова знал дорогу, учтиво слушал наставления и, по своему обыкновению, молчал.

Наконец мы устроились в экипаже и двинулись в дальнейший путь.

Время клонилось уже к полдню. Солнце невыносимо пекло, и воздух был недвижим. Парило. После неважно проведенной ночи в поезде нас разморило, и мы подремывали в мерно качавшейся бричке. Через некоторое время лошади пошли совсем шагом — дорога зазмеилась в гору, к большому селу. Медленно подползли к нам большие, просторные избы, неонрятные и неухоженные. В центре села, где с одной стороны высилась большая каменная церковь, а с другой открывались безбрежные дали, Нил остановил лошадей и не смог отказать себе в удовольствии щегольнуть местной достопримечательностью.

— Вот оно, село Чижово, — проговорил он, оборачиваясь к нам, — родина светлейшего князя Потемкина-Таврического. Он здесь и родился. Сказывают, его мать-то в бане родила… Богатое было село — всего вдоволь. Вот перед храмом-то, где кирпич-то валяется, — памятник ему стоял, Катерина, что ль, почтить велела… А значит, как он помер-то, наследница-то его, племянница, что ль, аль внучка, всю землю потемкинскую подарила на вечные времена крестьянству чижов-скому и всех на волю отпустила. Один уговор только сделала, чтоб они, значит, хранили церковь, памятник и баню эту, где Потемкин-то родился. А мужики-то тут все народ бесшабашный, как землю да луга эти получили, так и стали баловать. Что ни день, у них все праздник. Народ здесь к вину очень охоч. Недаром деревня-то ближняя так и прозывается Пьяное Залужье, потому и есть оно самое пьяное из всех. Землю пахать совсем бросили, на одних лугах и работали, и то с прохладцей. А потом уж и уговор забыли — храм забросили, памятник сломали, статуй медный на лом продали, дом барский здесь был, и его распотрошили и живут, прости Господи, как свиньи. Вот и выходит, верно говорят, что нашему брату от воли да от денег один вред. Непривычны мы к этому. Ни понятия, ни образования, одно безобразие получается… Но-о, пошли, что ль! — последнее обращение относилось уже к лошадям, которые нехотя двинулись в дальнейший путь.

Духота делалась все более и более нестерпимой. От жары и безветрия небо сделалось каким-то сизым. Съезжая с чижовской горы, мы заметили на горизонте очертания неясного облачка. По мере нашего продвижения вперед это облачко все росло и подползало к нам. Наконец оно уже закрыло половину неба. Поднялся легкий ветерок и начал пылить дорогу. Наши нотные лбы, покрытые коркой дорожной пыли, радостно ощутили неожиданную прохладу. Мы облегченно сдвинули фуражки на затылок. До Крищтофовича оставалось уже немного — надо было только проехать низкорослый лесочек, видневшийся вдали. И вдруг, как это всегда бывает в подобные жаркие дни, налетел один-единственный мощный порыв вихря, на земле все закрутилось, завертелось и винтом устремилось ввысь, вдали с ревом засуетился лес, засеребрился изнанкой завороченных ветвей, сорванные листья мотыльками взвились в воздух. И в это мгновенье ослепительно блеснуло впереди, раздался трещащий удар грома и сразу хлынул сокрушительный летний ливень. Мы все трое поспешно достали пальто и стали ими прикрываться. Не тут-то было — вода сверху устремилась такими потоками, что защиты от нее искать было негде.

— Ух, мошенница, за ворот потекла! — скулил Владимир Васильевич, а я сидел, боясь пошевельнуться, так как каждое движение, казалось, способствовало промоканию. Лошади плелись еле-еле. Молнии блистали ежеминутно, сопровождаясь непосредственно громовой разрядкой. Вдруг огненная стрела направилась прямо на нас. Мы сжались и схватились за глаза, лошади шарахнулись, а затем встали. Стрела, отклонившись от нас, ударила прямо в землю, в нескольких шагах от экипажа. Удар грома был оглушителен. Воздух наполнился запахом электричества. Мы съежились и сидели молча ни живы ни мертвы.

Неожиданно дождь сразу оборвался — мы с удивлением наблюдали, как стена ливня быстро отодвигалась направо, а слева все небо уже прояснилось. Гроза длилась не более десяти — пятнадцати минут, но на нас не осталось ни одной сухой нитки. Хлюпая по размокшей земле, лавируя между потоками бурой воды, лошади медленно двинулись вперед. Когда мы доехали до лесочка, впереди, на небе уже сияло солнышко, от коней шел пар и зелень радостно благоухала.

