Василий Федорович - Faciam lit mei mernineris

• Название: Faciam lit mei mernineris
• Автор: Василий Федорович
• Жанр: Современная проза

От автора

Люди, знающие меня давно, неоднократно говорили мне, что многое из того, что я люблю рассказывать в хорошей компании, должно быть записано. Сложно сказать что побудило меня начать публиковать многое из практики – наверное то, что мир изменился.

В этой рубрике будет много историй – смешных, страшных, нелепых и разных. Произошло это все в самом начале 2000-х годов, с разными людьми, с кем меня сталкивала судьба. Что-то из этого я слышал, что-то видел, в чем-то принимал участие лично. Написать могу наверное процентах так о тридцати от того что мог бы, но есть причины многое не доверять публичной печати, хотя время наступит и для этого материала.

Для читателей мелочных и вредных поясню сразу, что во-первых нельзя ставить знак равенства между автором и лирическим героем. Когда я пишу именно про себя, я пишу от первого лица, все остальное может являться чем угодно. Во-вторых, я умышленно изменяю некоторые детали повествования, и могу очень вольно обходиться с героями моих сюжетов. Любое вмешательство в реализм повествования не случайно: если так написано то значит так надо. Лицам еще более мелочным, склонным лично меня обвинять в тех или иных злодеяниях, экстремизме и фашизме, напомню, что я всегда был маленьким, слабым и интеллигентным, и никак не хотел и не мог принять участие в описанных событиях. Косвенно в пользу этого же говорит тот факт, что времени прошло с тех пор гораздо меньше, чем за такое положено сидеть. Не менее несостоятельными будут и обвинения меня в очернительстве Светлой Правой Идеи и уж тем более русофобии - я националист что написано в дисклеймере, а антифашизм считаю явлением, рядоположенным с прогибиционизмом и педерастией.

Так уж вышло, что на определенном этапе через мою практику прошла масса дел с участием представителей праворадикальной общественности, и накопилась масса любопытных наблюдений за данной средой, ее представителями и проявлениями. Этим объясняется несколько отстраненный тон повествования, а равно отсутствие националистического пафоса и характерной для многих авторов «оттуда» предвзятости. Взгляд на жизнь у меня довольно глумливый, и там где кто-то увидит героизм и идею, я вижу то что вижу.

---

В этом наблюдалась эволюция в чистом виде: кто был глупее садились или портились, кто поумнее – вырастали, и становились совершенно обычными и нормальными людьми. Кровавые краски «акций» со временем смазывались в сознании, оставив след лишь в формировании жесткого стержня в душе – какой частенько появляется, например, после армии.

Судьба и тут находила свое проявление – стать жертвой дикой «бригады» можно было и совершенно случайно, примерно с той же долей вероятности, как жертвой ДТП. Но – насколько мерзко порой выглядели спонтанные нападения на случайных прохожих, настолько нормальной оставалась психика их участников, которые могли легко отойти без последствий от всего этого дерьма и зажить полноценной жизнью. Сотрудники милиции неоднократно поражались – как отойдя от куража нападения, бравые «скинхеды» растекались лужицей в отделении и начинали только что не маму звать – поскольку в некотором роде воистину «не ведали что творили». Потом на суде не было никаких скинхедов – а были испуганные подростки с затравленным взглядом «мама, забери меня обратно».

А те, кто нащупали подобно Виктору в себе настоящее темное начало и осознанно стали «вершителями судеб» - порой заплатили за это немалую цену, потому что пути назад из этого состояния не существует. Опасно даже не то, что ты делаешь, потому что убивают по сути все одинаково – а понимание того, что ты делаешь. Потому что после этого там, где у всех остальных четкое «нельзя» - полная свобода, и понимание того, что «можно, и нужно». Когда-то жить с этим очень неплохо, да и в делах помогает – а когда-то не особо, поскольку достаточно расслабиться, и ты начнешь убивать спонтанно и на каждом шагу. Некоторые герои с такой манерой поведения даже не палятся длительное время, однако любое везение рано или поздно заканчивается. Итоговая цена, которую за это приходится платить – полная социопатия, и отсутствие пригодности к любой созидательной деятельности, от создания семьи до нормальной работы и даже простого общения с обычными людьми.

