Жан-Франсуа Лиотар - Феноменология

• Название: Феноменология
• Автор: Жан-Франсуа Лиотар
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: 5-89329-475-0

Феноменология, благодаря работам своего основателя Э. Гуссерля, его учеников и последователей (М. Хайдеггера, Ж.-П. Сартра, М. Мерло-Понти и др.), стала одним из наиболее значительных направлений философской мысли XX века. В книге современного французского мыслителя Жана-Франсуа Лиотара дан как подробный анализ основных проблем феноменологии (проблемы сознания, интерсубъективности, эйдетики и пр.), так и культурно-философский контекст феноменологической мысли.

Книга адресована читателям, интересующимся историей идей, философии и культуры.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Заключение

I. Для феноменологии дискуссия об историческом смысле феноменологии может продолжаться бесконечно, поскольку этот смысл не определен раз и навсегда. Феноменология, полагая двойственность истории, полагает свою собственную двойственность в истории. Марксизм показывает, наоборот, что так называемая двойственность истории на самом деле отражает двойственность феноменологии. Неспособная соединиться с материализмом революционного пролетариата, как и с варварским идеализмом империализма, она хочет открыть третий путь и объективно играет на руку буржуазии, даже если, субъективно, некоторые из ее представителей не могут быть в этом заподозрены. И не случайно, что ее правое крыло идет к фашизму, а ее «левое» противоречит само себе по мелочам.[48] Философия истории, поспешно построенная Гуссерлем в Кризисе, не была сохранена.

II. Но философия истории может послужить тому, чтобы раскрыть истину феноменологии. Ибо ясно, что, в свою очередь, такая двойственность феноменологических положений отражает намерение преодолеть альтернативу объективизма и субъективизма. Это намерение последовательно «реализовано» Гуссерлем в понятиях сущности, трансцендентального эго и жизни. Эти концепты в чем-то общи: они «нейтральны», они служат тому, чтобы разграничить «почву», где порождается смысл жизни. В гуманитарных науках мы видим последовательное различение тела, Mitsein и историчности. Речь не идет о том, чтобы из этих понятий построить систему, но о том, чтобы воссоздать с новым содержанием инфраструктуру любого мышления, включая и систематическое мышление. Следовательно, вопрос состоит в том, чтобы узнать, раскрываемы ли первичным образом независимо от любого исторического осаждения инфраструктуры, «сами вещи». Мы не разумеем под первичностью гипотетическое «в-себе», исключающее интенциональную направленность: феноменология исходит из феноменов. Но «феноменальность феномена не является сама по себе феноменальной данностью» — удачно выразился Е. Финк.[49]

Не заключается ли в конечном счете феноменологическое решение в том, чтобы заняться рассмотрением, в котором «проявленность сущего не есть вещь, которая проявляет саму себя» (Ibid.) Из-за этого решения, состоящего в отождествлении бытия и феномена, феноменология приходит к неспособности феноменологического осознания. Следовательно, следовало бы «обосновать право осуществлять феноменологию»[50]. Но обосновать это право — это возвратиться к традиционному спекулятивному мышлению, к философской систематизации. Оправдать интенциональный анализ — это выйти из него и прибегнуть к системе. Финк идет дальше, чем Валь: так или иначе, но он показывает, что такое обращение имплицитно присутствует в мысли Гуссерля: интерпретация «самой вещи» как феномена, постулат о радикальном начинании, тезис о постериорности понятия, вера в «метод», недетерминированность того, что есть «конституирование», смутный характер понятия Leben, прежде всего сам аналитический метод и, еще более, утверждение приоритета «первичного модуса», все это скрывает спекулятивные элементы, заимствованные из современной философии, и в особенности из картезианской революции cogito. Кризис, который явно поместил феноменологию в это наследие, следовательно, это признает, и можно удивляться, что эта работа расходится с интенциональным анализом и открывает спекулятивную систему истории (еще достаточно посредственную).

III. Напомним, что мы уже позволили Гегелю ответить на заявленную Гуссерлем оригинальность: критика Финка близка этому гегелевскому ответу. А марксистская критика ее завершает. То, что здесь является причиной, уже прекрасно видел Тао — это проблема материи. Leben как почва смысл жизни не отделена от своей двусмысленности и субъективного риска, если ее идентифицировать с материей. Но она не может быть преодолена феноменологией, поскольку это означает отказ от интенционального анализа (ego cogito) и переход к спекулятивной философии. В.действительности интенциональный анализ и «очевидность» cogito не в меньшей мере являются элементами спекулятивной философии. В противовес этому интуитивному методу и его постулату диалектическая логика подтверждает свою адекватность реальности, утверждая себя как эманацию реальности. Феноменология чувствовала эту истину, ибо определяла истину как движение, генезис, воссоздание. Но она оставалась двусмысленной, и это происходило не потому, что движение, как представляла себе феноменология, само по себе двусмысленно, но потому, что она отказывалась воссоздать в движении его материальную реальность. Поскольку феноменология удерживала источник смысла в промежуточной области между объективным и субъективным, она не видела, что объективное (а не экзистенциальное) содержит уже субъективное и как негацию, и как превосхождение, а материя является самим смыслом. Далекая от того чтобы превзойти объективное и субъективное, феноменология оказывается откатом по сравнению с гегелевской философией и марксизмом. И эта регрессия объясняется исторически.

