Элис Хоффман - Здесь на Земле

• Название: Здесь на Земле
• Автор: Элис Хоффман
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46275-9

Марч возвращается в родной город, где она оставила свою юношескую любовь. И вот — новая встреча с человеком, память о котором тревожила ее все эти годы, несмотря на счастливый брак. Вспыхнувшая страсть не позволяет Марч разглядеть, как ужасно изменился за эти годы Холлис, с которым ее когда-то связывало столь многое. Их отношения подобны стремительному водовороту, который жадно засасывает Марч в свои темные глубины.

Элис Хоффман — признанный мастер тонкого психологического романа. Общий тираж ее книг составляет более 50 миллионов экземпляров. Роман «Практическая магия» экранизирован (в главных ролях — Николь Кидман и Сандра Баллок).

---

Иногда она даже разрешала бы лисе спать с ней в постели, мордочкой на подушке, пела бы ей на ночь колыбельную.

— Что за глупости! — воскликнула Джудит Дейл одной летней ночью, увидев Марч в такой поздний час не в постели (та стояла на изготовку на веранде с рыболовной сетью и овощным ящиком). — Так лису никогда не поймать.

Джудит подвела ее к ореху, под которым начертила на земле круг. Потом достала из кармана пару кубиков рафинада — того сорта, который всегда любила класть в свой чай и кофе, — и дала Марч раскрошить их, рассеяв затем сахар по кругу.

— Не густо, не густо, — советовала она и даже похлопала признательной Марч в ладоши, отметив качество проделанной работы.

— Черта с два, — прокомментировал брат, когда Марч сообщила ему, что утром поймает лису. И когда оказалось, что весь сахар исчез, Алан громко расхохотался. — Да кто угодно мог съесть его, дурочка. Еноты, бродячие псы, мыши. Есть множество правдоподобных объяснений, многоуважаемая Марчелина, и ни одно из них, заметь, и отдаленно не такое глупое, как твое.

Но позднее, в тот же день, миссис Дейл подвела ее к кругу и показала на четкие следы проворных лапок рыжей плутовки. Тогда-то и было принято отличное решение: если не получается поселить лису на кухне, пусть она живет у Марч в лесу. И еще долго-долго — даже после того, как появился Холлис, — Марч оставляла под орехом сладкие приманки: кусочки сахара, печенья, пшеничных кексов, украдкой взятых из кладовки.

— Эго ты для своего дружка? — спросил он как-то, видя, как она выкладывает вдоль круга дольки яблока.

— Нет, — отрезала Марч и повернулась к нему спиной.

«Ты — мой дружок», — подумала она в тот миг. И думает так до сих пор.

Марч сворачивает на 22-е шоссе и едет к ферме — в надежде, что Холлис уже вернулся из Бостона. Осенний свет Довольно резок, и она тянет руку к солнечным очкам. Включает радио и подпевает песне, слова которой (вот парадокс памяти!) она, оказывается, знает. Ощущение такое, будто едешь вспять по времени. Неба здесь намного меньше, чем в Калифорнии, — словно перевернутая лохань, висит оно над полями, над городом. Осторожный поворот с шоссе — на этом участке легко не заметить несущийся навстречу транспорт, — и вот уже мимо тянутся поля. При Куперах они всегда были засажены, но ныне колосятся лишь диким клематисом да ведьминым орешником.[17] На всем их пространстве — лишь один ухоженный участок. Хэнк тут выращивает тыквы, вполне приличный, кстати, урожай. Они еще не убраны — сидят огромные, пузатые на толстых, как канаты, лозах.

Марч помнит, как ходила сюда с Холлисом, помнит их страстное желание иметь эту ферму. Тогда дом выглядел куда величественнее, элегантнее. У Аннабет Купер был восхитительный вечнозеленый сад. Особенно поражал розарий с цветами величиной с кочан.

В ту пору Марч смотрела на Ричарда и Белинду со жгучим интересом. Странно все-таки: девочка из богатой семьи, а носит порванные свитеры, волосы сзади собраны в пучок простой резинкой; а ее брат плачет, наткнувшись на ворону, подстреленную кем-то из спортивного интереса. Для Марч эта пара выглядела не менее чудно, чем инопланетяне. Ей просто выбора иного не оставалось, кроме как жгуче заинтересоваться, и это продолжалось еще долго после того, как Холлиса вконец утомили их подглядывания за жизнью обитателей фермы.

А теперь она шпионит за Холлисом. Это ведь его пикап? Он вернулся из Бостона, где встречался с одним из своих юристов (решали вопрос, как прикупить еще квартир во флоридском Орландо). Псы устроили толкотню, кусают друг друга, лают хором, разнося по окрестным холмам заунывное эхо, и Холлис зло на них кричит. Однако настроение у него приподнятое, лучше, чем обычно. Так всегда бывает, когда ему светит новое приобретение. Ненадолго его перестают терзать желания иметь больше того, чем он уже имеет. «Здесь каждому хватит еды», — всегда говорила ему Джудит Дейл, когда все садились за стол, но и слепому было видно, что он ей не верит.

На Холлисе серый костюм, «made in Italy», который стоит больше, чем любой из предметов гардероба любого из горожан. Он хорошо усвоил: люди порядком глупы — верят тому, что видят, и потому он дорого оделся для поездки в Бостон. Теперь же, невзирая на костюм, Холлис лезет в кузов своего пикапа. Въезжает на подъездной путь Марч, псы с лаем принимаются кружить вокруг «тойоты», а Систер подпрыгивает на сиденье, пытаясь выглянуть наружу. При виде красных псов терьер словно безумеет. Выпусти его сейчас — и набросится вся свора, как пить дать набросится.

