Эдмунд Гуссерль - Картезианские размышления

• Название: Картезианские размышления
• Автор: Эдмунд Гуссерль
• Издательство: Наука
• Жанр: Философия
• Год: 2006
• ISBN: 5-02-026783-Х, 5-02-026934-4

Книга немецкого философа Эдмунда Гуссерля «Картезианские размышления» включает в свой состав пять размышлений. В первых трех размышлениях конспективно, с некоторыми изменениями и уточнениями, излагается содержание «Идей чистой феноменологии». Только в четвертом и пятом размышлениях содержится вполне новый материал. В «Картезианских размышлениях» гуссерлевская трансцендентальная феноменология предстает в полном и законченном виде. В таком же виде она изложена и в «Формальной и трансцендентальной логике», но самые фундаментальные положения заключительного этапа развития чистой феноменологии наиболее подробно и тщательно разработаны именно в «Картезианских размышлениях».

http://fb2.traumlibrary.net

---

§ 19. Актуальность к потенциальность интенциональной жизни

Многообразие интенциональности, свойственной каждому соотнесенному с миром cogito уже благодаря тому, что оно осознает не только объекты мира, но и само, как cogito, осознается в сознании внутреннего времени, тематически не исчерпывается рассмотрением cogitata только как актуальных переживаний. Напротив, в каждой актуальности имплицитно содержатся ее потенциальности, которые представляют собой не пустые, но заранее очерченные в своем содержании возможности, а именно, возможности, интенционально намеченные в том или ином актуальном переживании, которые, к тому же, характеризуются тем, что осуществлять их может само Я. Тем самым указывается следующая основная черта интенциональности. Каждое переживание имеет горизонт, меняющийся вместе с изменением объемлющей это переживание взаимосвязи сознания и со сменой фаз его собственного протекания, — интенциональный горизонт, в котором осуществляются отсылки к открытым для самого переживания потенциальностям осознания. Например, каждому внешнему восприятию свойственна отсылка от собственно воспринятых сторон воспринимаемого предмета — к полагаемым наряду с ними сторонам, еще не воспринятым, но лишь антиципированным в ожидании и, на первых порах, в не допускающей никакого созерцания пустоте, — к сторонам, которым еще только предстоит войти в восприятие: некая постоянная протенция, приобретающая новый смысл в каждой новой фазе восприятия. Кроме того, у данного восприятия есть горизонты иных возможностей восприятия как такового, коими мы могли бы обладать, если бы активно управляли ходом восприятия, например, посредством иного, чем прежде, движения глаз, продвигаясь вперед или отступая в сторону, и т. д. В соответствующем воспоминании то же самое повторяется в модифицированном виде, например в осознании того, что в прошлом вместо сторон, оказавшихся фактически видимыми, я мог бы воспринять и другие, если бы, конечно, соответствующим образом скорректировал свою воспринимающую активность. Нельзя также упускать из виду, что каждому восприятию постоянно принадлежит горизонт прошлого, как потенциальность воспоминаний, которые можно пробудить, а каждому воспоминанию принадлежит в качестве горизонта непрерывная посредующая интенциональность возможных воспоминаний (которые я могу активно осуществлять), вплоть до некого актуального в прошлом момента восприятия. Повсюду к этим возможностям примешивается некое Я могу и Я делаю, или Я могу иначе, чем делаю, — несмотря на то, что эта свобода, как и любая другая, всегда может встретить препятствия. Горизонты представляют собой заранее очерченные потенциальности. Добавим также, что каждый горизонт можно расспросить в отношении того, что в нем расположено, истолковать его, раскрыть те или иные потенциальности жизни сознания. Именно так мы раскрываем предметный смысл, всегда лишь имплицитно намеченный в актуальном cogito. Смысл этот, cogitatum qua cogitatum, непредставим в качестве готовой данности; он проясняется лишь в результате истолкования данного, а также других, вновь и вновь пробуждаемых горизонтов. Хотя само предочерчивание всегда несовершенно, оно в своей неопределенности обладает, однако, определенной структурой. Например, в отношении скрытых от взгляда сторон игральной кости еще многое остается неопределенным, и все же она уже заранее схвачена как игральная кость и далее, в частности, как имеющая цвет, шероховатую поверхность и т. д., причем каждое из этих определений всегда допускает появление новых частностей. Это допущение, предшествующее дальнейшим действительным определениям, которые могут никогда и не воспоследовать, заключено в самом сознании как его момент и есть именно то, благодаря чему и составляется горизонт. В процессе действительного восприятия — в отличие от всеобъемлющего объяснения посредством предвосхищающих представлений — осуществляется дальнейшее наполняющее определение (а возможно, и переопределение), которое, однако, в свою очередь оставляет открытые горизонты.

Таким образом, любое сознание, как сознание о чем-то, имеет существенную особенность: оно не просто вообще может переходить ко все новым способам осознания, оставаясь при этом сознанием об одном и том же предмете, который в единстве синтеза интенционально содержится в этих способах как тождественный предметный смысл, но переход этот может осуществляться в соответствии с вышеописанной горизонтной интенциональностью, и только в соответствии с ней. Можно сказать, что предмет — это полюс тождественности, который постоянно осознается вместе с заранее полагаемым и подлежащим осуществлению смыслом; для каждого момента сознания он знаменует собой некую сообразующуюся с его смыслом поэтическую интенциональ-ность, которая может быть исследована и истолкована. Все это допускает возможность конкретного изучения.

