Шарль Азнавур - Прошлое и будущее

• Название: Прошлое и будущее
• Автор: Шарль Азнавур
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-475-00044-1

В своих мемуарах знаменитый французский шансонье Шарль Азнавур рассказывает историю своего восхождения на вершины песенной карьеры, делится впечатлениями о киносъемках, откровенно говорит о любовных приключениях, сообщает интересные подробности своего знакомства и взаимоотношений с Эдит Пиаф, Лайзой Миннели и другими звездами, описывает путешествия в разные страны, куда его заносила гастрольная жизнь.

---

После казни группы Мисака Манушяна мы все очень беспокоились, поскольку, когда Мисак нуждался в сотруднике не из членов группы, он часто обращался к армянским женщинам. В частности — к моей матери, которая до и после акции покушения наряду с другими развозила оружие в детской коляске, чтобы уничтожить все следы на тот случай, если нацисты арестуют кого‑либо из партизан.

Долгое время после воззвания 18 июня, которое мне так и не удалось поймать на волнах передачи «Французы обращаются к французам», переданной каналом Би — би — си, мы вместе с остальной молодежью ходили по улицам и как безумные выкрикивали: «DeuxGaulle, deuxGaulle![19]». У некоторых из наших товарищей произошли неприятные стычки с поклонниками новых кумиров. Что касается меня, то я получил в метро знатный удар под зад от одного немецкого военнослужащего, потому что с жаром объяснял Жану — Луи Марке, что пора, наконец, заполучить для нас контракт с мюзик — холлом, где мы будем «американской знаменитостью». В то время часто говорили о высадке союзников.

Нацистский военный, услышавший этот разговор, не мог знать, что «американская знаменитость» на языке нашей профессии — это всего лишь артист, выступающий в конце первой части представления. Тот удар не имел серьезных последствий, и мне не пришлось совершить путешествие в Германию на Arbeit[20].

Освобождение

Радио Лондона, «Французы обращаются к французам», де Голль, Освобождение… На окнах развешиваются флаги, они уже скоро придут, они пришли… Подождите, это еще не они… Да нет же, нет, они! И снова вывешиваются флаги — наш трехцветный и флаги союзников. Август 1944 года, весь Париж вышел на улицы. Это радость одних и страх других, это военные униформы союзников на тротуарах столицы, проезжающие танки, преследование коллаборационистов и музыкантов, их поимка, исправление и осуждение, зачастую чересчур поспешное. Мы с Аидой и Мишлин, стоя на тротуаре улицы Лафайет, демонстрировали союзникам бурную радость, а они горстями бросали нам шоколад и жвачку. В общем‑то, говоря «нам», я имею в виду Мишлин и Аиду, я же только складывал все это в сумку. Потом я обменял наши трофеи на другие вещи, которых мы были лишены в течение многих лет, и которые я так любил.

Чтобы отомстить за наши страдания, налысо стригли женщин, порой как следует не разобравшись, вешали на фонарных столбах коллаборационистов, преследовали фашистов — поли- цейских, покончили с торговцами, обогатившимися благодаря войне, посадили в тюрьму Саша Гитри только за то, что он был знаменит, а по ходу дела сводили личные счеты, продавали соседей и т. д., и т. п. Судили порой без разбора и много чего делали, делали, сделали, но все же — и это важнее всего — стерли последние следы пребывания серо — зеленых, испоганивших наши города и села.

Наконец‑то мы свободны, теперь можно посвятить себя обыденным, простым и приятным делам. Одни испытывали страх, другие — радость и надежду на скорое возвращение пленных. Но надо было развлекать военных, впервые открывших для себя Париж, город мифов. «О — ля — ля, прелестные девицы!», квартал Пигаль, кабаре, «Мулен — Руж», френч — канкан — иначе говоря, полный фольклорный набор, который гипнотизирует и притягивает мужчин всего мира. Ночные кабаре вновь открыли двери для посетителей, нужны были дополнительные развлечения, раздетые девочки, новые ритмы…

Время оккупации оставило плохие воспоминания, но и период после освобождения произвел неприятное впечатление. Поскольку мы с Пьером не собирались сводить никаких личных счетов, то просто радовались жизни в компании таких людей, как Жорж Ульмер, Франсис Бланш и друзья из «Клуба песни». А раз уж открылись новые площадки для выступлений, то надо было работать, зарабатывать на жизнь, находить новые связи. Мы отслеживали прослушивания в квартале Пигаль, где по вечерам наблюдалась самая высокая концентрация военных из армии союзников, которые от всей души веселились, вели торговлю и напивались. Прослушивание у господина Барди, который владел большинством заведений площади Пигаль, решило все. Барди спросил, сколько мы хотим за три дня работы, и я ответил, что три тысячи. «В день?» — спросил он. «Конечно!» — не моргнув глазом ответил я. «На каждого?» На всякий случай я ответил «да». Вот так наш гонорар из трех тысяч за три дня превратился в восемнадцать тысяч франков — целое состояние!

