Юрий Пульвер - Галерные рабы

• Название: Галерные рабы
• Автор: Юрий Пульвер
• Издательство: МПКП "ЛИСС", Ленинский молодёжный центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1991
• ISBN: 978-5-9533-3796-0

Злой рок надел рабские цепи и свёл на османской галере-каторге четырёх воинов: русского казака Сафонку Иванова; бывшего монаха храма Шаолинь, мастера боевых искусств китайца Хуа То; отуречившегося грека Искандар-бега, ставшего мусульманским полководцем; военного вождя южноафриканского племени зулусов Мбенгу.

Их драматичные жизненные пути, дружба и вражда, борьба за свободу и власть описаны в этом приключенческом, историческом романе, действие которого происходит с 1586 по 1607 год.

Книга издана за счет средств автора и в авторской редакции.

---

— Я ждал, что ты потребуешь решающей беседы, Маленький Дракон, — назвал он гостя почетным именем, присвоенным после сдачи выпускного экзамена. — У другого выжидание и нерешительность продолжались бы годы. Ты же не рожден быть обработчиком нефрита.

Хуа То не обиделся на прозрачный намек. Особая твердость нефрита требует от мастеров огромного терпения и прилежания: одна маленькая подвеска делается два-три года. Что ж, нетерпеливость, неумение ждать — главные недостатки его характера, он это признает…

— Что гнетет тебя, сын мой?

— Сяньшэн, я уподобился чиновнику, которого допустили до стола в ямэне, не выдав шапки и пояса…[218]

— Только и всего? Не пристало обитателю храма валяться в красной пыли, то бишь предаваться суете лишь из-за того, что ему не стригут волосы и не одевают в желтое. Да и в конце концов, хорош Лянский сад, а долго в нем не проживешь.[219] Лунный старец не привязал тебя к обители красными нитями.[220] Сумев совершить побег отсюда, а потом пройдя Коридор смерти, ты обрел свободу входа и выхода. И потом, монаха, который изуродовал и унизил родственника императорского дома, ищут сюньбу и Божественная Паутина. Пока я скрываю тебя, но долго оставаться здесь тебе опасно…

— Тайпан, я окружен заботами храма, как шашки игрока, проигравшего партию в вэйцы,[221] фигурками противника. Я не могу уйти просто так, даже если обитель не нуждается более в моих услугах. Я ответил врагу злом на зло. Ныне я обязан воздать добром за добро — и Шаолиню, и вам лично, и всем братьям. Приказывайте, я готов отдать свою жизнь. Мне самому она больше не нужна, я выполнил свое предназначение. Расправа с обидчиком для меня была лишь свадьбой в период траура.[222] Мне теперь все равно — жить или умереть, молиться или сражаться! Располагайте мною!

— Похвально, что ты достиг гармонии, при которой жизнь и смерть едино желанны и нежелательны. Прискорбно, что ты не обрел высшей цели, утолив жажду мести. Бодхитсатвы отдаляют от себя нирвану, дабы направить человеческий род на путь истинный. Не храму, не мне должен ты услужить, а тому, что является корнем всего…

— Смысл сказанного вами не достиг моего разума…

— Что общего у хань-жэнь, хань-цзы, хань-хуа?[223]

— Хань — старинное название и символ Срединной империи!

— Вот и послужи Хань!

— Каким образом?

— Иероглиф шоу, обозначающий долголетие, как известно, в живописи изображается сотней различных способов. Путей служения Хань во много раз больше, только слепой их не увидит!

— Сяньшэн, простите, цитировать при вас Кун-цзы все равно, что хвастать своим топором перед домом Лу Баня.[224] И все же напомню, что, согласно его учению о дао,[225] предписывающему создание определенных порядков в обществе, есть три главных устоя: почитание подданными своего государя, детьми отца, женою мужа. Мудрец ничего не говорил о необходимости служить стране.

— Времена меняются. Что было хорошо для Кун-цзы тысячелетия назад, плохо для нас…

— Вы святотатствуете, подрываете каноны… — вяло пробормотал потрясенный То.

— Хоть бы и так! Вся жизнь — это ниспровержение авторитетов и избитых истин! Когда тебя принимали в храм, настоятель Као Минь предупредил: из трех главных устоев тебе надлежит выполнять лишь первый. Ты повиновался без слов, не плакал, как голодный котенок. Теперь, накануне твоего ухода из Шаолиня, я объявляю: отрекись и от первого устоя. Конец династии Мин близок, и тебе суждено стать одним из ее могильщиков ради спасения Хань.

— Разве я не могу остаться в храме и посвятить себя Будде?

— Увы, нет. Твои способности позволили бы тебе сделаться настоящим сифу — великим учителем, объединяющим качества непревзойденного бойца цюань-шу, искусного целителя, мудрого ученого и умелого наставника. Совершив побег ради мести, ты избрал себе другую дорогу — путь крови, насилия и жестокости. Вдобавок еще и украл серебро из храма…

— Вы несправедливы, сяньшэн! Взамен него я принес драгоценный меч, который стоит в тысячу раз больше, чем я позаимствовал из казны обители…

— Ладно, будем считать, что ты совершил для Шаолиня выгодную торговую сделку. Но чем ты недоволен? Ты в детстве мечтал стать чиен-чиа — ты стал им! Радуйся, благородный мечник! Спасай свою страну!

