Павел Лавут - Маяковский едет по Союзу

• Название: Маяковский едет по Союзу
• Автор: Павел Лавут
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

Автор книги ездил с Маяковским по стране в 1926–1930 гг., помогая ему в организации многочисленных творческих вечеров.

Книга представляет собой воспоминания, освещающие главным образом работу поэта в пути: тут и встречи его с попутчиками по вагону, и беседы с молодыми начинающими литераторами в гостиницах, и публичные выступления в разнообразных аудиториях. Приводится ряд ответов на записки, поступавшие из зала. Очень ценен материал, раскрывающий источники отдельных произведений, созданных непосредственно в дорожной обстановке.

Книга дает представление о кипучей работе поэта и о большом влиянии поездок на творчество Маяковского. Автор подробно пишет о последних днях жизни поэта, приводит факты, позволяющие полнее и ярче воссоздать облик Маяковского — поэта, человека, гражданина.

---

Он взобрался на токарный станок, и с этих необычных подмостков, которые пришлись ему явно по душе, грянул «Левый марш». Прочитав несколько стихотворений, он уступил место бакинским поэтам, о которых тепло отозвался.

Первым выступил Юрин. Одно из его стихотворений кончалось строками:

Вагоновожатый, Включи ток, До социализма без остановки!

Рабочие дружно аплодировали.

Сильное впечатление произвело стихотворение Строганова «Угрюмое детство» — о беспризорщине, о том, как базарный вор Володька Сыч проиграл в карты свой глаз:

Все это было не в бреду, а в детстве наяву.

Маяковский читал отрывки из поэмы «Владимир Ильич Ленин».

Рабочие проводили его до ворот, просили приезжать.

Еще больший успех имел он на заводе имени Лейтенанта Шмидта, Об этом свидетельствовала официальная справка, выданная заводским комитетом:

«Дана сия от заводского комитета Закавказского металлического завода имени Лейтенанта Шмидта тов. Маяковскому в том, что сегодня он выступил в цеху перед рабочей аудиторией со своими произведениями.

По окончании читки тов. Маяковский обратился к рабочим с просьбой высказать свои впечатления и степень усвояемости, для чего предложено было голосование, показавшее полное их понимание, так как „за“ голосовали все, за исключением одного, который заявил, что, слушая самого автора, ему яснее становятся его произведения, чем когда он читал их сам. Присутствовало — 800 человек».

(Этим одним, который составил «исключение», был бухгалтер.)

Наконец, Маяковский в родном Тифлисе:

Только нога ступила в Кавказ, я вспомнил, что я — грузин.

Рано утром он постучался ко мне в дверь:

— Довольно спать, ведь весна на дворе! (это в декабре-то. — П. Л.) И мы пошли смотреть тифлисский базар.

В гостиницу наведывались писатели, журналисты и просто знакомые. А один поэт удивил даже Маяковского: он специально примчался из Эревани, чтобы познакомиться с Владимиром Владимировичем и послушать его выступление. Фамилии я его не запомнил. Но позднее он объявился. Это был Р. Григорян.

В Тифлисе Владимир Владимирович чувствовал себя как дома. Он был оживлен и весел. Все ему было здесь приятно, всем он был доволен.

Однажды мы договорились о встрече. Я спросил:

— Где вы будете?

— Вы меня все равно не найдете.

— Почему?

— Очень просто, я буду сидеть в одном духане. Точного адреса не знаю, но так и быть, я вам кое-как объясню: дойдете до памятника Пушкину, затем направо, потом налево… Словом, увидите симпатичную вывеску и на ней две замечательные селедочки — как живые. Вот там я и буду. В этом духане кормят как нигде!

— Неужели лучше, чем в нашем ресторане?

— Именно! Ничего похожего. Там настоящий кавказский стол. Придете — увидите.

Духан, да еще с лирическим названием «Симпатия», и в самом деле оказался несравненным. Там мне открылся Маяковский как знаток кавказской кухни. Он посвящал меня в тонкости кулинарии.

В этом духане он подолгу просиживал за чтением газет и журналов, беседовал со своими грузинскими друзьями.

В конце первой части вечера в Театре имени Руставели Маяковский обратился к аудитории с шуткой:

— Товарищи, после перерыва я отвечу на записки и прочитаю пару-другую новых стихов, после чего мы разойдемся, не причинив никому вреда.

Запомнились некоторые записки и ответы Маяковского. «Когда будете читать „пару-другую“, прочтите „Сто сорок солнц сияло на закате“».[30] Ответ:

— Этому товарищу можно смело сказать, что его солнце уже закатилось.

«Являетесь ли вы членом ВКП(б)?»

Ответ:

— Я приобрел массу привычек, несовместимых с организованной работой. Но от партии себя не отделяю и считаю себя обязанным выполнять все постановления большевистской партии, хотя и не ношу в кармане партийного билета.

«Товарищ Маяковский, кто будет читать ваши стихи после вашей смерти?»

Маяковский резко отрезал:

— У вас нет родственников в Гомеле? Узнаю по почерку. Там тоже такой умник нашелся.