§ 20. Своеобразие интенционального анализа

Как выясняется далее, интенциональный анализ сознания представляет собой нечто совершенно иное, нежели анализ в обычном и естественном смысле слова. Жизнь сознания, как мы уже однажды отметили, не есть просто некое целое, составленное из данных сознания и потому доступное анализу в наиболее широком смысле, т. е. она не просто делима на свои самостоятельные и несамостоятельные элементы, при том, что формы, которые обеспечивают единство (гештальт-качества), должны быть в дальнейшем причислены к несамостоятельным. Конечно, при рассмотрении некоторых тем интенциональный анализ также приводит к разделениям, и потому здесь можно еще употреблять это слово, однако, собственным его достижением повсюду оказывается раскрытие потенциальностей, имплицитно содержащихся в актуальных переживаниях, благодаря чему в ноэматическом отношении истолковывается, становится отчетливым и, возможно, проясняется полагаемый в сознании предметный смысл. Интенциональный анализ руководствуется знанием того фундаментального обстоятельства, что каждое cogito, как сознание, хотя и есть в самом широком смысле полагание того, что полагается в нем, однако это полагаемое всегда полагается в большем объеме и всякий раз больше того, что в тот или иной момент дано как полагаемое эксплицитно. В нашем примере каждая фаза восприятия была лишь одной стороной предмета, полагаемого в восприятии. Это содержащееся во всяком сознании «сверх-себя-полагание» должно быть рассмотрено как его существенный момент. А то, что оно называется и должно называться избыточным полаганием одного и того же, становится очевидным только благодаря возможности сделать его отчетливым и раскрыть, наконец, для созерцания в форме дальнейшего действительного и возможного восприятия или в форме возможного воспоминания, которое мне предстоит осуществить. Но феноменолог не ограничивается, с наивной увлеченностью, интенциональным предметом чисто как таковым, не подвергает его только прямому рассмотрению, не занимается истолкованием полагаемых признаков, частей и свойств этого предмета. Иначе интенциональность, составляющая основу интуитивного или неинтуитивного осознания, а также рассмотрения и истолкования, осталась бы анонимной. Другими словами, остались бы скрытыми заключенные в сознании ноэтические многообразия и их синтетическое единство, благодаря которому, — в результате достигнутого сообразно с его сущностью единства, — мы вообще имеем один непрерывно полагаемый интенциональный предмет, и притом каждый раз этот определенный предмет, словно держим его перед собой как полагаемый так-то и так-то; а также скрытые конститутивные акты, в результате которых мы (если от рассмотрения сразу переходим к истолкованию) непосредственно находим в качестве экспликатов полагаемого или полагаем имплицитно и можем затем показать в созерцании какой-либо признак, свойство или часть. Исследуя любую предметность и все, что может быть найдено в ней, исключительно как коррелят сознания, феноменолог рассматривает и описывает ее не только непосредственно и не только в соотнесенности с соответствующим Я, с ego cogito, cogitatum которого составляет эта предметность; скорее, он проникает своим рефлектирующим взглядом в анонимную мыслящую жизнь, обнаруживает определенные для каждого из многообразных способов осознания синтетические процессы и лежащие еще дальше модусы действий Я, которые делают доступным пониманию то бытие, которое для Я просто полагается, — данное в созерцании или недоступное ему бытие предметного: помогают понять, как сознание в себе самом и благодаря той или иной своей интенциональной структуре делает возможным и необходимым тот факт, что в нем осознается и выступает в качестве некого смысла подобный объект, — сущий, и сущий именно так, как он есть. Так, например, в случае восприятия вещей в пространстве (абстрагируясь сначала от всех приписываемых им значений и ограничиваясь одной лишь res extenso) он исследует сменяющие друг друга зримые и другие чувственные вещи, поскольку они сами по себе характеризуются как явления этой самой res extenso. Для каждой из ее меняющихся перспектив и, далее, в отношении способов ее временной данности он исследует степени ее сохранения в сознании при ослабевании ретенции, в отношении Я — модусы внимания и т. д. При этом следует иметь в виду, что феноменологическое истолкование воспринятого как такового не связано с проводимой в процессе восприятия и в соответствии с ним экспликацией воспринятого сообразно его признакам, но посредством актуализации потенциальных восприятий, которые могли бы сделать невидимое видимым, проясняет то, что заключено в смысле cogitatum, и то, что лишь соположено, как недоступное созерцанию (например, тыльная сторона). Это справедливо для всякого интенционального анализа вообще. Как таковой он выходит за пределы отдельных анализируемых переживаний: истолковывая их коррелятивлые горизонты, он помещает самые разнообразные анонимные переживания в тематическое поле таких переживаний, которые выполняют функцию в отношении предметного смысла соответствующего cogitatum, т. е. не только актуальные, но и потенциальные переживания, которые, как таковые, заранее имплицитно очерчены в смыслообразующей интенциональности актуальных переживаний и, по мере их выявления, с очевидностью характеризуются как переживания, в которых истолковывается имплицитный смысл. Только таким путем феноменолог может понять, как и при помощи каких способов осознания в имманентной жизни сознания, в его непрерывном потоке, могут осознаваться устойчивые и неизменные предметные единства, и, в особенности, как происходит это удивительное конституирование тождественных предметов для каждой предметной категории, т. е., как выглядит конституирующая жизнь сознания и как она должна выглядеть для каждой из них сообразно коррелятивным ноэтическим и ноэматическим модификациям одного и того же предмета. Горизонтная структура всякой интенциональности предписывает, таким образом, феноменологическому анализу и описанию совершенно новую методику — методику, которая вводится в действие всюду, где сознание и предмет, полагание и смысл, реальная и идеальная действительность, возможность, необходимость, видимость, истина, а также опыт, суждение, очевидность и т. д. выступают как трансцендентальные проблемы (параллельные чисто психологическим) и должны быть разработаны как подлинные проблемы субъективного «праначала».[14]