Василий Минаков - Гневное небо Тавриды

• Название: Гневное небо Тавриды
• Автор: Василий Минаков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Жестков летал бессменно. И эти два года, и после - считай, до конца войны. В любое время года и суток, на любое задание и цель, с любым вооружением или грузом. В любую погоду - лишь бы разрешили взлет. Все на той же счастливой своей "девятке" и с тем же все экипажем, таким же надежным и безотказным, как и она. Сменился за это время один лишь стрелок-радист - о нем расскажу после.

Были в полку и стабильные экипажи. Слетанные, дружные - не разольешь водой. К ребятам Жесткова присказка эта как-то не подходила. Что-то в ней было чуть ли и даже не оскорбительное для них. А зачем разливать, в самом деле?

"Командир у меня - железо!" - без этой фразы у Вани Локтюхина не обходился ни один рассказ об очередном потоплении транспорта, прорыве с торпедой сквозь заградогонь. "Лейтенанта нашего кто не знает", - вторили штурману оба стрелка, целиком относя очередной сбитый "мессер" исключительно на счет командира, который им выложил фрица под самый прицел. "Только и оставалось - нажать на гашетку..."

Сам "командир-железо", не говорун (кстати, о том, что не довелось мне еще на войне, - это повстречать летчика скромней Саши), выражал свои чувства и того проще. "Спасибо ребятам, ребята не подвели..."

Точно так же - и о "старушке-девятке".

В канун высадки Эльтигенского десанта, 31 октября, в полк поступило целеуказание: два транспорта в охранении десяти кораблей в сорока километрах восточнее порта Сулина. На удар была послана тройка высотных торпедоносцев, возглавляемая Жестковым.

- В районе цели возможны грозы, - предупредили синоптики.

- А также "мессеры", - как бы между прочим напомнил ведомым Локтюхин. Держаться как на веревочке, хлопцы!

Напоминание было нелишним: до цели тысяча километров, ястребков на прикрытие не пошлешь. Ольховой и Синицын, как и их штурманы, - в общем обстрелянные бойцы, но для такого задания опыта маловато.

А стоит кому-то отстать, потеряться - считай, что насмарку и весь полет. Высотное торпедометание - высокое искусство, от штурмана требует ювелирного мастерства. Сбросить стальные сигары так, чтобы они приводнились точно по курсу движения цели, в двухстах-четырехстах метрах от нее. Вынос точки приводнения зависит от скорости корабля и его маневренных возможностей. Торпеда, спустившись на парашюте в воду, принимается циркулировать вокруг цели по расходящейся спирали. Если торпеда одна, даже и не особенно опытный противник, ориентируясь по ее следу, может легко избежать роковой встречи. Несколько - почти неизбежно запутывается в сплетении циркуляции, теряется, напарывается на сокрушительный взрыв...

Трехчасовой полет над морем. Небо ясное, три самолета на нем - три жука на стекле. Вражеских истребителей, к счастью, не видно.

Решили выйти на остров Сакалин, возле Георгиевского гирла, оттуда и начать поиск. У озера Синое развернулись на север, потянули вдоль румынского побережья. Грозовой фронт, о котором предупреждали синоптики, видимо, сместился к югу. Внизу рваная облачность, сквозь нее неподвижными полосами просвечивают накаты волн. Справа на берегу аэродром Мамайя, на нем - полк вражеских истребителей.

- Район поиска, - докладывает командиру Локтюхин.

- Штурману следить за морем, стрелкам - за воздухом и аэродромом врага.

- Цель вижу, - через несколько минут Локтюхин.

- Взлетают, командир! - почти одновременно Засула.

Впереди, в море, в окружении черных точек, - два четких пунктирных штриха. Справа, над береговой полосой, - несколько желто-оранжевых пылевых вихрей...

С этой минуты все действия летчика обретают особенную быстроту и четкость.

- Штурман, курс на цель!

Еле заметным движением рук и ног Жестков ставит самолет на расчетный режим. Оглядывается на ведомых - Синицын и Ольховой точно повторяют маневр. Стрелки молчат - истребителей пока нет. Заходят со стороны солнца?

- На боевом, командир!

Теперь что бы там ни было - ни одна стрелка приборов не шелохнется. Это имеет в виду Локтюхин, когда говорит о своем командире - железо.

Первыми открывают огонь зенитки: в чистой голубизне неба повисают грязные комья, взвиваются дымные шнуры "эрликонов". Силуэты транспортов растут с каждой секундой. Вот уже различаются палубные надстройки, вспышки орудий... Машина вздрагивает от близкого разрыва. Стрелки приборов как бы настораживаются, но прочно остаются на месте.

- Повреждена правая консоль, - деловито-спокойный доклад Засулы.

- Торпеда сброшена, командир! - голос штурмана. С ноткой извинения - за секундную задержку доклада.