«Прочтите отрывок из поэмы „Ленин“ и еще раз заключительную часть „Хорошо!“».

Ответ:

— Я в принципе не бисирую, но законную просьбу автора записки одобряю и специально для него прочту одну из любимейших своих вещей.

«Нравятся ли вам тифлисские барышни?»

Маяковский ничего не ответил, только развел руками и, улыбнувшись, учтиво поклонился.

«Когда вы читаете — вы поэт, когда вас читаешь — вы прозаик».

— Значит, дело не за мной, а за вами!

«Ту ицит картули?» (Знаете ли вы по-грузински?)

Ответ:

— Стараюсь не забывать.

На всех вечерах находились люди, которые противопоставляли ему Пушкина. Нашлись они и здесь. «Пушкин понятнее вас».

— Пушкина читают сто лет. Не успел ребенок еще родиться, а ему уже читают «Евгения Онегина». Но современники говорили, что от чтения Пушкина скулы болят. До того трудным казался тогда его язык. В наше время, конечно, приятно его почитать — нет слов. Это добросовестнейший поэт. Квалифицированный читатель — рабочий, крестьянин, интеллигент — должен знать Пушкина, но не следует впадать в крайности и читать только его. Я лично очень люблю Пушкина и часто упиваюсь отдельными местами «Онегина»:

Я знаю, жребий[31] мой измерен,

Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днем увижусь я.

Выше этих строчек не бывает. Это предел описания влюбленности.

На другом вечере, в университете, два студента разошлись во взглядах на творчество Маяковского и подрались у самой эстрады. Маяковский пытался успокоить их. Противники ругались по-грузински. И Владимир Владимирович тоже выкрикнул что-то по-грузински.

Зал был наэлектризован. Дерущихся с трудом удалось развести и рассадить по разным углам.

Молодежь, услышав грузинское слово из уст Маяковского, стала настойчиво просить прочитать что-нибудь по-грузински. И он прочел несколько строк из «Левого марша». Вспыхнула овация.

В перерыве Маяковский сказал:

— Вот это, я понимаю, вечер! Сколько темперамента! Раз дерутся, значит, есть за что!

Студенты провожали его до ворот. И увидев, что мы садимся в трамвай, поклонники мгновенно заполнили почти пустой вагон (это была конечная остановка): им хотелось продлить удовольствие ― побыть с Маяковским возможно дольше.

От шума, драки и «веселого» трамвая звенело в ушах, когда мы остались одни.

— Теперь вы понимаете, что такое Тифлис? Где, когда, у кого такое было?

Пребывание Маяковского в Тифлисе закончилось выступлением в Закавказском коммунистическом университете, куда были приглашены писатели и журналисты, и в Центральном рабочем клубе. Маяковский собирался еще побывать в Кутаисе, Эривани, Батуме, на земле своего детства — Багдади[32].

— До чего хорошо там! — говорил он. — Я бы вам показал и рассказал много интересного.

Но в Москве ждали неотложные дела, и он вынужден был возвращаться. По дороге Владимир Владимирович предложил составить «график поведения»: до станции такой-то — играем в карты, до такой-то — не курим, затем читаем, затем обедаем, затем лежим и молчим, затем просто рассказываем глупости, затем поем и т. д. Согласно этому графику мы должны были играть в «1000» до станции Гудермес. Но выясняется, что поезд сильно опаздывает. Я предлагаю отойти от графика — вдруг опоздает на целые сутки. Под разными предлогами выбегаю из купе, устраиваю передышку.

— Довольно бегать и прикидываться! Будьте человеком слова! — сказал Маяковский.

— А почему наш поезд — не человек слова?

— Меня это не касается — мы люди, а не поезда. Пришлось играть до Гудермеса. Здесь поезд стоял очень долго.

Владимир Владимирович предложил другое: до отхода поезда быстро шагать от паровоза до хвоста и обратно и сосчитать количество шагов.

— Но чьими шагами? Ведь у вас вдвое шире.

— В одну сторону вашими, в другую — моими. Так и шагали — серьезные и озабоченные счетом.

На станции Таганрог Маяковский вышел погулять. Поезд готов к отправлению, а его нет. Я волнуюсь. Наконец-то, запыхавшись, он вбегает в вагон, на ходу поезда. Я — с упреками. Он в ответ протягивает большую коробку зернистой икры.

— Молчите! Я и так из-за вас пострадал. Я бегал искать подарок ко дню вашего рождения. (В Тифлисе я мельком сказал, что не поспею в Москву ко дню рождения. — П. Л.) А в дороге это нелегкое дело.

Поезд опаздывал часов на двенадцать. Вместо трех ночей пришлось провести в вагоне четыре. Но так как опоздание не было предусмотрено, проводник лишил нас постельного белья: по положению оно предоставлялось только на три ночи.

— Нет, обязательно возвратите белье, — настаивал Маяковский. — Вы ведь знали, что поезд опаздывает? А раз так, то вы должны были и опоздать снять белье.