Дима Билан - Хроники. От хулигана до мечтателя

• Название: Хроники. От хулигана до мечтателя
• Автор: Дима Билан
• Издательство: ООО "Издательство Астрель"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-271-39009-8

Эта книга создавалась долго. Урывками. В самолетах и поездах. В гримерках и в студиях. Даже за кулисами во время концертов. Каждый раз, начиная новую главу, я думал о тех, для кого пишу. О тех, для кого история моей жизни, пусть неидеальная, но рассказанная искренне и от всего сердца, будет интересна, и возможно, в чем-то полезна. О своих близких, друзьях и поклонниках. Наконец-то я ставлю точку и говорю всем своим слушателям (а теперь уже и читателям!): «Это для вас! Спасибо за то, что вы есть! Ваш Дима Билан».

---

— Почему?! — искренне удивился Айзеншпис. Он всегда искренне удивлялся, если сидящий перед ним нормальный на вид человек оказывался слеп и глух к истинному искусству.

— Не нравится и все. Дерганый он какой-то, Билан этот.

Юрий Шмильевич ответил негромко, но разборчиво. Затем поднялся и вышел. Да и о чем говорить именитому продюсеру с начинающим радиоведущим, когда последний не способен проявить тактичность и, если не скрыть, то хотя бы завуалировать прущее из него дурновкусие?..

Так состоялось знакомство Айзеншписа с человеком, который позднее сыграл немалую роль в моей карьере. Чуть позже Боря признался, что Айзеншпис был единственным продюсером, кого он в тот момент знал, и тот факт, что он, Хлуднев, посмел возразить олимпийскому богу шоу-бизнеса, в его глазах было сильно крутым поступком. «Я всегда говорю, что думаю, — любил повторять о себе Боря. — Может, это и неправильно, но по-другому я не умею».

Года через полтора после этого небольшого происшествия наши пути снова пересеклись. Это был конец марта, мы только-только сняли клип на «Мулатку», а Юрий Шмильевич решил взять на работу пиар-менеджера и объявил в кулуарах об открытой вакансии.

Хлуднев, хоть и работал на радио, никогда в жизни не занимался пиаром. Зато он имел юридическое образование и огромное желание «связываться с общественностью». Это и подкупило Айзеншписа — он всегда считал, что если человек хочет что-то сделать, то пусть сделает и докажет, что умеет. Словом, давал шанс. Боря сумел убедить Юрия Шмильевича, что шанс следует подарить именно ему — поскольку его специализация по образованию адвокатура, а между адвокатом и пиар-менеджером разница не так уж велика, если вдуматься. Айзеншпис вдумался, нашел этот тезис, не выдерживающим критики, но охотно пошел на эксперимент.

Так Хлуднев влился в наш дружный коллектив, заняв в нем поистине достойное место. Хотя мне он поначалу не слишком понравился — самоуверенный молодой человек, который все время норовил со мной спорить. Я ему слово — он мне два. Я ему три — он мне восемь. Боря не особенно задумывался над этим вопросом. Зато интересы своего «клиента», то есть меня, он умел отстаивать почти так же, как Юрий Шмильевич. То есть с пеной у рта под закрытым забралом.

В новом коллеге меня раздражало то, что он постоянно давал мне какие-то рекомендации. Я заводился, потому что у меня всегда было собственное мнение и видение, что и как я должен делать, с кем общаться. К тому же у меня был продюсер, с которым я предметно обсуждал свои проекты. В конце концов, каждый должен заниматься своим делом.

Есть еще один момент. Я — человек достаточно открытый и эмоциональный, поэтому в общении с людьми предполагаю полное отсутствие недомолвок. Выявлять недомолвки призвана старая добрая драка; ну хотя бы просто хороший конфликт. Обычно на высокой ноте ты слышишь о себе такое, что тебе никогда не скажут в спокойном состоянии. Кроме того, в момент конфликта проявляются скрытые черты характера человека — и то, как он общается с людьми, и то, как он действует в своей профессии в момент стресса, и как он умеет владеть собой. Правда, с годами я понял, что далеко не всегда уместно проверять человека на прочность. И что в порыве горячности многие утрируют свои эмоции, могут наговорить или наделать чего-то, о чем потом будут жалеть. Тем не менее. Лучше высказать и извиниться, чем копить в себе и держать камень за пазухой. Таково мое мнение.

Сейчас я могу сказать о Боре немало теплых слов — благодаря его усилиям состоялось множество интервью, публикаций, пресс-конференций, и оказанное ему доверие он оправдал в полной мере. Но тогда я просто взвивался до потолка и спорил с ним до хрипоты, отстаивая свои права на самоопределение.

Увы, у известных артистов не бывает какой-то особенной «личной жизни». Они всегда на виду и всегда должны помнить о том, что за ними следит пресса и общественность. Это неизбежная часть моей профессии. Иногда я слегка завидую людям, которые могут беспрепятственно пройтись по улице — и их никто не узнает. Если кто-то из них придя вечером  с работы домой, поругался с соседями, это будет на следующий день замято и стерто из памяти. Артист не может себе такого позволить, потому что это сразу становится известно всем, причем с такими подробностями и в таких красках, что хоть иконы выноси.

