Кеннет Роуз - Король Георг V

• Название: Король Георг V
• Автор: Кеннет Роуз
• Издательство: АСТ, Люкс
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-028082-3, 5-9660-1444-2

Георг V.

Последний из английских королей, чье правление было озарено отблеском Викторианской эпохи.

Тихий, мягкий человек, сумевший удержать страну от хаоса и во время Первой мировой войны, и во время политических кризисов 1920-х гг. и экономических катастроф 1930-х…

В бурную эпоху исторических перемен, когда империи Европы рушились одна за другой, династия Виндзоров смогла сохраниться на троне лишь благодаря Георгу V.

Как ему удалось совершить это?

Ответ на этот вопрос вы найдете в великолепной книге Кеннета Роуза «Король Георг V», удостоенной престижнейших премий Великобритании.

---

Беспокоился и архиепископ Ланг. Перед тем как выехать из Сандрингема, он обсуждал с новым королем траурную церемонию в Вестминстер-холле:

«Эдуард VIII сказал мне, что не желает проведения какой-либо религиозной службы, поскольку — как он мне сказал — хочет поберечь королеву. Я настаивал, что какая-то служба обязательно должна быть, — пусть даже короткая. Без этого вся церемония будет, так сказать, пустой; тем более что королева сама пожелала, чтобы спели хотя бы один гимн — „Вознеси мою душу, Царь Небесный“».

Архиепископ своего добился; склонный к театральным эффектам, он даже позаимствовал из Вестминстерского аббатства пурпурное облачение, которое надевали на похоронах Карла II.

За те четверо суток, пока был открыт доступ к телу покойного, мимо гроба медленно прошло около миллиона подданных Георга V; их шаги заглушал огромный мягкий серый ковер. В полночь 27 января к стоявшим на помосте офицерам дворцовой стражи присоединились Эдуард VIII и три его брата. «При тусклом свете свечей и в глубоком молчании мы простояли там двадцать минут, — писал Эдуард VIII. — Я чувствовал близость к своему отцу и всему, что было ему дорого».

На следующий день король Георг V отправился в свой последний путь. На сей раз орудийный лафет, на котором стоял его гроб, сопровождали моряки. Они доставили его из Вестминстера на вокзал Паддингтон, потом на поезде — в Виндзор, после чего через территорию замка довезли до церкви Святого Георгия. Георг, наверно, был бы взбешен тем, что на целый час опоздал на собственные похороны, хотя причиной опоздания на этот раз оказался он сам — скопившиеся на пути следования толпы народа, пришедшие в промозглое зимнее утро проститься со своим сувереном, не раз преграждали путь процессии.

Даже в такой печальный момент церковь выглядела весьма красочно: знамена ордена Подвязки, тяжелый черный креп и темные вуали присутствовавших женщин, сияние риз и парадных мундиров тех, кто служил своему суверену, — с плюмажами и лентами, алых, синих и золотых кителей. Церемония навевала воспоминания о дворе короля Георга в первые годы его царствования, а порядок соблюдения старшинства был далек от современных реалий, соответствуя званиям и должностям, которые почти за сто лет так и не успело смести реформаторское рвение принца-консорта. «Что меня поразило, — написал позднее один государственный служащий, прочитав в „Таймс“ отчет о похоронах, — так это второстепенное положение министров кабинета. Нужно было прочесывать колонку за колонкой, чтобы, наконец, обнаружить, где же находился премьер-министр». Болдуин, однако, был на отведенном ему месте — как и два бывших премьер-министра, невзирая на их взаимную антипатию. Макдональд был шокирован не только тем, что Ллойд Джордж согласился написать о похоронах в газеты, но и тем, что прямо во время службы вел необходимые заметки.

Поддержать своего кузена в минуту скорби приехали пять иностранных монархов: Кристиан из Дании, Хокон из Норвегии, Кароль из Румынии, Борис из Болгарии и Леопольд из Бельгии. В будущем лишь Дания и Норвегия сохранили верность монархии, а всего через несколько лет все пятеро вынуждены были столкнуться с немецкой оккупацией или подчинением своих королевств нацистской Германии. Похожая судьба ждала и представителей Италии и Австрии: Умберто, принца Пьемонта, и принца Штаремберга. Не улыбнулась фортуна и приехавшим на похороны короля трем бравым военным: Петену — из Франции, Тухачевскому — из России и Маннергейму — из Финляндии. Если помнить об этом трагическом списке, та Англия, которую Георг V завещал своему сыну, покажется едва ли не раем.

Когда завершилась торжественная литания, все поразились достоинству и силе духа овдовевшей королевы; не меньше удивлял и новый король, который в сорок один год все еще выглядел почти юношей. Когда гроб отца медленно опустили в склеп, король Эдуард высыпал на него из серебряной чаши символическую горсть земли. И король Георг V отправился к своим предкам.

