Рязанов Михайлович - Наказание свободой

• Название: Наказание свободой
• Автор: Рязанов Михайлович
• Издательство: Издательство АМБ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009

Рассказы второго издания сборника, как и подготовленного к изданию первого тома трилогии «Ледолом», объединены одним центральным персонажем и хронологически продолжают повествование о его жизни, на сей раз — в тюрьме и концлагерях, куда он ввергнут по воле рабовладельческого социалистического режима. Автор правдиво и откровенно, без лакировки и подрумянки действительности блатной романтикой, повествует о трудных, порой мучительных, почти невыносимых условиях существования в неволе, о борьбе за выживание и возвращение, как ему думалось, к нормальной свободной жизни, о важности сохранения в себе положительных человеческих качеств, по сути — о воспитании характера.

Второй том рассказов продолжает тему предшествующего — о скитаниях автора по советским концлагерям, о становлении и возмужании его характера, об опасностях и трудностях подневольного существования и сопротивлении персонажа силам зла и несправедливости, о его стремлении вновь обрести свободу. Автор правдиво рассказывает о быте и нравах преступной среды и тех, кто ей потворствует, по чьей воле или стечению обстоятельств, а то и вовсе безвинно люди оказываются в заключении, а также повествует о тех, кто противостоит произволу власти.

---

Я вообще человек любопытный. Увлекающийся. Лет с двенадцати начал книги собирать. Все деньги, которые у меня появлялись (в основном — за сданный металлолом), на них тратил. И каждое приобретение мне доставляло бурную радость. Дома моих книг осталось больше ста. Среди них, знаешь, что есть? Подписные многотомные издания М. Горького, А. Толстого, А. Серафимовича, Ги де Мопассана, В. Шишкова, все пять томов А. Брэма («Жизнь животных»), «Кобзарь» Т. Шевченко и даже дореволюционные издания А. Пушкина, Л. Андреева, журналы «Нива», «Пробуждение». Читал и перечитывал я смешной роман Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», Д. Дефо — «Робинзон Крузо», А. Дюма — «Три мушкетера» (в двух томах). Очень нравится мне и роман М. Сервантеса «Дон Кихот». Я его с любого места мог читать — захватывало. Это вообще одна из самых моих любимых книг. А какие в ней иллюстрации Г. Доре! И ещё одна книга не уступает ей — «Похождения бравого солдата Швейка» юмориста Я. Гашека. И ещё один любимый мой роман — «Молодая гвардия» А. Фадеева. «Тимур и его команда» — одна из самых увлёкших меня книг. Я не выбросил даже «Чука и Гека». Это одна из первых книжек, которую я прочёл самостоятельно.

А у тебя есть домашняя библиотека? Напиши, пожалуйста, какие книги тебе больше других нравятся, мне это хотелось бы знать. О многих своих книгах я и сейчас вспоминаю. И помню. Например, многие стихи С. Есенина. До сих пор радуюсь, что у меня есть собрание сочинений этого прекрасного поэта. Томик стихов и поэм поэта я и сейчас вожу с собой. И скучаю по своим друзьям — книгам, находящимся в Челябинске. Это самое большое богатство в жизни. И я ими охотно с тобой поделюсь. Впрочем, многие из собранных мною книг могут оказаться и в вашей семье, и в твоей библиотечке.

Я и здесь продолжаю читать книги. А одну везде вожу с собой. Эта книга называется «Логика». Тебе она наверняка известна как учебник для учащихся 8-го класса. Я её с удовольствием штудирую. Знание этой науки помогает мне разобраться в разных жизненных вопросах и хитросплетениях. И — в людях.

Хотя я уединился, стараясь устроиться так, чтобы меня не беспокоили, но всё же бригадники, то один, то другой, любопытствуют, кому я пишу такое длинное письмо — целую тетрадку. Естественно, я скрываю, кому. Не люблю, когда лезут в душу. Да к тому же — посторонние, чужие люди. Раньше писал лишь маме и брату. Теперь — только маме. Я очень люблю свою маму, самую добрую, заботливую, самоотверженную, самую близкую на свете женщину. Хотя ни разу не признался ей в этом. Мне стыдно сказать ей об этом. Да и не словами, делами надо это доказать. А вот на деле у меня получилось далеко не так, как должно бы. Но я обязательно исправлю эту cвою ошибку и докажу, что вовсе не такой, каким меня, наверное, многие представляют. Делами докажу.

И если мама продолжает в меня верить, то отец, видимо, разочаровался. Он вообще не жалует меня своим вниманием. Весточки от него приходят редко. Мне думается, что он сочиняет их не совсем в трезвом виде. Да и пишет о том, что ему близко. Он, вероятно, обижен на меня за тот позорный номер, что я выкинул. На службе у него по этому поводу произошёл неприятный разговор в парторганизации, хотя он и не член партии. За ним, этим неприятным разговором, последовали и другие осложнения. И пришлось ему уволиться и поступить на другую работу. Такая вот невесёлая история. Наверное, на этом своё первое письмо закончу. Для начала хватит. Теперь терпеливо и с надеждой буду ждать ответа.

