Морис Бланшо - Ожидание забвение

• Название: Ожидание забвение
• Автор: Морис Бланшо
• Издательство: Амфора
• Жанр: Философия
• Год: 2000
• ISBN: 5-8301-0098-3

Морис Бланшо — один из оригинальнейших мыслителей нашего века. Мишель Фуко хотел в молодости писать «как Бланшо»; Жак Деррида посвящает разбору автобиографического текста Бланшо, умещающегося на полутора компьютерных страницах, книгу в полтораста страниц- так властители дум нового века реагируют на скромную и сосредоточенную мысль Мориса Бланшо. «Ожидание забвение» — последнее из крупных художественных произведений писателя, здесь он впервые обкатывает ставшее потом знаменитым (в частности, у Ролана Барта, Жака Деррида) так называемое фрагментарное письмо.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Когда она слегка выпрямилась, не допуская между ними расстояние, но опершись наискось, словно чтобы по какой-то смиренной необходимости оттолкнуть оба их распростертые тела, она сказала: «Она сказала так чуть погодя?» — «Чуть погодя, если вам угодно». — «Она все еще рядом с вами?» — «Она слегка выпрямляется». — «Чтобы лучше вас рассмотреть?» — «Возможно, чтобы легче было дышать». — «И она на вас не смотрит?» — «Она скорее смотрит на то, что говорит».

* * *

Совершенное требует своего свершения.

* * *

«Как они дошли до того, что заговорили?» Это вызвало у нее смех: «Разве это не естественно?» — «Я тоже так думаю; полагаю, однако, была и другая причина, и именно по этой причине то, что делало речь естественной, делало ее также и крайне затрудненной. Иначе с чего бы он так поразился, вдруг ее услышав? И почему обладал уверенностью, которой она от него и требовала, доверяя то, что по-прежнему оставалось всего-навсего ее голосом, слабоватым, но отчетливым и холодным голосом; доверие, на которое при всей своей внимательности он отвечал лишь с большим трудом?» — «В первое время такое должно раз-другой случиться». — «По меньшей мере, на сей раз так и случилось».

* * *

«Что вас поражает в этих словах? Они же просты». — «Полагаю, я свыкся с идеей, что вы не заговорите. Вы до сих пор ничего еще не сказали, да к тому же и сказать было нечего». — «А вы думали, что, дойдя до подобного положения вещей, все отступит назад и себя не выразит? И что же в этом голосе более неожиданного, чем во всем том, что случилось и из чего вы столь легко извлекли выгоду?» — «Ничего более. Только чуть менее. Вдруг имеется — такова доля этого голоса — меньше, нежели было: этому и поражаешься». — «Значит, все из-за голоса? В чем же вы его упрекаете?» — «Его не в чем упрекнуть. Это чуть слабоватый, слегка приглушенный голос: возможно, более отчетливый или более холодный, чем я мог ожидать». — «Вы сдержанны, надо быть откровеннее. В нем есть что-то странное?» — «Он столь знаком, как только может быть знаком какой-то голос. Возможно, меня поражает, внезапно возвращая к иному, именно его безмятежная реальность». — «К иному? К тому, что прошло?» — «И у чего, естественно, тоже своя реальность, но может статься, что все, казавшееся мне до сих пор простым, вдруг сталкивается с некоей иной, словно утверждаемой в голосе простотой. Что-то меняется».

Поразительная неожиданность — как все, в том числе и поразительное, отступает.

Голос вдруг оказался там, в одном ряду со всем прочим, добавляя разве что оттенок разглашения, без которого, похоже, не может обойтись даже и столь простая встреча, это-то внезапное явление его и поражает; и пока этот голос говорит почти напрямую, полностью вкладывая себя в каждое слово и ничего не оставляя про запас, дабы сказать что-либо еще, он уже успел распространиться и на другие уровни, где либо готов послышаться, либо себя уже непреложно выразил, несмотря на свой небольшой объем, заполняя во времени — вперед, назад — всю пустоту, как и всю тишину комнаты, отступая то вглубь, то наружу, всегда вдали и всегда вблизи, ищущий и уточняющий, словно точность служила главной защитой этого голоса, который с легким холодком говорит: «Мне бы хотелось с вами поговорить».

* * *

Он ищет, кружась со всех сторон как бы вокруг центра — этой речи, зная, что по отношению к центру, который необнаружим, найти — всего-навсего опять же искать. Центр дозволяет находить и кружить, но сам не находится. Центр в качестве центра всегда цел и невредим.

Кружа вокруг ее, явленности, присутствия, которое только таким обходным маневром он и мог повстречать.

Лицом к лицу с ее (уклончивым) присутствием.

* * *

«О чем вы думаете?» — «О той мысли, думать которую не стоит».

Самая близкая мысль, та, думать которую не стоит.