Наконец‑то мы свободны! Теперь можно подумать о приятных и обыденных вещах. И мы объявили о бракосочетании, назначили день свадьбы. Я отправился в армянскую церковь на улице Жан — Гужон, 15, находившуюся в VII округе, чтобы оговорить условия. Семья Азнавурян была достаточно известна в общине, и я признался священнику, что средства позволяют мне оплатить лишь скромное благословение. У него появилась прекрасная мысль: если я перенесу на неделю дату церемонии, то смогу воспользоваться пышным цветочным убранством церкви, оставшимся после бракосочетания младшего Бека, наследника известных филателистов с площади Мадлен, который устраивал роскошную свадьбу. Мы с Мишлин поженились, как богатые люди. Выйдя из церкви, я потратил на такси последние пятьдесят франков. После небольшой вечеринки в доме моих родителей мы переехали на улицу Лувуа, 27, в комнату, предоставленную нам семейством Парсегян, которые были нам очень близки и приходились маме родственниками. Это были Симон, Робер, Арман, Нелли и семья Папазян с детьми Катриной, Шаке и Миной. Комната находилась на последнем этаже, окна выходили в коридор. Все удобства — на лестничной клетке. Зато у нас был камин, а немногочисленная мебель сотрясалась всякий раз, когда над домом пролетали самолеты. Но мы были молоды и влюблены. Мы были богемой, а это значит, что мы были счастливы.

Нам обоим было двадцать лет,
Когда, живя под одной крышей,
Мы вместе боролись с нищетой.
Тогда мы были совсем детьми,
И глядя на нас, люди говорили:
«Посмотрите, как они похожи».
Взявшись за руки,
Мы боролись с ударами судьбы
И справлялись с проблемами,
А когда голодали,
Ты питалась иллюзиями,
Тебе хватало того,
Что я тебя люблю.

Контрабас

Кем в действительности были тогда Рош и Азнавур? Молодыми людьми, безумно влюбленными в музыку и сцену — только и всего. Рош обожал джаз, а я, как вы уже знаете, был страстным поклонником вальса, танго и пасодобля, который мог танцевать без конца. Я помнил все слова, даже на испанском языке, которого совершенно не знал! В начале нашей карьеры мы находили в Париже и на окраине небольшие мюзик — холлы, такие как «Эксельсиор» в отеле «Итальянские ворота», казино у моста Шарантон, казино «Сен — Мартен», а также другие заведения в провинциальных городках, но чаще всего пели в кабаре. Заработки были славные, и все же у нас не было ни малейшего желания устраивать себе передышку даже на день. В отличие от стрекозы из известной басни, мы рисковали остаться с носом именно в летний период. В первое лето после окончания войны понемногу начали открываться казино, расположенные на берегу моря. Мы с Пьером беспокоились, что не удастся найти работу. И тогда один из наших друзей, Тони Андал, который никак не мог найти пианиста для своего квинтета, пришел к Рошу, умоляя выручить его. Без пианиста ансамбль не мог получить ангажемент в казино «Сен — Рафа- эль», которое вот — вот должно было открыться, хотя хозяева еще не успели полностью устранить последствия бурной высадки союзников. Речь шла о контракте на весь летний сезон. У Роша от этого предложения потекли слюнки, но тут он столкнулся с дилеммой: а что же делать со мной? Ограниченный бюджет Тони не позволял содержать при оркестре певца. «Вот если бы ты на контрабасе мог играть! — сожалел тот, — у меня пока никого нет». Я ответил illico[21]: «Легко! Немного подзанимаюсь, и все. В детстве я учился играть на скрипке, так что наверняка все получится, к тому же у меня прекрасный музыкальный слух». Тони мои доводы ничуть не убедили. Но Рош заверил его: «Вот увидишь, все будет прекрасно. У нас впереди три недели, мы успеем его подготовить». Контракт был подписан. Дело оставалось за малым — в темпе научиться играть на контрабасе. Я и к скрипке‑то не прикасался лет десять. Исаак Стерн мог спать спокойно, я не был ему конкурентом. А тут, подумайте сами — контрабас! Пьер сказал: «Я дам тебе партии некоторых американских песен для контрабаса. Вот увидишь, там делать нечего!» Музыкант должен быть профессионалом, а не дилетантом. Это я понял в тот самый день, когда впервые взял в руки контрабас. Но на «после — войне» как на «после — войне», пришлось приняться за дело! И я приступил к делу, успокаивая себя так: учитывая мой небольшой рост и вес (весил я около 50 килограммов), можно будет воспользоваться инструментом как ширмой, и тогда, возможно, меня никто не заметит.