Если в человеке при этом сохраняются рудименты моральных норм и принципов, усвоенных с детства и пришедших извне – что там любить надо, детей растить, хорошее что-то делать – то выходит классическое «сидение на заборе», когда очень больно в области ягодиц. От невозможности сочетать нормальную жизнь с мироощущением «ночного охотника» появляется чувство постоянной неудовлетворенности собой – а там где-то рядом и депрессии, и суицид. Эти проблемы знакомы не только выходцам из преступности любого рода – но и многим «служивым», когда бесконечная война, ставшая работой, заставляет полностью убить в себе все остальное, включая семейные привязанности. Отсутствие возможности реализовать себя в семье, бесконечное одиночество, и саморазрушение – от бутылки до выстрела в лоб или петли.

При этом те, кто были последовательны в своем выборе и сделали его осознанно – как правило, живут и чувствуют себя замечательно. Почему так выходит? Я думаю, что потому, что путь Виктора и ему подобных – не девиация, как там педерасты или антифашисты, а вариант эволюционной нормы. Просто в текущей реальности такое поведение не вписывается в социальные рамки – но в исторической ретроспективе так было далеко не всегда.

***

Ночью озеро казалось черным; с воды дул странный для весны теплый ветер. На берегу было людно, среди отблесков костров, автомобильных фар и фонарей было видно очертания палаток, машин и парусов. Чуть в отдалении от скопления народа горел костер, у которого сидели двое. Подойдя поближе, с некоторым удивлением я узнал знакомое лицо. Виктор пил из горла коньяк из бутылки овальной формы. Положив ему голову на колени, лежала стройная светловолосая девочка, которая вертела в руках SOG Pentagon и грызла травинку. Со стороны пара выглядела весьма умиротворенно, и даже кинжал с одной серрейторной стороной казался не страшным и каким-то игрушечным.

- Юрист…Ну здорово. Ты какими судьбами тут? Коньяк будешь?

- Доброй ночи. Это чего у тебя?

- Frapin XO. Ну… будем.

- Хороший нож у твоей подруги. Взгляну?

- Если отдаст, бгг. Аккуратнее с ней. – Я встретился с девочкой взглядом, и теплую весеннюю ночь резануло февральским холодом.

- Держи… не порежься тока. – Тонкая ладонь протянула клинок странных, но не лишенных изящества пропорций.

- Этот точно не порежется. – В темноте не было видно выражения лица собеседника, но насколько я знал Виктора – в такие моменты выглядел он весьма глумливо. Протянул "Пентагон" хозяйке - и не будем отказывать себе в удовольствии…

Никогда не переставал поражаться, насколько совершенна эта штука. Руку к поясу – а дальше рефлекс, и буквально со скоростью мысли серповидное лезвие сносит молодую иву. Остановил нож, ловя на плоской стороне лезвия отблеск костра; по бедру хлопнули пластиковые ножны на шнурке и свободно повисли. Пламя костра озарило восхищенное лицо девочки – серые глаза, чуть волнистые светлые волосы, правильные черты еще чуть детского лица.

- Браво! Знаменитый «Кондрат» - всегда приятно посмотреть. – Виктор шутливо зааплодировал. – Хорошо помню другой твой нож, на котором ты начал зарубки ставить.

- Быстро надоело. Да и этот все равно лучше – та финка это просто память. О прошлом.

- А вот кстати да. В последнее время частенько вспоминаю это все. Классные были времена – бедные и дурные, но веселые до крайности. Это так прекрасно, когда есть враги, и есть соратники – а не одни деловые интересы. Хотя тебе не понять, наверное, у тебя всегда были одни интересы.