— Отзови собак, — просит Марч, выйдя из машины.

— Да пни их, они и успокоятся, — дает совет Холлис, доставая из кузова ящик.

Там новый компьютер из Бостона. Теперь он сможет напрямую связываться со своим банком, управлять счетами и финансами, сидя в гостиной за письменным столом, где мистер Купер некогда дымил сигарами у окна, открывающего самый лучший в мире вид — на просторы его собственности.

Марч входит за ним в дом. Холлис просто рядом — а она уже внутренне сотрясена, как резко взболтанный стеклянный шар со «снегом». Его энергия проникает в нее, электризует, несмотря на то что Холлис целиком сосредоточен на ящике с компьютером.

— Я сейчас. Располагайся, как тебе комфортно.

Давно Марч не была здесь, и теперь ей явно не до комфорта. Она дезориентирована. Кухня Куперов — полированные медные раковины, длинный дубовый стол, неизменно уставленный всяческими вкусностями, — выглядит теперь совсем иначе. У Куперов, помнится, даже повариха была, итальянка. Они прозвали ее Живчик — минуты не могла посидеть спокойно, вечно стряпает какой-нибудь очередной деликатес. Имелась и прислуга, женщина из сельской местности, мать одной из девочек, с которой Марч ходила в школу. Ту девочку звали Элисон Хартвиг, тихое, молчаливое голубоглазое создание.

Ныне кухня выглядит по-спартански. В чем нет необходимости — того здесь нет. Плитки, одной ужасно холодной зимой расколотые жаром горевшего дымохода, так и не сменены на новые. Сланцевая стойка покрылась патиной (сказались годы бездумной чистки средством «Комет»). Медь раковин стала цвета плесневелой листвы. Вся кухня аскетически чиста: две вымытые кофейные чашки сушатся на деревянной полке, На столе пусто, ни крошки, ни случайно оставленной тарелки.

Войдя, Холлис идет к крану налить себе воды. Затем моет чашку, кладет на полку и подходит к Марч. Взяв ее руку в свои, внимательно рассматривает.

— Она носила его на левой руке, — говорит он, глядя на изумруд Джудит, — как обручальное кольцо.

Марч тянется с поцелуем, но Холлис отшатывается.

— Что случилось? — недоумевает она.

Он берет другую руку, на безымянном пальце которой ее обручальное кольцо.

— Если бы из нас двоих ты ушла, то я бы ждал. Не важно, как долго.

— Я и ждала, — Марч силится выдернуть руку, — пока сил не стало.

— Нет, не ждала.

Она смеется. Холлис и раньше был такой — во всем, как мог, перечил ей: будь по-моему, и все тут! Потом Марч видит: тут не до смеха. Он не отпускает ее руку.

Нет иной меры для любви — лишь все и ничего. Может ли она жить без того, что он дает ей? Может ли уйти, довольствуясь чем-то меньшим? Кто-то сказал бы: «Я не тот, кто говорит тебе, как поступать и во что верить». Кто-то играл бы в любовь, словно в игру. Но не Холлис.

— Хочешь знать, что я думаю? — спрашивает он.

Марч горделиво откидывает голову и дерзко на его смотрит, хоть и боится услышать то, что Холлис сейчас скажет. А он, похоже, в высшей степени собой доволен, будто разгадал головоломную загадку.

— Ты никогда не вышла бы за него.

— Правда?

Марк пытается насмешничать, вопреки тому, что творится на душе. Ощущение такое, будто она не в состоянии отвести от него взгляд. Не в состоянии даже попытаться отвести.

— Правда.

Его белая рубашка на вид накрахмалена и выглажена, а при прикосновении оказывается гладкая-гладкая, тонкий лен — почти что шелк. Холлис целует Марч так что мутится разум, и будь у нее сейчас хоть капля воли — и той лишилась бы. Он обвивает ее руками, прижимая к раковине — спина ощущает холод меди, — расстегивает ей молнию на потертых джинсах, нежно кличет «деткой», говорит, что так всегда было между ними и всегда будет. Никто на всем белом свете не любит ее так, как он.

— Ну-ну, не будь врединой, не упрямься, — приговаривает Холлис, стаскивая с нее джинсы, трусики.

Словно Марч намеревалась его остановить, словно была в силах остановить себя.

Им бы подождать немного. Вдруг Хэнк уже пришел из школы? Погожий, ясный день, всякий может постучаться в двери. Кен Хелм с платой за отбракованные на дрова деревья с земли Холлиса, Харриет Лафтон, с просьбой о пожертвовании в библиотечный фонд… Но Марч не произносит «нет». Да и способна ли? Она хочет сейчас Холлиса больше, чем когда-либо что-либо в своей жизни хотела. Обвивает его страстно ногами, упираясь спиной в холодную кухонную раковину. Пусть делает с ней все, что ему нравится, — она так хочет. Марч так горяча, что теплеет медь раковины, давящей ей в спину, того и гляди расплавится, потечет. С дикой жадностью он вталкивает в нее свою плоть. Но и Марч сверх всякой меры ненасытна. Это ее тайна, которую давным-давно прознал Холлис: она такая же, как он.