Небольшое уточнение. Я, наверное, не совсем прав, утверждая, что всё так скверно вокруг. Даже здесь есть немало хороших людей, ведь многие помогли мне выжить. Причём — бескорыстно. И первый из них — большевик Леонид Романович Рубан, бессребреник, предельно честный, а также добросердечный. Ещё один: доктор Борис Алексеевич Маслов — тоже несгибаемый человек. К моему великому сожалению, он погиб. Его убил лагерный подонок из воров по чьёму-то наущению. Иван Данилович Семириков, простой деревенский житель, по национальности — коми, замечательно душевный, щедрый и добрый человек. Он тоже умер, правда от перенапряжения физических сил. В первом лагере судьба свела меня с необыкновенным человеком — уроженцем и жителем Западной Украины Колей Ничепоруком. Он был настолько благожелательным[267] к людям, что готов был отдать (добровольно) и отдавал им последнее из того, что имел. Даже куском хлеба делился с незнакомым человеком. Он всех признавал своими братьями и друзьями, которым он должен помочь. Удивительные люди. Если хочешь, я тебе о них подробнее расскажу. И правдиво. Но добрые чувства здесь приходится скрывать. Чтобы не насмехались и не выставляли тебя дураком. Как было, например, с Колей Ничепоруком. За его доброту.

Извини, что пообещал завершить письмо, а уже и на обложку залез. Я вот о чём, Валя, совершенно не знаю твоих жизненных устремлений, привычек, симпатий и антипатий — ничего не знаю. Оказалось, что и братец твой, хотя вы и часто общались в детстве, имеет о тебе скудное представление. Или не умеет выразить своё понимание тебя. Мало что поясняют такие штрихи к портрету, как «любит вкусное». Кто из нас, особенно в детстве, не любил вкусное. Или: «поплакать любит». Так он ответил на мой вопрос, что ты любишь. Сомневаюсь, что ты и сейчас склонна к печали. А тогда тебя, как любую девочку, можно было легко обидеть, довести до слёз. Но это когда было…

Меня интересует: как ты живёшь, чем увлекаешься, какие книги читаешь, о чём мечтаешь, кем работаешь? Намерена ли продолжить учёбу, куда, в какой вуз намерилась поступить? Коля говорит, что школу ты закончила почти отличницей. Кстати, привет тебе от него. Он хоть и двоюродный тебе брат, но очень привязан к вашей семье и ты ему дорога. Он утверждает, что ты на год старше меня, но какое это имеет значение? Словом, жду. Пиши. Незнакомый тебе (пока) Юрий Рязанов. Называть меня можешь Юрой. Или Юрием. Как пожелаешь. Мой адрес: Красноярский край, г. Черногорск, п/я № 288/1. До свидания».

Переписав начисто, я разложил письмо в четыре настоящих почтовых конверта, запечатал, пронумеровал, наклеил марки, адресовал и отправил с помощью вольнонаёмного шофёра, надёжного парня, он нам чай на объект привозил. И даже — водку. Для бригадира. Он заверил меня, что опустил письма в почтовый вагон на железнодорожной станции. И я стал ждать. Проходил день за днём, но ответа не было. Тогда я принялся писать второе. И ожидание перестало тяготить — разговор продолжился. Я попросил Колю, который знал о моём послании, хотя и не читал его, узнать у сестры, дошло ли письмо до адресата, и он выполнил моё пожелание. Но вскоре его дёрнули на этап. Тогда я сделал отчаянную попытку наладить связь с Валей и послал ей следующее письмо. С тем же шофёром. Но и оно словно в бездонный колодец упало.

Ещё долго, до самой отправки в этап, я надеялся на чудо, но оно не случилось. Черновик же первого письма остался лежать в тайнике голубого чемодана. Через год я вместе с ним и письмами под фальшивым дном покинул последний п/я и привёз письма и прочие рукописи в Челябинск. Иногда при случае, когда письма попадали на глаза, я их перечитывал, дивясь своему безрассудству и наивности. А иногда и печалясь, что далеко не всё из задуманного сбылось в последующие годы».

Мурка

Кругом было тихо, только ветер воет,
На завалинке собрался совет,
Это хулиганы, злые ураганы
Выбрали себе там комитет.
Речь держала баба, звали её Мурка,
Ловкая красивая была,
Даже злые урки все боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.
На советах Мурка планы намечала,
Как им надо грабить, убивать.
Нравилися Мурки все делишки эти,
Нравилося Мурке воровать.
С ними ворорвала, с ними и делила,
Сними она ела и пила.
Вором её звали, все ею гордились,
Ворорвскую жизнь она вела.
Как-то поздней ночью Мурка изменилась,
Вырвалась без шухера она,
К лягашам проклятым подбежала Мурка
И сказала шёпотом она.
Вы, сынки советов, братья комитетов,
Надоело с урками мне жить,
Надоели эти все мои малины,
И хочу я тайну вам открыть.
И начала Мурка капать на малину,
Все свои секреты выдавать,
Лягаши писали, руки Мурке жали,
Не хотели Мурку выпускать.
Началась облава, урки не сдавались,
С лягашами бой они вели,
Дрались до упада, кровью обливались,
Пострадали, бедные, они.
Мурка вся дрожала, стыдно Мурке стало,
Совесть сильно мучала её,
Что все ураганы стали ей врагами,
И теперь убьют они ее.
Если тебе плохо было, Мурка, с нами
Или не хватало барахла,
Что тебя заставило связаться с лягашами
И пойти работать в губчека.
Разве не носила лаковые туфли,
Лаковые туфли на большой,
На большой с присыпкой, с маленькой улыбкой,
Мы тобой гордились пред шпаной.
Ты, Мурка, носила лаковые туфли,
Лаковые туфли на большой,
А теперь ты носишь рваные галоши
И гуляешь с рваной босотвой.
Вышел из малины, а навстречу урки,
И один по блату говорит:
— Там за переулком в кожаной тужурке
Мурка окровавлена лежит.
Это её Сенька так вчера поздравил,
Что-то с ней он долго говорил,
Говорил со злостью, аж трещали кости,
И сквозь зубы что-то процедил.
— Здравствуй, моя Мурка, ты моя голубка,
Здравствуй, дорогая, и прощай,
Ты расшухарила всю нашу малину,
А теперь вот финку получай.

Самолётик