Я тогда буквально пару лет как приобрел широкую известность, а Боря изо всех сил старался сохранять мое реноме в лучшем виде. У нас с ним на этой почве образовалась какая-то «заклятая дружба» — мы злились друг на друга и нуждались друг в друге одновременно.

Со временем Борис научился виртуозно определять, какому изданию что сообщить, кому давать интервью, а кому нет, как наладить контакт с журналистами. Он фильтровал все новости обо мне, и, если пресса пыталась инкриминировать мне какую-нибудь некрасивую историю, он это изящно улаживал. В общем, Юрий Шмильевич его очень ценил, но периодически над ним подшучивал — не мог Айзеншпис пожить без каверз, такова была его натура.

Розыгрыши бывали самые разные. Например, Юрии Шмильевич мог позвонить своим друзьям из какого-нибудь издания, а наутро в печати появлялась сногсшибательная новость обо мне в стиле «Билан подружился с прирожденной убийцей» или еще что-нибудь из того же ряда. Боря впадал в ступор, бледнел, начинал звонить в злополучное издание, чтобы выяснить, кто посмел наехать на его артиста. Рядом ехидно поддакивал и комментировал Юрий Шмильевич.

— Надо разобраться, Боря! Просто уже что хотят, то делают, совсем совесть потеряли!..

ЛОНДОН, 2003 ГОД

Или:

— Вот, суки, ну надо же, раскопали! Давай, Боря, надо уладить!

Хлуднев звонил, а на другом конце провода недоумевающий журналист спрашивал:

— А при чем тут наше издание? Вы вообще-то с руководством общаетесь? Нам Айзеншпис прислал сообщение...

Боря ронял трубку, метал взгляды-молнии в сторону Айзеншписа, но толком сказать ничего не мог, поскольку спорить с начальством, как известно, себе дороже. Тем не менее было видно, что рано или поздно эта бомба взорвется и что-то произойдет. Так и вышло.

Как-то раз Боря договорился об интервью со мной в одной известной телепрограмме. Программа была pейтинговая, попасть в нее было большой удачей, поэтому Хлуднев готовился к съемкам с особой тщательностью, пытаясь ничего не упустить из виду. Ожидалось, что на запись передачи по заранее оговоренному сценарию уйдет как минимум день.

Съемки шли как по маслу. И я совсем расслабился, когда журналистка-телеведущая вдруг задала мне один из тех каверзных вопросов, на которые я очень не люблю отвечать. Обычно я их попросту игнорирую.

Не столь важно, что это за вопрос, вам бы он тоже не понравился, уверяю. В комнате повисла тягостная пауза, во время которой я сидел, уставившись на журналистку квадратными глазами, и соображал, как уйти от темы и обойтись без бурного выражения эмоций. Ведущая тоже притихла, осознав, что сделала что-то не то, и теперь, видимо, решала, как загладить ситуацию.

— Ну, я имела в виду... — начала она.

Присутствующий при этом Боря затянул одновременно с ней:

— Может быть, не стоит так прямо, в лоб...

Я тоже подключился, и пару минут мы с ведущей буксовали в болоте вводных слов и недомолвок. Наконец вырулили на сушу, сменили тему, и следующий пассаж растерявшей пыл журналистки я отфутболил дежурной фразой о том, что с Айзеншписом у нас хорошие рабочие отношения и что наше сотрудничество обещает быть плодотворным и в дальнейшем. Хотя первоначальная накладка была не совсем из этой области.

На следующий день мне рассказали, что Юрий Шмильевич грубо отчитал Борю за этот эпизод. А тот вспылил, собрал вещи, проорал сакраментальное: «Я здесь больше не работаю!» — и хлопнул дверью.

Юрии Шмильевич был горячим, но на редкость справедливым человеком. Он сразу понял, что перегнул палку. И принялся названивать своему сотруднику, чтобы выяснить, насколько серьезен тот в намерении покинуть компанию. Телефон Хлуднева молчал — он был «вне зоны действия сети» что еще больше обеспокоило Айзеншписа.

— Хоть из-под земли мне его достаньте!;.. — рявкнул продюсер на остальных членов команды. — Но чтоб завтра! С утра! Он! Был! На-ра-бо-те!!!.. У нас по плану фотосессия!..

В первую очередь Айзеншпис хотел просто поговорить с Борей. Проблему нужно было как-то улаживать.

Я полночи не спал и пришел в офис к девяти утра, что тогда было для меня настоящим подвигом. Там меня поджидал наш офис-менеджер Леша. Юрий Шмильевич был давно на рабочем месте, он дал мне инструкции ехать с Лешей, а уж с Хлудневым он разберется самостоятельно. С самим Борей я столкнулся на выходе.

— Привет, — сказал я.

Он поздоровался, не глядя на меня. Попытался пройти мимо: обиделся.