Миновав лес, мы попали на широкую дорогу, обсаженную древними, искалеченными временем ветлами. Она вела под горку к густой купе деревьев. Где-то слева от дороги виднелись крестьянские избы, белела церковка. Деревья впереди оказались разросшимися ивами, с большими стволами, густые их купы затемняли дневной свет и сохраняли сырость. Среди них мелькали какие-то полуразрушенные постройки, не то сарайчики, не то амбары. Вдруг сбоку засеребрился пруд, маленький, заросший осокарем и кувшинками, обсаженный ивами. Напротив пруда дорога обрывалась, переходя неожиданно на сочную зеленую лужайку, в стороне которой стоял древний, посеревший и позеленевший от годов барский домик. Его крытая деревянной дранкой крыша местами поросла изумрудным мхом, на верху наличников и по-прежнему и верхнему карнизам пробивалась мохнатая трава и торчали годовалые деревца. Людей нигде видно не было — все казалось мертвым.

Выждав паузу, Нил негромко позвал:

— Эй, люди добрые, кто тут есть?

Стоило ему вымолвить эту фразу, как на его зов немедленно откликнулась неизвестно откуда взявшаяся свора собак всевозможных размеров, видов и мастей. Они плотным кольцом окружили наш экипаж и стали дружно и настойчиво выражать свое неудовольствие появлению непрошеных нарушителей царившей здесь тишины. Положение создавалось критическое — лошади раздраженно отмахивались головами от наседавших на них псов, Нил тщетно махал кнутовищем, а Владимир Васильевич все сильнее и сильнее наседал на меня, так как собаки, видимо, сообразили, что его сторона наиболее уязвимое место в нашем фронте. Я с трудом удерживался на самом краю экипажа. В самый разгар собачьей атаки в доме открылась дверь и на пороге показалась худая, но довольно добродушная на вид старушка. Перекрывая голоса четвероногих сторожей, она довольно неприветливо крикнула нам:

— Вы к кому приехали-то?

— Скажите, пожалуйста, здесь живет господин Криштофович? — крикнул ей в ответ Владимир Васильевич.

— Криштофович? — недоверчиво переспросила старушка, — здесь, здесь он живет, коли вы к нему, так пожалуйте!..

По всему было видно, что гости в этом месте являются чем-то чрезвычайно необычным и редкостным. Старушка неожиданно расторопно водворила порядок в собачьей своре, указала Нилу, куда отвести лошадей, и помогла нам выгрузиться из экипажа. Без посторонней помощи нам на этот раз было бы трудно это сделать. Набухшее от воды платье обвисло на нас мешками, неудобно липло к телу, стесняя движения, башмаки хлюпали, и при каждом движении с нас обильно стекала вниз вода.

— Боже ты мой, Господи, — всплеснула руками старушка при нашем виде, — намокли-то вы как! Пожалуйте, пожалуйте сюда, в сени скорее!

Матушка, нельзя ли у вас где платье посушить? — попросил Владимир Васильевич.

— Сейчас, сейчас, батюшка, постойте здесь, я сбегаю принесу что-нибудь из гардеробной, вам переодеться. Вам-то обоим как раз впору будет Иосиф Евметьевича платье-то!

Она торопливо зашлепала куда-то во внутренние покои и быстро вернулась, неся ворох носильных вещей давно забытых фасонов. Через несколько минут мы уже переодевались в какой-то комнате. Заканчивая переодевание, мы готовились уже раздумывать, что делать дальше, как вдруг за дверью раздался голос старушки, пришедшей за нашим платьем. Отдав пришедшей с ней женщине обстоятельное распоряжение о том, где и как сушить наши вещи, она повела нас на барскую половину. Мы шли по каким-то коридорчикам и переходам. Везде было чисто и прибрано. Под ногами стелилась незатейливая домотканая дорожка, растянутая на глянцевитом желтом крашеном полу. Блестели кафелем голландские печи с горевшими жаром медными отдушниками и дверцами. По стенам, оклеенным какими-то невероятными обоями под старинный ситец, были повешены стародавние бисерные картинки и цветные гравюры. Иной раз попадалась какая-нибудь мебель, хоть и незатейливая на вид, но зато крепко обжитая. Наконец старушка открыла перед нами двустворчатую дверь, крашенную белой масляной краской, с медными ручками, и, пропуская нас вперед, проговорила: