Висенте Бласко Ибаньес - В поисках Великого хана

• Название: В поисках Великого хана
• Автор: Висенте Бласко Ибаньес
• Издательство: Калининградское книжное издательство
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1987

В романе рассказывается об открытии Нового Света отважными испанскими мореплавателями, дается сложный и противоречивый образ знаменитого открывателя Америки Христофора Колумба. Используя работы историков той эпохи, автор пытается воссоздать историю жизни Колумба, о котором до сих пор имеется очень немного достоверных сведений.

---

Он поднялся на ноги и замер, поглощенный мыслями о случившемся. Отомстить этому ненавистному человеку! И Фернандо инстинктивно протянул руку к правой стороне своего пояса, но там были только пучки расплетенного каната — их корабельным слугам полагалось постоянно иметь при себе, чтобы в случае надобности снабжать матросов. У всех «носовых» были ножи; их не было только у слуг, обязанных поддерживать на корабле чистоту.

И Фернандо устремился к тому крытому месту на палубе, где хранились различные железные орудия и инструменты большого размера: ковши для подачи горячей смолы конопатчику, занятому приведением в порядок корпуса корабля, и остроги разных видов, употребляемые для рыбной ловли. Схватив один из этих трезубцев, он бросился к кормовой башне, но не успел пробежать и нескольких шагов, как на его плечо легла чья-то рука, не грубая и не властная, а ласковая и дружеская.

То был ирландец, который все еще держал в другой руке свою арфу.

Он ласково посмотрел на Фернандо, глаза у него были светло-карие, со множеством черных точек. И он заговорил, подбирая слова с медлительностью человека, привыкшего подолгу молчать.

То, что собирался сделать Фернандо, — юношеская глупость. За такие порывы на кораблях расплачиваются слишком дорогою ценой: за них вешают на одной из рей.

Кошачьи глаза ирландца, казалось, видели все, что произошло во мраке кормовой башни. А если чего-нибудь они и не видели, то об этом он догадывался.

— Когда мы окажемся на земле, — закончил он, словно давая добрый совет, — когда достигнем владений Великого Хана…

Глава VI

В которой рассказывается о том, как Родригес Бермехо первым крикнул: «Земля!», но адмирал несправедливо присвоил обещанную за это награду, а также о том, как голые люди на маленьком островке увидели три вырастающие прямо из моря рощи, полные белых, как смерть, волшебников с лицами, покрытыми хлопком.

Земля была где-то рядом. Все приметы на море и в воздухе говорили о близости островов. «Пинта», как всегда в голове флотилии, оправдывала свою славу наиболее быстроходного ее корабля: она рыскала по морю, отклоняясь вправо и влево от курса, которым следовали другие суда, в надежде на то, что, расширяя поле своего зрения, она сможет открыть наконец долгожданную землю.

Матросы «Пинты» заметили на воде плавающую тростинку и ветвь какого-то дерева. Они же подобрали палку, выстроганную, как им казалось, железным ножом, и еще одну, но на этот раз сломанную тростинку, дощечку и пучки травы, выросшей, без сомнения, на земле. Люди с «Ниньи», в свою очередь, выловили веточку с ягодами шиповника.

Над кораблями неоднократно проносились стаи лоро и попугаев, державшихся одного направления: они летели, конечно, к ближайшей земле для отдыха.

В четверг 11 октября, вскоре после захода солнца и после того, как люди пропели обычную «Славу», адмирал обратился с площадки кормовой башни к матросам «Санта Марии». Он говорил с тем исполненным поэзии я задушевности красноречием, которое находило на него в те моменты, когда какая-нибудь удача усыпляла на время его бешеный и недоверчивый нрав.

— Я должен, — говорил он, — вознести бесконечную хвалу господу богу за милости, которые он ниспослал нам во время этого путешествия, даровав нам столь гладкое море, столь умеренные и попутные ветры, столь замечательную погоду и избавив от бурь и опасностей, подстерегающих обычно всякого, кто пускается в открытое море. И поскольку я рассчитываю на милосердие божие, которое по истечении немногих часов должно дать нам землю, я обращаюсь к вам с настоятельной просьбой нести в течение этой ночи вахту на носовой башне тщательнее, чем вы несли ее доныне, ибо вам надлежит быть настороже и помнить, что каждое мгновение может открыться земля.

И до этого существовал приказ, отданный Колоном сразу же по отплытии с Канарских островов; согласно этому приказу корабли флотилии, прейдя семьсот лиг на запад и не встретив земли, должны были плыть в дальнейшем лишь до полуночи. Отдавая этот приказ, Колон исходил из предположения, что на названном расстоянии от Канарского архипелага он должен отыскать острова или материковую землю. Но поскольку, пройдя семьсот лиг, они не открыли никакой суши, приказ Колона не выполнялся, и три корабля плыли все вперед и вперед, охваченные желанием обогнать друг друга ради того, чтобы сделать это открытие.

Люди на флагманском корабле слышали речь командира флотилии, и каждый из них жаждал первым увидеть землю. К тому же, королевской четой было обещано, что сделавший это открытие получит ежегодную пенсию в десять тысяч мараведи, да еще дон Кристобаль добавлял от себя к этой наследственной пенсии великолепное шелковое полукафтанье.

Флотилия продолжала идти в западном направлении, придерживаясь, однако, курса, указанного незадолго перед этим Пинсоном. Если б они плыли прямо на запад, то через несколько дней подошли бы к побережью Флориды, заселенному в те времена отважными племенами, проявлявшими в дальнейшем на протяжении многих лет враждебность по отношению к белым, и можно сказать с почти полной уверенностью, что в этом случае им не удалось бы возвратиться в Испанию. Для их судьбы было огромной удачей, что, изменив курс, они наткнулись на Лукайский архипелаг, заселенный простодушным и робким племенем, встретившим испанских аргонавтов с религиозным благоговением, как если б они опустились туда прямо с неба.

В десять вечера дон Кристобаль, находившийся на площадке кормовой башни и внимательно всматривавшийся в океанский простор, заметил едва различимый, мерцающий огонек, «подобный крошечной свечечке», как он записал в своем дневнике, «которая то поднималась, то опускалась»; но этот свет был настолько зыбким, «настолько туманным, что он, дон Кристобаль, не решился утверждать, что это и в самом деле земля». Корабли плыли в этот момент на всех парусах, со скоростью двенадцать миль в час.

Колон вызвал к себе Перо Гутьерреса и, сообщив ему по секрету, что он видит, как ему кажется, свет, попросил его посмотреть в ту сторону и высказать свое мнение. Друг Колона безоговорочно подтвердил, что ему тоже почудилось, будто это и в самом деле не что иное, как свет, и вызвал, в свою очередь, Родриго Санчеса де Сеговия, контролера эскадры. Названное лицо, однако, быть может именно потому, что имело поручение королевской четы видеть решительно все, сочло более благоразумным сохранить при себе свое мнение и решительно ничего не увидело.

Дон Кристобаль и бывший королевский буфетчик еще дважды видели тот же свет, и оба раза он был «точно горящая свечечка, которая то подымалась, то опускалась», после чего они уже больше не сомневались, что находятся поблизости от земли.

Дворецкий дона Кристобаля Педро Террерос также заметил свет; правда, он сделал это лишь после того, как свет увидели адмирал и бывший придворный служитель, притом занимавший столь важную должность, как должность Перо Гутьерреса.

Колон всю свою жизнь оставался глубоко убежден в том, что свет этот исходил от факела или головни, которой запасся какой-нибудь туземец, пожелавший выйти из своей соломенной хижины, именуемой бойо, «чтобы удовлетворить под открытым небом свою естественную потребность», после чего он сразу же вернулся к себе обратно; потому-то им и казалось, что далекий свет то поднимается, то опускается, то появляется, то исчезает.

Они видели этот огонек в десять вечера, после чего флотилия шла на всех парусах, делая по двенадцать миль в час, до двух пополуночи; таким образом, получается, что в момент, когда Колон обнаружил свет, до первого открытого ими острова оставалось еще не менее пятидесяти шести миль, причем и этот остров и прочие близлежащие острова были совсем плоскими, без сколько-нибудь заметных холмов и возвышенностей: приходится поэтому считать невероятным, чтобы на таком значительном расстоянии можно было разглядеть огонек.

Без сомнения «свечечка», которая в десять вечера «поднималась и опускалась», была не чем иным, как обманом зрения дона Кристобаля, или фонарем, с которым расхаживал по палубе своей каравеллы кто-нибудь из команды «Пинты», шедшей на шестнадцать миль впереди «Санта Марии» и «Ниньи».

Было два часа пополуночи, когда «Пинта» сообщила сигналом, что с нее заметили землю. Один из матросов, стоявший с наступления темноты на самом ее носу, не спускал глаз с горизонта. После полуночи небо очистилось — до этого оно было наполовину затянуто облаками, и этот матрос, как считают некоторые Родригес Бермехо, житель одного из пригородов Севильи, при свете взошедшей луны внезапно увидел выступавший над водой белый песчаный мыс; а подняв глаза, он тотчас же явственно различил темную линию берега. Родригеса Бермехо, по-видимому, его товарищи по плаванию называли Родриго, добавляя к этому прозвище: де Триана, ибо он проживал в этом квартале Севильи.