Юрий Сальников - Шестиклассники

• Название: Шестиклассники
• Автор: Юрий Сальников
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1960

Жизнь ребят всегда полна бурных событий.

Правда, иногда кое-кому кажется, что нет в ней ничего особенного: ну, учатся в школе, сидят в классе, готовят уроки, бегают по улице.

Но если присмотреться внимательнее, то можно увидеть, что каждый будничный день насыщен интересными делами, большими планами, волнениями и радостями. И очень много вокруг увлекательного!

Именно такой, богатой яркими событиями и приключениями, рисует ребячью жизнь в своих произведениях писатель Юрий Васильевич Сальников. Юным читателям хорошо известны его книги: «Шестиклассники», «Экзамен Гали Перфильевой», «Дом на улице Мира», «Твоя семья», «Разговор о герое».

В этих книгах живут активные, боевые ребята, честные и мужественные, способные твердо постоять за справедливость и преодолеть все трудности на своем пути.

Примечание: В моём экземпляре книги не хватает двадцати страниц. Попытки найти недостающие страницы пока не дали результата. Выкладываю как есть.

Алле-Оп

---

— Почему это?

— Да так мне кажется, — улыбнулась Таисия Николаевна и, сделав паузу, добавила: — Ведь если бы ты подумал, как ей трудно и работать, и по хо­зяйству управляться, и тебя на ноги поднимать, ты бы, конечно, не примирился с тем, что две женщины, можно сказать, единственного в квартире мужчину никак не допросятся замок починить.

Лёня вскинул голову:

— Вам про это старуха напела, да?

— Ой, как плохо, как неуважительно ты отзы­ваешься о таком человеке!

— Какой ещё человек?

— А ты бы выбрал время да узнал, —спокойно ответила Таисия Николаевна.—Живёшь рядом, а вни­мания к людям нет. Видно, тебя ничему не научил случай с Варварой Самсоновной… Вот и получается опять же — о себе только думаешь. Нельзя так, Лёня, нельзя. Да ты и сам хорошо это знаешь. Вот и с Гроховским раздружились…

— Про него вы сами говорили, что он не по-това­рищески поступил!

— Я и сейчас скажу, что он поспешил оборвать вашу дружбу. Но ведь пойми и ты: ему захотелось исправиться, и он действительно сейчас хорошо учит­ся. А ты так и плетёшься в хвосте. Что же тебе мешает стать другим? Желание есть, а добиться не можешь? Я, конечно, уверена, что ты тоже добьёшь­ся. Только относись к своим поступкам посерьёзнее. Уже не маленький. Тогда-то у тебя и станет всё хо­рошо— и в школе, и с друзьями, и дома…

«И в школе, и с друзьями, и дома!»

Эта фраза продолжала звучать у Лени в ушах и после того, как дверь за учительницей закрылась. Лёня слышал, как Таисия Николаевна поговорила ещё о чём-то в коридоре с Еленой Максимовной, по­том звякнул расхлябанный замок и хлопнула соседкина дверь — сделалось снова тихо.

А Лёня всё ещё стоял посередине комнаты на том месте, где оставила его Таисия Николаевна, и ду­мал. «Желание есть, а добиться не можешь…», «От­носись посерьёзнее, уже не маленький…»

— Что же ты в темноте? — раздался неожиданно голос матери.

Щёлкнул выключатель, вспыхнула лампочка. С трудом подняв на стол сетку-авоську, напол­ненную продуктами, мать устало опустилась на та­буретку.

Всегда аккуратно зачёсанные назад гладкие во­лосы матери сейчас растрепались. Из-под выцветшей голубой косынки выбилась тёмная прядь. Но мать не поправляла её, а сидела неподвижно, расслаблен­но вытянув перед собой натруженную руку.

Лёня отошёл к своему углу.

— Что нахохлился? Кто-нибудь был у нас? Учи­тельница?

— Учительница.

— Давно?

— Нет.

— Вот неудача! — подосадовала мать. — Дого­ворились с ней на половину восьмого, а начальник заседать решил. В школу позвонила — уже не за­стала. Зачем она приходила?

— Так, вообще.

— Натворил чего-нибудь?

— Ничего не натворил.

— Смотри у меня!

— Что смотреть-то?

— А вот показывай-ка дневник!

— Да ну…

— Давай, давай вытаскивай!

— На проверке у нас дневники.

— Давай сумку! Где сумка?

— Да говорят тебе…

Но мать уже увидела сумку под вешалкой, и на стол с шелестом полетели тетрадки, какие-то листки, учебники.

— Что же ты врёшь? — заговорила мать, потря­сая дневником в воздухе, и раскрыла его. — Ах, вот в чём дело! Опять преподносишь? И ещё смеешь го­ворить, что ничего не натворил? Да как с тобой ещё разговаривать, непутёвый ты человек, как?

Она приблизилась к Лёне, пронзая его острыми, злыми глазами, а он сидел, сгорбившись на кровати, не шевелился и только косился на порхающие перед его лицом белые страницы дневника.

— Ну, смотри у меня! — ещё раз предупредила мать, бросая дневник на тумбочку.

Он задел лежащие там проволочные звёздочки, и они одна за другой посыпались на пол.

— Вот, вот! — указывая пальцем на звёздочки, воскликнула мать. — Всяким барахлом занимаешься, глупости на уме, а дела побоку? Чтобы мне комнату больше не захламлять! А то сама повыкидываю все твои погремушки! Понял? Садись сию же минуту за уроки…

— Уроки нам утром велят…

— А ты сейчас садись, сейчас! При мне! Понял? Лёня уселся к столу, подтянул поближе тетради и учебники.

