Иван Зорин - Вечность мига: роман двухсот авторов

Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.
Описание книги "Вечность мига: роман двухсот авторов"
Описание и краткое содержание "Вечность мига: роман двухсот авторов" читать бесплатно онлайн.
Переписанные тексты, вымышленные истории, истории вымыслов. Реальные и выдуманные персонажи не отличаются по художественной достоверности.
Он оторопел. На миг ему почудилось, что он спит, накрывшись с головой душным одеялом.
Капитан, распорядившись снять отпечатки, пересказал досье Глова:
«Савелий Глов, клички: Левша и Рыжий, — отметил свои десять лет кражей, пятнадцать — грабежом, двадцать — убийством. Он стал кумиром своего квартала после пьяной драки. Заносчивый чужак вынул нож, Глов разбил «розочкой» бутылку. Их обступили кольцом, а расступились, когда чужак уже захлебнулся в крови. А потом булыжные мостовые сменил лесоповал, костюмы с иголочки — серый ватник. После освобождения — опять грабежи, разбои, недолгое скитание по «малинам» и — новый срок. Лагеря, жестокие разборки и законы блатных сопровождали его вместе с клеймом «особо опасного». И наконец, убийство конвойного, побег в тайгу и смертный приговор заочно».
Тот, кому предлагали роль вора в законе, расхохотался: «Дело шьёшь, гражданин начальник!» Книгочей, сносно владеющий феней, он подумал, что поколения зэков оттачивали блатной жаргон так же старательно, как и заточки.
«Отпечатки совпали, — доложили капитану, — это Глов». Он открыл рот, но слова не наполнялись звуком.
Капитан, не размыкая пальцев на животе, кивнул на стриженного ёжиком иуду и приказал увести обоих.
В камере навалилась тьма, заломило виски. Он медленно сполз по стене. Разрозненные фрагменты собирались в мозаику: дурные предчувствия, диссертация, банк, его ошибка, зловещий силуэт Глова. За решёткой тускло мерцала лампочка. Он глядел на неё и думал, что сиамским близнецам — сидящему сейчас в камере и тому, кому завтра предстоит защита — никогда не встретиться, что время в их внутренних мирах течёт в разные стороны. Или тот, другой, ненастоящий? Или он лишь пригрезился? Тогда он стал молить Бога, чтобы Он разрубил близнецов. И Бог внял его мольбам.
«Извиняй, кореш, что заложил, — прошептали рядом, — всё равно бы раскололи».
Крепыш провёл пятернёй по голове, собираясь с духом.
— Нам обоим вышак ломится, а легавых — раз два и обчёлся… Соображаешь?
«Яснее ясного: вместо диссертации придётся защищать жизнь», — подумалось ему.
— Вот перо — протянул крепыш. — Иди, покличь их, Левша.
Савелий Глов, помедлив, взял нож и, оскалившись, сделал в темноте шаг навстречу Судьбе.
Дмитрий Широкорад. «Автопортрет в натюрморте» (1982)
ВСЕ ТАМ БУДЕМ
Жил некогда в Московии человек, отражавший собеседника, как зеркало. С бойкими был боек, с заиками заикался, с косноязычными и двух слов не мог связать. Самого его не существовало, он рождался лишь в разговоре, как тень рождается от вещи. И как солнце, уничтожающее в зените тень, его убивало молчание. Возраст невероятно развил его талант: имитируя слова и жесты, он научился схватывать внутренний образ человека, как фотография ловит внешний. С глухими он был глух, с немыми — нем, с торговцем побрякушками становился торговцем побрякушками. «Каждому в удовольствие послушать себя», — оправдывался он, впитывая собеседника, как губка. Он мгновенно переваривал и выдавал портрет, в котором штрихами учитывались все присказки, паузы, междометья, интонации, его метаморфозы были столь же поразительны, сколь и чудовищны. Его дар перевоплощаться открылся рано, когда у отличавшихся занудством учителей он делался тугодумом, а у быстро мыслящих схватывал на лету. Как-то раз учитель заболел, и он с успехом заменил его, а вскоре — и весь школьный коллектив. Он переходил из класса в класс и становился то Петром Ивановичем, географом, то Иваном Петровичем, историком, он был гением лицедейства, и все актёры казались перед ним ряжеными. Когда он заболел, то привычно стал своим лечащим врачом, когда умирал — причащавшим его священником, так что со стороны казалось, будто он исповедовал себя сам. И все мучительно гадали, кем он станет на Страшном Суде. Ведь если он попадет в ад, будет второй сатана, а если в рай, то опровергнет единобожие. Этот вопрос наделал много шума, и церковники, в конце концов, решили, что он избежит судилища: прожив никем, разменяв свою жизнь на десятки чужих, он растворился в них водой в воде. А значит, судить его, что бумагу, терпеливо несущую каракули. «Его грехи — это пятна от сальных пальцев, — говорили священники, — его раскаянье — это молитва о прощении чужих пороков».
