Неизвестно - Untitled.FR11

• Название: Untitled.FR11
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

« Г.ых! Г.ых!» - вылетало из прокуренных лёгких при каждом ударе топо­ра. Потом плотники усаживались на оструганные брёвна, сворачивали самокрут­ки, вели ленивый разговор, поглядывая на небо.

- Чёй-то дождичек, поди, собирается?

- Не, не буить!

- Вон энтот-то комель, поди, толщей энтого. Сюда не ляжить!

- Коль подтешем, то и ляжить, куды он денетси!

- Мыкола, а можа, по соточке? Чёй-то нутро больно печёть - точно к непо­годе!

Они доставали гранёный стаканчик-мерку, отмеряли по «соточке», переливая в железные кружки, закусывали огурцом, затем снова курили, и после обеда рабо­та практически сворачивалась.

Иван планировал до осени закончить строительство, но с такими темпами вряд ли на это можно было рассчитывать. Несколько раз он ругался с мужиками, но обнаружилось, что это дело бесполезное. Казалось, в них заложено то, чего не мо­жет изменить никакое стихийное бедствие, - ругань для них - это норма жизни, любые доводы разбивались о незыблемую твердь, об какую-то им одним извест­ную внутреннюю философию, сводившуюся к словам: спешить некуда, дело - не спешное, чем медленнее - тем надёжнее. А вот водочка в тенёчке, табачок да неспешный разговорчик - это наше! Тут, брат, нас не замай!

- Паша! Это невозможно! - кипятился Иван. - За целый день они положили один венец! Каждый день глотают водку!

- Так выгони их, в конце концов!

- Уже искал новых, никого нет! Хорошие плотники сейчас в цене .

- А разве у тебя не такие работнички были? С той лишь разницей, что когда ты появлялся, они бутылки прятали, боялись!

- Да, но тут они - хозяева положения!

..Своё пятидесятилетие Иван отметил дома, на Почтовой, в кругу семьи. Го­стей они решили пригласить следующим летом, чтобы в новом доме отметить разом и новоселье, и юбилей. Уже заранее составили список, куда вошли Трое­польский, Евсигнеевы, Мильманы, Зиночка, Володя, Лёня.

С большими натугами к осени возвели стропила под крышу. Иван нанял кро­вельщиков и облицовщиков, навсегда распрощавшись с «гопниками». Но сослу­живцу своему попенял: «Кого ты мне подсунул? Всяких видал, но таких лодырей и выпивох - впервые!» На что тот ответил: «А где ты, Петрович, найдёшь непью­щих? Но дело-то они своё знают!»

В середине мая шестидесятого были закончены последние отделочные работы, побелены стенки и семья переехала в собственный дом. Пашины глаза сияли от счастья. Когда убрали строительный мусор, Иван приступил к планировке сада. Ещё прошлой весной, при активном участии Саньки, он посадил десять вишнё­вых деревьев, два десятка яблонь и слив, в палисаднике перед домом высадил три берёзы и сирень.

С улицы дом огородили штакетником, и зелёные ворота с калиткой получи­лись не хуже, чем когда-то были у отца, Ивана Степановича. Майским погожим выходным днём Паша стояла во дворике возле небольшой аккуратной времянки и, подняв голову, смотрела на крышу, крытую шифером:

- Ой, да что ж она такая высокая вышла, да скаты больно крутые! Как же туда забраться, если что?

Иван стоял неподалёку с лопатой, он вздохнул, вытирая мокрый лоб:

- Да вот же! Великие специалисты строили! Когда я приехал, посмотрел, го­ворю: высоковато! А они мне: «А ничего, Петрович! Может, ещё комнату под крышей организуешь!» Жалею, что не заставил переделать! Теперь залезть туда будет проблема.

В этом году кроме новоселья и юбилея назрело ещё одно немаловажное со­бытие: Санька заканчивал семилетку. Настало время пареньку планировать свою жизнь. Паша знала, что все мальчишки класса, где учился её сын, договорились поступать в техникумы в Воронеже.

«Вот и второй соколик улетает со двора! Да уж больно рано!» - думала мать. Она уже забыла, как сама маленькой девочкой оставила родителей, чтобы учить­ся в Борисоглебске. В феврале Саньке исполнилось четырнадцать. К выпускным экзаменам Паша выбрала в Аннинском универмаге костюм: тёмно-коричневый, с еле заметной полоской. Она повесила его в шкаф на плечики, решив преподнести подарок к первому экзамену. Сын, укрывшись во времянке, зубрил учебники.

... Этой необычайно тёплой весной справляли новоселье ещё два члена семьи, о существовании которых никто не догадывался. Амелия и Розенфильда носи­лись по светлым просторным комнатам нового дома, заглядывая во все уголки и удивляясь необычайно широким окнам, несвойственным для русской избы.

- Смотри, Амелия, а вот эта детская комнатка получилась небольшой. Но для одной Оли вполне хватит.

- Да, подруга, скоро нам предстоит расставание - я не сомневаюсь, что Саня поступит. У него по математике и русскому одни пятёрки.

- Ничего, летом будем встречаться. Вот скоро и старший должен подъехать со своим «эскортом» из Питера. А как тебе школа Аннинская? Учителей Курлакской школы ты расхваливала.

- О, тут один математик Клим чего стоит! Ты бы его видела! У них директор Климов, а этот Клим Николаевич. В классе при нём тихо, муха не пролетит! Из военных. Ходит всегда в тёмно-зелёном кителе с подшитым белым воротнич­ком, наглухо застёгнутом, в галифе, сапогах. Короткие рыжие волосы вьются, как у негра. глаза светло-голубые. Имеет привычку пальцы правой руки держать у груди, между пуговицами. А ты бы видела его взгляд!

- Амелия, по-моему, ты влюбилась в него!

- А что, в него и влюбиться можно . Стройный, подтянутый, всегда пахнет от него «Красной Москвой» вперемешку с приятным табаком. Но дети боятся его. он так может отчитать перед классом, что потом все смеются над провинившим­ся, - и всё это не повышая голоса, спокойно, с улыбочкой. Как-то вызывает к доске Гришина, которого все в классе зовут Гриней, и предлагает ему разложить алгебраическое выражение. Смотрит на то, что Гриня пишет мелом, и говорит, медленно растягивая слова: «Мудрейший из мудрейших, уважаемый Гусейн- Гуслия из Багдада, и что же Вы нам пишете, предлагая свою версию алгебры? Вы только смотрите, у нас сейчас рождаются новые законы математики!»

В классе - тишина. Если подскажешь или засмеёшься, то непременно ока­жешься у доски и будешь допрошен с пристрастием. Поэтому все сидят, зажав рты, сдерживаясь, чтобы не засмеяться.

Да нет, учителя здесь прекрасные, взять хотя бы Елену Петровну, преподава­теля немецкого языка, или её мужа - учителя географии. Надежда Васильевна, химичка, предмет свой знает, но настолько добродушна, что дети занимаются на её уроках чем угодно. Недавно грозди сирени обмакивали в чернильницы и бросались ими. Когда она вернулась после пятиминутной отлучки, то не могла понять, почему лица у всех перепачканы. Тут все стали проситься в туалет, что­бы помыться, и она, вместо приличной разборки, разрешила ученикам привести себя в порядок. Поэтому у Саньки по химии единственная четвёрка. А как у Оли дела?

- Ты же видишь, отец сильно балует её. Как говорят - любой каприз! Вече­ром она не хочет ложиться спать, возится со своими фантиками, разложенными по коробкам, допоздна, на все уговоры не поддаётся, а утром отец подолгу будит её. Он просто садится на кровать и уговаривает её: «Олюшка, ну вставай! Сол­нышко уже давно встало, и ты, солнышко, должна вставать!» А она - ни в какую! Заторможенная девочка.

- Как ты думаешь, может, это последствия Пашиной травмы во время бере­менности?

- Отклонения от нормы в здоровье я у неё не нахожу, хотя в детстве она часто болела. Главная травма в сознании самих родителей - комплекс «вины», которой на самом деле нет; и Паша, и Иван ежедневно дают понять дочери, что она центр вселенной, а они сами - только инструмент для выполнения её прихотей. Иван так хотел девочку! Так что Оленька вырастет примерной эгоисткой, причём у неё Пашин характер, и при болезненном себялюбии, дополненном упрямством, всхо­ды окажутся обильными!

- Розенфильда, твой спич - настоящий экскурс в психологию, где я вечно пу­таюсь . А хочешь весёлую историю о том, как Санька «отметил» выпускные эк­замены?

- Да уж, костюмчик я его видела, когда он вечером явился с пикника!

- Что ж, экзамены он сдал на пятёрки и, когда весь класс вместе с девочками ре­шил отметить «первую путёвку в жизнь», надел свой костюмчик, который не сни­мает последнее время. Его новая любовь, Галя Тютина, ничего не сказала нашему герою по поводу обновки, но смотрела долгим взглядом: костюм делает юношу взрослее... Видела бы ты, как в один из майских вечеров наш юноша возвращался домой после того, как проводил Галю! Он буквально парил над землёй, он не видел ничего вокруг, а в его голове царил хаос: нейроны не успевали переправлять им­пульсы по назначению. В этот вечер он впервые поцеловал Галю.

Как мучительно долго он держал её руку в своей, как осторожно прикасался лицом к её волосам, вдыхая их аромат. Они сидели на брёвнах, сброшенных возле железнодорожной станции, не в силах произнести хотя бы одно слово. Тайна Создателя сковала их речь, но язык весенних запахов, язык тёплых ладоней и трепещущих уст - стал для обоих потрясением.

Сначала он коснулся губами её щеки - и тут она повернулась, и губы их соеди­нились легко - ведь они оба давно ждали этого момента. Он долго пил её уста, как пчела, севшая на цветок, богатый нектаром, и по телу его бежали неведомые раньше волны, и он купался в них, забыв себя.