Когда скорбящие вышли из церкви, то увидели, что трава вокруг нее покрыта венками. «Как часто красота приносится в жертву масштабам», — отводя взгляд, сказала герцогиня Бедфордская, ибо самые пышные из этих венков были столь же велики, как и самомнение тех, кто их прислал. Однако одна знакомая дама покойного короля все же немного замешкалась и среди экзотических букетов вдруг заметила скромный венок, присланный каким-то уличным торговцем из лондонского Ист-Энда. На нем был изображен белый пони с пурпурным седлом.

ЭПИЛОГ НА СМЕРТЬ КОРОЛЯ ГЕОРГА V

Духи метко подстреленных вальдшнепов, куропаток и бекасов
Порхают, подбадривая его, в норфолкском небе.
В красном доме, в книжном шкафу из красного дерева
Ожидает его коллекция марок с давно высохшими наклейками.
Закрылись голубые глаза, что подмечали малейшую неопрятность в одежде
И глядели с лошади на любимые поля и охотничьи укрытия.
В деревне старые люди слушают, как равнодушно тикают
Часы над толстыми коврами.
Старики, которые никогда не ловчили, никогда не сомневались
И ежемесячно причащались, сидят и пристально смотрят
На красный дом в предместье,
Где правит миссис Симпсон
И где приземляется молодой человек с непокрытой головой.

Джон Беджман

На этом рассказ о короле Георге V мог и закончиться, если бы полвека спустя не были опубликованы записи лорда Доусона Пенна, сделанные им во время последней болезни своего пациента.

Впервые они были найдены среди личных бумаг Доусона его биографом Фрэнсисом Ватсоном в 1945 г., после смерти придворного врача. Однако Ватсона отговорили от использования записей при работе над биографией Доусона, опубликованной в 1960 г., — всего через четырнадцать лет после смерти короля. Естественно, записи Доусона не были известны и автору настоящей книги, первое издание которой вышло в свет в 1983 г.

Однако к 1986 г., когда вдовы и детей Георга V уже не было в живых, Ватсон посчитал возможным включить историю болезни короля и сделанные Доусоном клинические наблюдения в свое эссе, опубликованное в издании «Хистори тудэй».[166]

От того, что там написано, просто бросает в дрожь. 20 января 1936 г., в 21 ч. 25 мин., сочинив свое вдохновенное прощальное слово («Жизнь короля мирно подходит к концу»), Доусон вернулся в королевскую спальню. К 22 ч., отмечает он, «сон постепенно перешел в кому, хотя и неглубокую». Далее Доусон аккуратным почерком фиксирует:

«Примерно в 23 ч. стало очевидно, что последняя стадия может продлиться много часов, о чем сам пациент знать не мог, но что едва ли соответствовало тому достоинству и спокойствию, которыми он был так щедро одарен и которые требовали краткой финальной сцены… Поэтому я решил ускорить конец и ввел ему (собственноручно) три четверти грамма морфия, а вскоре после этого 1 грамм кокаина в раздувшуюся яремную вену… Примерно через четверть часа дыхание стало тише, внешний вид более безмятежным, физическое напряжение исчезло.

Потом вернулись и встали возле постели королева и члены семьи — королева владела собой и держалась с достоинством, остальные плакали, хотя и негромко… Интервалы между вдохами постепенно удлинялись, и жизнь ушла из него так тихо и спокойно, что было трудно определить, когда точно это произошло».

В соответствии с данными последнего бюллетеня, король умер в 23 ч. 55 мин. вечера.

Закон не проводит различия между эвтаназией или, как это иногда называют, убийством из сострадания, и просто убийством. Тем не менее он вполне допускает, что врач, вызванный к неизлечимому больному, имеет право и даже обязан давать ему морфий или другие наркотики в тех дозах, которые необходимы, чтобы облегчить страдания.

Если применение подобных средств ускоряет смерть пациента, врач не несет за это никакой моральной или профессиональной ответственности, поскольку, как считается, он делает это не для того, чтобы убить, а чтобы облегчить страдания. Эта власть над жизнью и смертью больного не поддается количественной оценке и не может регулироваться какими-то инструкциями; здесь все зависит от мудрости и совести лечащего врача.

Но ведь король умирал не от рака или какой-либо другой болезни, сопровождающейся невыносимыми муками, а от сердечной слабости. Он вообще не испытывал боли, так как находился в коме. Чем же можно оправдать поступок Доусона, который ввел своему пациенту дозы морфия и кокаина, в пять — десять раз превышающие общепринятые?

В своих записях (их, по мнению биографа, Доусон включил бы в мемуары, если бы успел их написать) Доусон признает, что в тот момент больше беспокоился о спокойствии королевской семьи, нежели о продлении жизни умирающего пациента: «Часы ожидания конца, который был бы чисто техническим, поскольку вся реальная жизнь уже и так отлетела, только истощили бы силы присутствующих, держа их в таком напряжении, что они не смогли бы найти утешение в размышлениях, общении или молитве».