Но Синод ошибся. Этот человек всё же предстал перед Судом. Чтобы не сделаться участниками комедии, его судили заочно, и в наказание за пренебрежение свободой воли он получил место младшего писаря небесной канцелярии, где исполняет всю черновую работу: ведёт протоколы, подчищает кляксы и повторяет за архангелом приговор.
В подражание небесной братии у него выросли крылья.
***
Для Агасфера время текло двумя рукавами, и любую ситуацию он переживал дважды: мог один раз сказать «да», а в другой «нет», мог жениться, оставаясь холостым, и напиться, не беря в рот спиртного. За ним хвостами тянулись два прошлых, которые он постоянно путал, хотя и говорил при этом, что прошлое, как нога: отрежешь — упадёшь. Он прилаживался к нашему времени то одним рукавом, то другим, сопрягая события по вкусу. Ставя один раз на красное, а в другой на чёрное, он всегда выигрывал.
В его памяти любой факт двоился, выступая в паре со своим отрицанием, поэтому в ней ничего не держалось. Для него также не существовало правды и лжи: то, что в одном времени было правдой, в другом оказывалось ложью.
Вечный Жид всегда мог исчезнуть, перебежав, точно крот в соседнюю нору, на запасную колею времени. Так, если смерть поджидала его на перекрёстке, он благополучно огибал его, имея под рукой два русла времени, оставался бессмертным.
А когда настал конец времён, и на Страшном Суде спросили, что он думает о своей праведности, он ответил: «Правду водят на коротком поводке, и она лает по приказу хозяина».
Его приговорили набивать себе шишки, спотыкаясь на ухабах несовершенных ошибок и умирать всеми смертями, которых он избежал.
***
Одного сутягу спросили, зачем он проводит жизнь в залах для заседаний, разглядывая скучные лица присяжных? Скривившись, он задрал вверх палец: «Практикуюсь перед Последним Судом!»
Гаврила Христофорович Архангельский. «Семь нот трубного гласа» (1899)
ОТ ПРОТИВНОГО
Я не родился Пушкиным, женщиной, французом. Я не открыл Америки, не изобрёл велосипеда, не посадил дерева, не учился в иезуитской школе, не плавал вокруг света, не стрелял в голубей.
Я не гомосексуалист, но мне не везло с женщинами. Я не атеист, но не верю в Бога.
Я не говорю по-испански, по-японски, по-ирокезски и на северном диалекте фарси. Я не был в Китае, в России дальше Урала, в Африке ниже экватора, не жил в монастыре, горном ауле и американском Санкт-Петербурге.
От сумы и тюрьмы я не зарекался. Не лез из кожи и не рвался во власть, не отдавал честь и не тянулся во фрунт, не мыл золото, не валил лес и не служил на побегушках. Я не погиб под Севастополем, Бородином, Полтавой, не сложил голову в революцию и гражданскую войну, не сражался за правое дело, не отдавал силы левому. Меня не повесили, не расстреляли, не сослали на каторгу. Я нигде не состоял и ни в чём не участвовал.
Я не молод, не стар и не бессмертен.
И живу, не зная зачем.
Данила Хмарц. «Антибиография» (1936)
ПЯТАЯ ЗАПОВЕДЬ
После того, как свела мужа в гроб, она лишила меня законных метров. С тех пор я мыкаюсь по углам, а она живёт, как крыса в норе, в огромной полутёмной квартире. Чтобы иметь крышу над головой, мне пришлось рано жениться. Но она преследовала меня и в образе жены. В их отношениях, которые походили на бой с тенью или перебранку с зеркалом, мне отводилась роль буфера. Вытерпев полжизни, я развёлся. Теперь она рада видеть меня в гостях, чтобы с порога присосаться пиявкой. У неё мёртвая хватка, и я часами выслушиваю, что последние тридцать лет на свете нет человека больнее её. «Всё тебе достанется», — выговорившись, выпроваживает она меня. Подсластив пилюлю, она хлопает дверью, а я ещё долго стою на лестнице, слушая её любимый сериал. Между тем, я размениваю пятый десяток. «Ты разрываешь мне сердце, — вздыхает она по телефону, когда я попадаю в больницу. — А оно у меня слабое…» А потом, сравнивая с моими, долго перечисляет болезни, словно послужной список. Уверен, что на моих похоронах её не будет — врачи запретили ей нервничать.
Я знаю, убей я её, Господь простит мне все грехи. «Ты избавил мир от крысы», — скажет Он, сажая меня одесную. Но в Бога я не верю. К тому же — трус. Ночами в детстве я представлял, как душу её подушкой, а она, прокусывая её, как крыса, вцепляется мне в руку. А очнувшись от этих мыслей, я слышал за стенкой ровный храп.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Вечность мига: роман двухсот авторов"
Книги похожие на "Вечность мига: роман двухсот авторов" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Иван Зорин - Вечность мига: роман двухсот авторов"
Отзывы читателей о книге "Вечность мига: роман двухсот авторов", комментарии и мнения людей о произведении.