- Кроме интересов и друзей немало тоже. Как и у тебя, пожалуй. – Коньяк был великолепен, играя десятками совсем тонких вкусов, оттенков и тонов, плохо понимаемых сразу. Мир вокруг менялся вслед игре благородного напитка, и вот уже в сознании появилось приятное ощущение, что в мире ничего больше нет – только озеро, ночь, да пара напротив меня.

- И то правда. Ну что, давай за тех, кто не выжили, и за тех, кто остался. – Виктор пружинисто встал. – Похулиганим?

- Зиг хайль! – пронеслось над озером, и эхом отразилось от скал. Следом ударил по ушам выстрел – выпив и вскинув правую руку, Виктор выстрелил в темноту из угловатого пистолета, в котором внимательный взгляд сразу узнал бы словацкий Т-12, и протянул мне бутылку. Я выпил, и отсалютовал ножом.

- Сколько шума… - Девочка грациозно потянулась. – Пошли-ка лучше кого-нибудь ебнем вместо этого, все больше толку.

- Она серьезно?

- Более чем. – Виктор мерзко ухмыльнулся. – Ты когда-нибудь видел, чтобы девочка в одного сработала «шнурки» - от и до? Ты мое солнышко… - Виктор поцеловал белые локоны.

- Чтобы один на один если честно, то нет. Даже та, что с А. работала, только с коллективом что-то делала.

- Вот и я не видел… до недавнего времени. Странно так – она моложе нас на целую жизнь, а порой как в зеркало смотрю. И знаешь что думаю? Что все это было не напрасно, и у нас есть будущее. Нация это мы.

- «Ты молод и силен, за окружающих в ответе, белые крылья венчают твой силуэт на рассвете?». Но посмотри вокруг – горят костры, и у каждого – люди. Практически все из них никогда никого не убивали и не убьют. Им это не надо, там каждый второй даже по морде получить боится.

- Это все равно. Пока будут такие как мы – не они сами, так их дети в нужное время сделают то, что должны. То, что они терпилы, тоже неплохо, поскольку такие нужны и тебе, и мне. Важно то, что пока они боятся всемогущих диаспор и сочиняют мифы про любого непобедимого врага для оправдания своей слабости – всегда сохраняется другой путь, и те, кто его придерживаются. Что для одних «беспредел», для других «свобода».

- Чего-то тебя, брат, на философию потянуло.

- А для чего же еще пить? – Виктор патетически поднял остатки коньяка. Я поймал его взгляд, и понял, что собеседник был практически трезв.

- Надоел. Пошли ебаться! – Спутница Виктора прервала философскую беседу и решительно направилась к палатке.

- Вот, так всегда. Ты-то сам как?

- Иди уже! А то смотри – с терпилой перепутают. Я бы на твоем месте так не рисковал.

- И то верно. Доброй ночи. Рад был увидеть. Если что не теряйся.

***

К тому моменту я был знаком с Виктором уже весьма давно, но все равно не знал, как иной раз к такому относиться. С одной стороны, мир ночной охоты всегда был мне понятен и близок – и частенько глядя на человека, я представлял, как ляжет первый разрез. А с другой… никто не знал, насколько глубока кроличья нора. Об этом мог бы многое рассказать «Первый», да только вряд ли и он бы захотел рассказывать, и кто-либо пожелал это слушать.

Ночь была прекрасна. Когда затихли разговоры, совершенно по-другому стали слышны ночные звуки – плеск воды, хлопки парусов, шелест листвы и множество лесных шорохов. Городские жители привыкли восторгаться гармонией природы и леса, однако именно там идет непрерывная борьба за выживание – когда каждый стремится выжить сам и продолжить род, убив ради пропитания более слабого. Иные убивают и для развлечения – как столь милые сердцу Виктора кошки, для которых это просто игра.