Рисс Хесс - Planescape: Torment: "Пытка Вечностью"

• Название: Planescape: Torment: "Пытка Вечностью"
• Автор: Рисс Хесс
• Жанр: Фэнтези

Неофициальная новеллизация, базирующаяся на диалогах из игры.

---

Нордом продолжал глядеть на меня, но я чувствовал, как слова мои проникают в его разум — я ощущал искру, всего лишь искру энергии в нем… если я смогу раздуть ее… извлечь наружу…

— Ну же, Нордом… Сила. Скорость. Могущество. Сконцентрируйся!

— ПОЛОЖИТЕЛЬНО.

Зрачки Нордома неожиданно щелкнули и обратились в ослепительно яркие точки, подобные миниатюрным звездам. Руки его вскинулись вверх, будто он стремился взлететь, а когда снова опустились, Нордом казался более… уверенным. Так я чувствовал, по крайней мере. Что-то изменилось. Пройдет время, и навряд ли Нордому потребуется мое внушение, чтобы свыкнуться со своей новой личностью.

— ПРИКАЗ ИСПОЛНЕН. — Нордом моргнул, из одного из вентиляционных отверстий в корпусе со свистом вырвалась струйка пара. Голос его был слишком уж глубоким, будто доносился из огромной пещеры, но затем обычный тон вернулся. — П — п — приказ исполнен.

В коридоре показалась Анна, явно заинтересовавшись, почему это все собрались поболтать среди ночи. Как только она приблизилась, Нордом обратился к ней.

— Анна! Морти хочет поиграть с твоими булочками!

Морти закатил глаза и отчаянно зашептал:

— Заткнись! Заткнись!

— О, я точно дам тебе, с чем поиграть! — Анна вперила в Морти яростный взгляд.

Я предложил товарищам разойтись по комнатам и попытаться заснуть. Войдя в свою комнату, я оглядел вещи, выброшенные Нордомом. Так оказалось зеркало, наверняка волшебное. На одном из механических предметов были начертаны магические символы, подобные наносимым на свитки с заклинаниями; я вполне понимал их.

На тяжелой шестеренке, что я вытащил из общей массы хлама, были написаны алгебраические вычисления Энолл Эвы, аннигилированного главы проекта Рубикон. На поверхности предмета красовалось сложное уравнение, которое модрон вывел, пытаясь просчитать изменения лабиринта Рубикон. На ход его мыслей явно повлияли энергии Лимбо, побудив узко мыслящего модрона обратиться к чему-то другому и чрезвычайно опасному. Написанное походило на свиток с заклинанием и я обнаружил, что могу переписать его в свою колдовскую книгу. При первой же возможности применю это заклинание.

Энолл Эва? Интересно, значило ли это имя что-то, если прочитать его наоборот, как Нордом? Нет, ничего…

54. Дневник — додекаэдр

На следующее утро я постучал в дверь комнаты Падшей Грэйс и Нордома; пора было отправляться в путь. Падшая Грэйс крикнула, что выходит, и, действительно, вскоре оба присоединились ко мне в коридоре. Неожиданно Нордом резко обернулся к девушке.

— Я просчитал, что Падшую Грэйс сочтут привлекательной представители мужского пола более чем 321.423 народов. Плюс минус пять.

— О? И модроны тоже? — заинтересовалась девушка.

— Я не могу больше дать ответ на этот вопрос. Я не знаю.

Я наказал Нордому отправляться в общий зал гостиницы, где уже дожидались остальные, и он устремился прочь. Падшая Грэйс с улыбкой обратилась ко мне.

— Должна признаться, Нордом самый милый из иных модронов, которых я встречала.

Недавно я проведал, что в этом районе живет лингвист, и решил навестить его, питая слабую надежду, что он поможет мне расшифровать найденный дневник. Расспросив жителей Района Клерков, я выяснил, как отыскать лингвиста, и узнал его имя — Финам.

Когда я навестил последнего, он отказался помогать мне, но я сумел убедить Финама, что лишь его непревзойденные навыки могут решить стоящую проблему. Я обратил дневник — додекаэдр в страницу с письменами и попросил перевести ее. Лингвист взял додекаэдр в ладони и внимательно его оглядел.

— Язык давно забыт, и вряд ли сейчас кто- либо его использует. Думаю, мой отец — лингвист, как и я сам, — знал его, и был единственным человеком в Сигиле, кто его понимал. Я узнаю язык по оставленным заметкам, но перевести текст не могу.

Должен же быть способ перевести дневник! Возможно, я и сам сумею сделать это, если заметки его отца сохранились.

— А у тебя все еще есть эти заметки?

— Если ты хочешь воспользоваться ими для перевода, то это бесполезно… а несколько книг, написанных на этом языке, исчезли примерно тогда, когда его убили, насколько я помню.

— Твоего отца убили?

— Задушили. Он давал кому-то уроки — он занимался обучением различным языкам, чтобы иметь деньги на свои исследования — и был обнаружен мертвым в одной из комнат Зала Народных Гуляний. Убийцу так и не нашли. Это было около… пятидесяти лет назад. Я тогда был еще ребенком.

— Значит, он знал язык и мог обучить ему?

— Мог бы и научил бы, будь он жив. Говорили, что отец мой был великим наставником. — Финам грустно вздохнул. — Любовь к языкам перешла ко мне от него, а вот терпения для наставничества нет, увы.

Возможно, отец его не столь уж и вне досягаемости, для меня, по крайней мере.

— Его… кремировали в Мавзолее?

— Нет, почему… его прах пребывает здесь. — Он указал на бронзовую урну на шкафу, рядом с букетом пурпурных цветов. — А зачем ты спросил? — На губах Финама появилась хитренькая улыбочка. — Ты что, некроскоп? Можешь говорить с мертвыми? — Неожиданно он посерьезнел. — Не хочу и говорить об этом. Извините, сир… прощайте.

Финам, конечно шутил, знал бы он правду! Конечно, я не пытался применить свои магические умения к горстке праха, но почему состояние покойного должно иметь значение? Проигнорировав Финама, я сделал шаг по направлению к урне, закрыв ее своим телом. Сняв крышку, я призвал магию беседы с мертвецами и направил ее на прах.

Казалось, тот чуть взметнулся, будто потревоженный моим дыханием. Далекий голос раздался из урны.

— Почему, почему меня призвали к сему праху, хладному и серому, как сердце ведьмы?

— Чтобы получить ответы на вопросы, дух…

— Спрашивай же, дабы мог я упокоиться вновь…

— Кто ты?

— Я… был… Фин, лингвист и школяр. Я был убит! Своим собственным учеником… убит, чтобы я никого боле не мог обучить языку, которому я обучил его. Язык Уйо, один из редчайших во Вселенной. Я не знал никого, кто бы владел им, не считая меня и проклятого убийцу- ученика…

Я описал ему письмена в додекаэдре, спросив, знает ли он этот язык.

— Да, я могу обучить тебя этому языку… честно говоря, это доставит мне удовольствие, ибо пойду я наперекор воле давнишнего ученика с обагренными кровью руками. Назови мне языки, которыми владеешь…

Дух начал обучать меня забытому языку Уйо, и из глубин разума, как из глубоких хладных вод, пришли воспоминания… память о языке. Я вспомнил буквы, слова, предложения и — будто ветер Шпиля развеял одеяло ядовитого смога над Великой Литейной — я вновь свободно владел сим языком.

Пришло и иное воспоминание… темное, наполнившее меня чувством вины…

Я вспомнил самого Фина Эндли. Вспомнил его ласковый голос, его доброту, его уроки, которые он давал мне, обучая языку Уйо. Я также вспомнил мою покрытую шрамом руку, сжимающую его тонкую шею, сокрушающую гортань, дабы обезопасить тайну моего дневника, надежно сокрытого от любопытных глаз в головоломке- додекаэдре и содержащего записи на языке Уйо…

Еще одна смерть, за которую я в ответе. Сейчас уже ничего не поделаешь, но я должен был открыться духу, с которым общался.

— Фин… я должен сказать тебе… это я тебя убил.

Дух замолчал, прах еле заметно шевелился в урне. Когда он вновь заговорил, голос его был исполнен горечи.

— Но… зачем… зачем вновь обращаться ко мне? Ты что, забыл, чему я учил тебя?

— Нет… то есть, да. Сложно объяснить, но, должно быть, тебя убило мое прошлое «я». Каждый раз, когда я умираю, я восстаю, будто ото сна… но забываю все… кем я был и что я сделал…

— Думаю, что понимаю тебя… я чувствую твое раскаяние и прощаю тебя. Да пребудет с тобой мир, бывший ученик, и да будешь ты добрее в этой жизни, чем в той, которая пришлась на мою кончину… — Дух, как и при жизни, отнесся ко мне с куда большей добротой, чем я заслуживал.

— Спасибо, Фин. Прощай.

Я пришел в себя, обнаружив, что Падшая Грэйс пытается преподнести хозяину историю о временном параличе, которая, впрочем, никак не объясняла снятую с урны крышку. Если бы не ее женское очарование, Финам непременно позвал бы стражей — Гармониумов.

Я был поглощен тем, что узнал сейчас, чтобы обращать внимание на Финама, и покинул дом его, ни сказав больше не слова. Прислонившись к стене в соседней с домом аллее, я взял в руки дневник- додекаэдр.