Резкий маневр облегченной машины, сектор обзора - стрелкам.

- Ведомые?

- Сбросили, командир! Все парашюты раскрылись! Больше маневров не надо: противник перенес огонь на торпеды. Уж лучше бил бы, как бил.

- Зажгли один парашют...

- Следить за остальными!

Остальные две торпеды, несмотря на интенсивный огонь, достигают воды, отцепляются от парашютов, начинают циркулировать...

- Взрыв! - наконец-то Засуле изменяет его спокойствие. - Цель, командир!

Доворот самолета. Видно: взрывом одной из торпед разнесло сторожевой катер.

- Еще один!

Транспорт-трехтысячник. У него оторвало корму, над накренившейся палубой поднимается черный столб дыма...

Несколько вылетов. Всех не опишешь. Всего их за годы войны было совершено Александром Жестковым более двухсот. И таких, как описаны здесь. И труднее. И легче. Хоть в общем-то легких их не бывает. И если экипаж возвращается на аэродром, не сбросив бомбы или торпеду по цели, так это еще тяжелей. Какие бы ни были к тому причины. Тем более для такого летчика, как Жестков. Тяжелее, чем самый ожесточенный воздушный

бой, чем прорыв сквозь любой многослойный огонь зениток.

Впрочем, у Жесткова таких случаев было немного. И лучшим свидетельством этому служат те двадцать пять символических силуэтов на фюзеляже его боевой машины, реальные прототипы которых ржавеют на черноморском дне. И шесть звездочек. И не нашедшие выражения в символах десятки разбитых и сожженных самолетов на вражеских аэродромах, десятки танков, орудий, автомашин на полях и дорогах, многие сотни потопленных в море и уничтоженных на земле офицеров и солдат бесчеловечного гитлеровского рейха...

Скромный смоленский паренек с непослушным зачесом и жестковато-упрямым взглядом...

5 ноября 1944 года морскому летчику старшему лейтенанту Жесткову Александру Ивановичу Указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Советского Союза.

 

Стрелок-радист Андрей Засула

До сих пор он перед глазами, как наяву, - парень высокий, но не старающийся быть видным, с всегдашней своей как бы за рост извиняющейся улыбкой. Любил книги и песни, храбрых и верных людей. Больше всего - своего командира, бесстрашного Сашу Жесткова. Не просто любил - обожал. Что еще? Был комсомольским секретарем эскадрильи, обучал молодых радистов, помогал им войти в боевую жизнь. Часто прямо с занятий бежал к самолету. И лишь тогда забывал про свою улыбку, будто оставлял ее на земле...

Тяжелая на войне у стрелков работа. Наши телохранители - говорят о них летчики, штурманы. Не шутя говорят.

Стрелок-радист и воздушный стрелок занимают посты в хвосте самолета: первый вверху, у турели с крупнокалиберным пулеметом, второй - возле нижнего люка со ШКАСом. Летчик и штурман им не видны. Если нет бомб - впереди глухая пустота фюзеляжа, нижний край бронеспинки, что прикрывает сиденье летчика. Сам летчик по грудь наверху, в своей кабине из плексигласа. Штурман и вовсе - в самом носу, в прозрачном решетчатом конусе, как в клетке повиснув над морем ли, над землей.

Летчик ведет боевую машину, штурман счисляет путь. Оба в любой момент знают местонахождение самолета, решают, какой предпринять маневр. А стрелки? Вот самолет пошел вниз, чуть не камнем. Что это? Противозенитный маневр или...

В общем, одно дело - сам едешь, другое - тебя везут. Поле зрения стрелков - задняя полусфера. То есть полнеба, во всю необъятную ширь. За полнеба и отвечают. Жизнью. Да если бы только своей.

"Мессеры", "фоккеры" со стороны солнца заходят, пикируют сверху почти отвесно, разделяются поодиночке, на группы - одни отвлекают, другие подкрадываются из-за угла. Хоть, понятно, углов полусфера и не имеет. Но так доходчивей молодым объяснять.

Молодые стрелки уважают Засулу. Засула - севастополец, летал с Херсонесского маяка. Участник обороны Керчи, Новороссийска. Ходил на удары по скоплениям войск, по аэродромам, железнодорожным узлам. Силен тогда немец был в воздухе, не то, что сейчас. Впрочем, значение это имеет только в большом масштабе. А на один самолет их и теперь хватает. Тут как кому повезет. Бывает, навалятся, еще и злее...

Засуле есть что вспомнить, когда понадобится пример.

В один из февральских дней сорок второго эскадрилье поставили задачу уничтожить колонну противника на Керченском полуострове. Тяжелые шли там бои. Комэск Беляев предупредил заранее - встречи с "мессерами" не миновать. Как следует проверили пулеметы, ленты, подтащили поближе весь боезапас.