Имеется некая мысль, и ее не стоит думать, ее достаточно не думать, чтобы исполнилось то отрицание, за которое он держится. Невозможно подумать? Запрещено для мысли? Привычная мысль, одна из многих, и она ждет, чтобы ее не думали. Не думать ее даже и как мысль, которую не стоит думать. Жить под давлением того, что остается здесь недуманным.

«Есть некая мысль, думать которую я не в состоянии». — «И вам хотелось бы сказать ее мне? Чтобы я стремилась ее подумать?» — «Чтобы вы не могли ее подумать».

«Разве мы стали бы в этой мысли ближе?» — «Просто она отметает всякую близость».

* * *

Сказав ему все это, поскольку он с виду ничуть этому, едва обратив внимание, не изумился, она захотела то же самое повторить — но тщетно; впоследствии, несмотря на все его усилия заставить ее пересказать все заново, она никогда не могла вновь отыскать выражения, которыми воспользовалась на протяжении той фразы или двух. Это только часть, говорила она, целого, целое же буквально распалось, в ее присутствии оставалась одна только пустота просьбы.

Тут не было отказа или затруднения об этом говорить; напротив, она говорила об этом разве что чересчур охотно: с легкостью, неведением; со страстью.

«Пересказать это легко, но вот как сказать опять впервые?» — «Было бы легко и это, если бы вы не начинали пересказывать».

Он понимает, что просить она может, лишь прибегая к уверткам и петлянию времени. Но вот просьба — как он понимает, — та не может не заявить о себе, причем столь напрямую, что не остается времени, чтобы ее изложить.

Просьба скрывается и скрывает свою безотлагательность в увертках ожидания. Увертках, лишенных ценности посредников. Есть только просьба, которая непосредственно просит, и ожидание, которое в ожидании ее удовлетворяет. Речь проходит от одного к другому, но не служит посредницей.

* * *

«Подождем, вы же в конце концов заговорите». — «Ожидание не сулит речи». — «Но речь отвечает ожиданию».

Слова, которые приносит речь, которую приносит голос, который удерживаем ожиданием.

В каждом слове — не слова, но пространство, которое, появляясь, исчезая, они обозначают как изменчивое пространство своего появления и исчезновения.

В каждом слове — ответ на невыразимое, отказ и привлекательность невыразимого.

«Мы больше не ждем, мы никогда больше не станем ждать». — «Просто мы никогда по-настоящему и не ждали». — «Все, стало быть, было бесполезно? Столько растраченных усилий, столько остановленных мгновений». — «Мы были терпеливы, неподвижны». — «А не нужно ли мне еще все вам сказать?» — «Теперь нам не обязательно разговаривать. Продолжим спокойно себя слушать».

* * *

В ожидании нечему различаться. Ожидание — это различие, которое уже вновь вобрало в себя все различное. Безразличное, оно несет различие.

Вечная непоседливость ожидания: его заминка. Непоколебимость ожидания, более зыбкого, чем любая зыбкость.

Ожидание всегда сокрыто в ожидании. Тот, кто ждет, вступает в сокрытое проявление ожидания.

То, что сокрыто, открывается ожиданию — не для того, чтобы раскрыться, но чтобы остаться в нем сокрытым.

Ожидание не открывает, не замыкает. Вступив в отношение — ни приятия, ни исключения. Ожидание чуждо стремлению скрыться-показаться.

От ждущего ничего не сокрыто. Он не по соседству с показывающимся, В ожидании все возвращается в непроявленное состояние.

* * *

Он более не храним тем, что повсюду сокрыто.

* * *

Ожидание: привлеченный ожиданием в тот промежуток между «видеть» и «говорить», который он выносит только благодаря истории и в котором последняя, разворачивая свою игру, и разыгрывается, но тут же — а может быть, и с самого начала — отброшенный истиной игры истории к ожиданию, удерживающему их обоих как бы в стороне от присутствия.

«Мы довольно-таки отдалились». — «Вместе». — «Но и друг от друга». — «А также и от нас самих». — «Отдаление само по себе». — «Отдаление отдаляет, отдаляясь». — «И тем самым нас сближает». — «Но от нас вдалеке».

Даже если она в тайне ждет, что конец придет к ней как дар ему ее смерти, ждет она этого от истории, включить в которую его она не может, как не может намекнуть в ее рамках и на ожидаемый ею дар, все время ожидая получить его благодаря как раз этой истории, подхватить которую ему придется на уровне исходящих от него слов, обретающих тогда свой смысл в опыте ее грядущей смерти.

«То, что удерживает их в разлуке, отодвигая обоих от присутствия…» — «Это история, в которую она его влечет и в которой присутствие можно иметь только выраженным». — «По-прежнему невредимое присутствие, явленное только из-за петляния истории». — «Ведь это и позволяет истории разворачиваться как спокойной игре истории…» — «Это тот отступ, где уже ждут, отступив от присутствия, они оба…» — «Да еще в этом отступе, в пустоте между „видеть“ и „говорить“, и незаконно сближенные друг с другом ожиданием». — «Забвением».