— От кого?

— Разве тебе выбили глаза, что ты не видишь врагов?

Обрати свой взор на юг — японские самураи пытаются проглотить союзную нам страну Чаосянь. Переведи взгляд на северные границы — там усиливаются дикие маньчжуры, опустошающие наши окраины. Их великий вождь Нурхаци[226] грозит превратиться во второго Чингиз-хана, а наше близорукое правительство не распознает грядущей опасности, не готовится к войне. Государственные войска слабы, в полках насчитывается едва половина состава, потому что военачальники получают жалованье и довольствие на всех, кто числится в списках, и забирают себе все предназначенное для мертвых душ! От ревизоров откупаются, гнев императора отвращают дорогими подарками. Отражение набегов мелких варварских шаек выдают за великие победы, против больших вражеских отрядов не выступают, отдавая им на разграбление села и города!

Войска «зеленого знамени», что существуют в провинциях, еще хуже. В каждой местности ополчения вооружаются и обучаются по-своему. Вот что пишет некий честный историк: «Большие провинциальные армии, за одним или двумя исключениями, существовали только на бумаге, и солдаты выглядели немногим лучше нищих». И все это с ведома и попустительства великих кормчих Чжунго. Поистине, наши власти — самые худшие враги народа!

Уже с середины царствования императора Шицзуна[227] непомерно возросли расходы на снабжение границ, строительство дворцов, моления и жертвоприношения. Не было от них свободного дня. Танцзан — казначейство оскудело. Сы-нун, земельные чиновники, перебирали сотни способов, изыскивая средства повысить доходы. Продавали монастырские земли, брали откупы с преступников, увеличивали фу — подати… И все равно не могли покрыть нехватку. В общей погоне за наживой юесы — местные власти задерживали взносы в казну.

Сейчас стало еще хуже. Запретный город придумал множество не записанных ни в каких законах податей: новый налог синьсян, равные поборы цюньшу, налог на постройки цзянь цзя. Евнухи во главе с Лю Цзинем нередко издают подложные указы без ведома императора, сам юнши[228] правит страной подобно Цао Цао.[229] Те, кто выступает против этой клики, объявляются предателями и гибнут в тюрьмах и на эшафотах. Так сгинули многие члены Дунлиня.[230] А тем временем отцы народа жируют на всеобщем бедствии, соперничают друг с другом в роскоши, какая и не снилась Ши Чуну и Ван Каю!

Хуа вспоминает: в эпоху Тан эти сановники хвастались своим богатством друг перед другом. Первый сделал полог из фиолетового шелка длиной в 40 ли. Второй, дабы переплюнуть соперника в расточительстве, построил навес из парчи длиной 50 ли.

— А сколько вреда принес «морской запрет» на торговлю с заграницей! — горячился настоятель. — Мало того, что разоряются наши собственные купцы, а чужеземцы наживаются! Запрет усилил переселение ханьцев на острова Южных морей, во Вьетнам, Сиам.

— Я согласен с вами, сяньшэн: дела в Чжунго действительно хуже некуда. Но что же могу сделать я?

— «И что он умел? Только стрелять фазанов», — сыронизировал По. — Работающий дурень важнее спящего мудреца.

Хуа понял намек, восходивший к эпизоду из книги «Цзочжуань». Некий вельможа Цзя, будучи уродлив, взял в жены красавицу. Три года он не мог добиться от нее ни слова, ни улыбки. Как-то, подстрелив на охоте фазана, Цзя преподнес его супруге, и тут она в первый раз приветливо его встретила. Увидев это, вельможа сказал: «Поистине не следует пренебрегать никакой своей способностью. Ведь не умей я стрелять, ты бы так никогда не улыбнулась мне и не заговорила со мной».

— В самом деле, тайпан, каков ваш план, куда я должен приложить свои силы?

— Смена династий происходит обычно в годину военных потрясений и нападений захватчиков. Сюнны, чжур-чжени, тангуты, монголы завоевывали Китай, когда он ослаблялся внутренними распрями. Восстания народа вызывались злоупотреблениями сидящих на троне и возле престола. Я не хочу, чтобы мы таскали каштаны из огня для маньчжуров, японцев или других варварских морей, тщащихся затопить Срединную империю. «Белый лотос» много раз помогал становлению династий. Пришло время одному из его лепестков снова окраситься в фиолетовый цвет власти!

Хуа был потрясен: его подозрения подтвердились!

— Так вы и вправду имеете отношение к «Байляньцзяо»?!

— А фужун[231] и вправду имеет отношение к лотосу? — насмешливо ответил вопросом на вопрос настоятель.

Взгляд из XX века

В 520 году нашей эры индийский монах, известный на родине и в Китае как Бодхидхарма, а в Японии как Дарума, пришел из-за Гималаев, чтобы распространять буддизм в самой многолюдной стране мира. С согласия императора своей штаб-квартирой он сделал монастырь Шаолинь, расположенный на склонах гор Сонша в восточной провинции Хэнань. Практиковавшиеся им методы медитации и самоограничений подрывали здоровье многих послушников, физически не готовых к серьезным испытаниям, которые входили в ритуалы буддийской секты дхьяны (по китайски — чань, по японски — дзен).