IV. Мы уже отмечали в начале, что понятия допредикативного, пререфлексивного могли быть углублены как против науки, так и для ее обоснования: именно здесь в феноменологии разделяются два течения. Такая дуальность, в частности, проявляется в подходе к гуманитарным наукам. Однако ясно, что плодотворность феноменологии лежит не на стороне тех, кто вопреки научному исследованию человека восстанавливают бесцветные и ничтожные аргументы теологии и спиритуалистической философии. Богатство феноменологии, ее «позитивная сторона» заключаются в усилии заново постигнуть самого человека вне объективистских схем, к которым антропологическая наука не может не прибегать. Именно на этом уровне нужно спорить с феноменологией. Вдумчивое постижение данных нейро- и психопатологии, данных онтологических, социологических, лингвистических (о которых мы здесь не могли говорить), исторических и т. п. — не впадая в грубый обскурантизм, ни в эклектизм, лишенный теоретической прочности — отвечает требованиям конкретной философии. И если Мерло-Понти в свою очередь[51]принимает знаменитую формулу Маркса: «Мы можете превзойти философию, лишь ее реализуя», то это потому, что феноменология для него, кажется, означает философию реального факта, философию, преодолевшую разделенное существование.[52]

Парергон-послесловие

В предисловии или в послесловии к изданной (переведенной, написанной, прочитанной) книге есть что-то излишнее и одновременно необходимое. Подобно обложке: с одной стороны, красивый переплет или вообще отсутствие оного не должно, по идее, влиять на содержание книги. Но это только по идее. Мы же знаем, насколько соответственно (в соответствии к жанру, потребительскому спросу и т. п.) оформленная обложка может оказаться решающим фактором исполнения книгой своего предназначения: встреча с читателем. Обложка — парергон, обрамление, обрамление par exellence. Она, обладая «привходящностью», может оказаться существенно влияющей на само событие встречи с читателем. То же можно сказать и о любых текстовых «довесках» к авторскому тексту. Однако существует определенная стилистика книжного универсума. Эта стилистика жанра требует определенной структуры и строения предлагаемого текста. Структура должна быть как внутренней (смысловая, сюжетная выстроенность текста), так и внешней. К внешней структуре, позволяющей соблюсти status quo жанра, без сомнения, относится и послесловие, и предисловие. Однако если речь идет о книге, где уже есть и предисловие, и заключение, подобная добавка кажется лишней. Возможно, лучше обойтись и без предисловий и послесловий, обрамляющих наподобие парергона само произведение. Нужда в подобного рода текстах может быть, конечно, найдена и помимо «правил хорошего тона» жанра книги, порождающих бесчисленное количество писателей, паразитирующих на аутентичном тексте автора и прозванных в России «предисловщиками». Эти резоны достаточно традиционны. Мы их не только перечислим, но и осуществим их наполнение применительно к тексту, перевод которого предлагается в данном издании.

1. «Авторская справка». В данном разделе могут быть даны как биографические, так и библиографические данные по автору книги.

Ж.-Ф. Лиотар — ныне здравствующий, довольно известный французский мыслитель, работы которого, к сожалению, малознакомы российскому читателю. Получить некоторое представление о Ж.-Ф. Лиотаре можно, ознакомившись с переводом книги «Ситуация постмодерна», которая вышла в издательстве «Алетейя», которое, кстати, выпускает и данный перевод. Благодаря этой работе Ж.-Ф. Лиотара «философская общественность» сразу же окрестила его классиком постмодерна, хотя это, скорее всего, достаточно преждевременно и спорно. Одно дело рассуждать, анализировать — что Ж.-Ф. Лиотар, к слову, делает достаточно проницательно и профессионально, вычленяя наиболее сущностную для постижения специфики постмодерна проблематику информации, знания и рассказа — ситуацию постмодернистской культуры, а другое — быть представителем оного направления. Скорее, Ж.-Ф. Лиотар избирает ту стратегию, которой он, кстати, придерживается и в работе «Феноменология», а именно стратегии максимально отстраненного наблюдателя. Конечно, подобная стратегия достаточно условна, ибо в любом отстраненном, «объективном» рассмотрении всегда присутствует «авторская позиция», т. е. все же позиция. Но главное, что такая тактика стремится максимально отойти от включенности «наблюдателя» в анализ рассматриваемого феномена (в нашем случае философского на-правления феноменология). Ж.-Ф. Лиотаром написано несколько интересных книг, в числе которых — «Дискурс, фигура» (Discours, figure. 1971), «Отклонение, начиная с Маркса и Фрейда» (Derive à partir de Marx et Freud, 1973), «Либидинальная экономика» (Economie libidinale, 1974), «Трансформаторы Дюшана» (Les transformateurs Duchamp, 1977), «Варварские инструкции» (Instructions païennes, 1977), «Варварские рудименты», (Rudimentspatens, 1977) «Ужасающие рассказы» (Récits tremblants, 1977) (в соавторстве с Жаком Монори) и др.