— Хороших слов не понимает. Просила по-доб­рому: выправляйся, сынок… А он! За каждым шагом твоим теперь следить буду.

— Меньше был, и то не следила!

— Вот и жалею! Разболтался, хуже некуда! Ты учи, учи!

Мать раскрыла какой-то учебник и ткнула его Лёне под нос.

Глава 31 НА СОВЕТЕ ОТРЯДА

О прогуле весь день Лёне никто не напоминал. И своим чередом текла классная жизнь: шли уроки, мелькали перемены, дежурные рьяно освобождали класс. Зайцев требовал от Гусевой и Смирновой ка­кую-то заметку. Комарова с Возжовым связывали в общую пачку картонки, которые задумали исполь­зовать как материал для строительства машины вре­мени. А чертёж машины принёс Гроховский. Ребята, не дождавшись чертежа от Галкина, поручили вы­полнить новый Стасу, и он, как видно, очень поста­рался — сделал красиво, тушью.

Чертежом Лёню тоже никто не попрекнул.

Но перед последним уроком Кузеванов сказал:

— Вот что, Галкин. После занятий не уходи. У нас совет отряда будет.

— А я при чем?

— Об учёбе разговор. И о тебе. Лёня усмехнулся:

— Судить решили?

— Нет, не судить, — ответил Кузеванов. — Совет отряда недаром называется совет! А не суд. Посо­ветуемся, как быть с тобой.

«А что со мной?» — хотел спросить Лёня, но раз­думал.

Обсуждать или советоваться — какая разница!

Важно, что придётся отвечать перед ребятами и за двойки и за прогул, а если ещё выступит Анька да расскажет, как он с ней обошёлся, тогда и вовсе не поздоровится.

Притихший просидел Лёня всю математику, да­же не хохотал вместе с ребятами, когда их два раза рассмешил Павел Степанович.

В первый раз это случилось в самом начале урока. Павел Степанович вошёл в класс, а Возжов, замеш­кавшись, рисовал на доске огромную страшную рожу. Павел Степанович сразу вызвал дежурного.

Растерянный Возжов признался:

— Я дежурный.

— Это что — автопортрет? — Учитель с серьёз­ным видом показал на рожу.

Конечно, Кнопку подняли на смех. А во второй раз ребята посмеялись над Валерием Петренко. Петренко захотел, чтобы его спросили.

— У меня отметка случайная.

— Ну, выходи, — кивнул учитель.

Однако, попыхтев над примером, Петренко запу­тался. Тогда, горбясь над столом, полуобернувшись в сторону доски, Павел Степанович вкрадчиво спро­сил:

— У тебя какая отметка-то случайная?

— Двойка…

— Ну вот, хорошо, — сказал Павел Степанович.— Я сам колебался, не случайная ли она, а ты помог мне уточнить. Спасибо!

Опять раздался дружный смех, но Павел Степа­нович утихомирил всех и напомнил, что шутки шут­ками, а конец четверти не за горами и не одному Петренко, а многим следует всерьёз задуматься над отметками по алгебре.

К Лёне это тоже относилось, но сейчас он встре­тил слова учителя равнодушно: гораздо ближе, чем конец четверти, был конец урока, а значит и совет отряда.

«Может, сбежать?» появилась мысль, но Лёня сей­час же отбросил её.

Пусть будет что будет!

Даже не выйдя по звонку из класса, Лёня молча наблюдал, как активисты гото­вятся к совету отряда. Пошептался о чём-то с пришедшим вожа­тым Гена Кузеванов. Сбегала куда-то Ма­ша Гусева и верну­лась вместе с Таисией Николаевной. Тща­тельно вытирал дос­ку Возжов, завершая этим своё дежурство.

Когда оставшиеся звеньевые и члены редколлегии расселись по местам, а Таисия Николаевна с Воло­дей заняли последнюю парту, Гена Кузева­нов встал у препода­вательского столика и начал говорить о том, что сказал и Павел Степанович на алгеб­ре: близко конец чет­верти, а некоторые ребята не задумыва­ются над своим пове­дением. Вот и Галкин.

Перейдя на Галки­на, Кузеванов больше ни о ком уже не упоминал, а разобрал его поведение по косточкам: и двойки-то он получает, и за всё берется, а ниче­го не делает — чертёж не принёс, уроки вчера пропустил, а на замеча­ния отвечает грубостью, и вообще третье звено с ним замучилось, не знает, куда деваться…

Выходило, что из-за Галкина чуть не вся ра­бота в отряде и в классе страдает.

Пока Кузеванов один говорил так, очень резко, откровенно, нисколько не стесняясь и глядя прямо в упор на Лёню, Лёня ещё изредка пофыркивал, правда, тихонечко, но всё же с независимой усмешкой: очень здорово получается у председателя, прямо как у прокурора.

Но когда вслед за Кузевановым выступила и Ма­ша Гусева, а потом ещё и Комарова, и Зайцев, и все они сурово спрашивали у Лёни: «В чем дело, Гал­кин?», — Лёня уже и тихонечко не фыркал, а сидел насупившись. Вспомнились слова Таисии Николаев­ны о том, что не всё у него хорошо в школе, с ребя­тами. Вот ребята и возмутились, требуют от него ре­шительного ответа.

А что он может сказать? Уже сто раз обе­щал… Нет, больше он не хочет давать пустых обещаний!