Роберт Хелленга - 16 наслаждений

• Название: 16 наслаждений
• Автор: Роберт Хелленга
• Издательство: Гаятри
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-9689-0033-4

Американка Марго Харрингтон, молодой реставратор книг, живя и работая в небольшом флорентийском монастыре кармелиток в дни наводнения 1966 г., обнаруживает восхитительный томик с шестнадцатью эротическими гравюрами руки Джулио Романо, сопровождающими весьма пикантные сонеты Пьетро Аретино. Почти пять веков назад Ватикан настоял на уничтожении всего тиража. Интригующим загадочным образом этот единственный экземпляр уцелел и приобрел в наши дни баснословную ценность, а также уйму претендентов на обладание…

«Похотливые сонеты», или «16 наслаждений» – книга, переиначивающая жизни людей. И для Марго эта книга припасла испытание «страстью и златом». А что в награду? Chi vivra vedra, как: говорят итальянцы. Поживем – увидим.

---

– Почему итальянские мужчины так часто трогают себя?

– Трогают себя? – доктор Постильоне держит чашку у губ. – Что вы имеете в виду?

– Трогают себя. Вы знаете, о чем я говорю.

– Ерунда! Я не знаю, о чем вы.

– Вы тоже это делаете. Посмотрите на этих мальчишек.

Мальчишки, все одетые в школьную форму, направляются к бару в сопровождении священника, который поддерживает свою длинную рясу, чтобы она не волочилась по грязи. И как туристы, постоянно проверяющие, на месте ли их бумажники, мальчишки периодически ощупывают свое мужское достоинство.

– Che bestialita![79] – смущенно произносит Постильоне.

– Посмотрите. Даже священник это делает.

– Он просто поправляет рясу.

– Это я и имею в виду. Вы тоже так делаете. Я видела.

– Мадонна! Это просто потому, что я сижу рядом с красивой женщиной. Мужчинам приходится определенным образом поправлять свою одежду, это действительно так. Но скажите мне вот что. Где вы научились так разговаривать?

– Это благодаря матери.

– Как интересно. Расскажите мне о своей матери.

– Она любила все итальянское.

– Она бывала в Италии?

– Да. Сначала она приехала сюда летом одна, а потом мы с ней вместе прожили здесь целый год, когда мне было пятнадцать. Она руководила программой по обмену для американских студентов.

– Вот когда вы выучили итальянский?

– Да. Я ходила в лицей Моргали, а затем снова приехала сюда, чтобы отучиться ultimo anno[80] со своим классом.

– А ваш отец? Он не возражал? Я имею в виду против приезда сюда вашей матери.

– Нет. Не думаю, что ему это очень нравилось, но он не возражал.

– Как вы думаете, что здесь искала ваша мать?

– Я никогда не могла понять это до конца. Я думаю, роковое очарование.

– Carisma fatale? Как прекрасно. Да, я считаю, что Италия всегда была пристанищем для англосаксов. Люди приезжают сюда, чтобы почувствовать вкус сладкой жизни, поплавать голыми, попить вина, пожить вблизи природы, поэкспериментировать. Здесь все разрешено. Любовь не считается грехом.

– Да. – Кажется, она готова сказать что-то еще, но группа мальчишек врывается в бар, громко требуя кофе и горячего шоколада.

– Вы изучаете английский? – спрашивает у одного из мальчиков доктор Постильоне. (Все итальянские школьники учат либо английский, либо французский.)

– Si, si. «Итальянский друг ищет хороший ресторан, в котором готовят итальянскую еду».

Остальные мальчишки присоединяются, произнося фразы из школьного учебника: «В этом ресторане готовят хорошие гамбургеры и прекрасные отбивные»; «В белом ресторане с красной дверью цены вполне разумные».

– Мальчики, мальчики, – зовет их священник, – не беспокойте посетителей своими глупостями.

– Они нас совершенно не беспокоят, падре, – говорит доктор. Моя подруга американка– Она приехала сюда помочь с книгами, пострадавшими от потопа.

– В таком случае, – говорит священник, – мы должны спеть для нее песню, настоящую американскую песню. Что скажете, мальчики? Как насчет «Дома на пастбище»?

Мальчишки собираются вокруг американки, и после нескольких неудачных попыток им удается успешно завершить первый куплет и два припева песни «Дом на пастбище»:

Дом, дом на пастбище,
Где играют олень с антилопой,
Где редко услышишь унылое слово,
И небо безоблачно весь день.

Американка восторженно аплодирует.

– Прямо как дома? – спрашивает ее доктор Постильоне.

– Прямо как дома, – отвечает она.

Я никогда не была суеверной, но мое сердце ушло в пятки, когда доктор Постильоне предложил мне поискать работу в монастыре кармелиток на площади Сан-Пьер Маджоре, в конце Борго Пинти, недалеко от дома, где мы когда-то жили с мамой.

– Настоятельница монастыря моя кузина, и я знаю что им понадобится помощь в их бесценной библиотеке. Не думаю, что им удалось вовремя перенести книги в безопасное место.

Ну нет, подумала я, во Флоренции необходимость в реставраторах книг настолько велика, что мне не придется жить в монастыре, – я считала это последним из возможных для себя прибежищ. Только посмотрите, сколько хорошего мы, реставраторы, уже сделали. Беда отведена от Прато и Пистойи, тысячи книг высушены на табачных складах в Перудже, а теперь и в Ареццо. И все же, если я дала себе слово больше ни дня не работать с профессором Юджином Чапином, как я могла поехать назад в Татти и попросить новое задание? Что я бы сказала? Как я бы это объяснила?

– Но я вовсе не религиозна, – сказала я. – Я не была в церкви с даже не могу вспомнить, с каких пор. И потом, это была протестантская церковь. Я уверена, они не захотят, чтобы кто-то вроде меня там работал.

– Конечно, конечно. Но моя кузина замечательная женщина, имеющая современное образование. У нее талант к бизнесу, она всегда преуспевала в жизни, и у нее было полно денег. К тому же она очень красивая. Я был крайне удивлен, когда узнал, что она решила стать монашкой. Я думаю, вам это покажется весьма интересным. Я все устрою, но это займет два или три дня. У вас хватит денег, чтобы протянуть так долго?

Не дожидаясь ответа, он достал очки, надел их и написал что-то на оборотной стороне визитной карточки, как доктор, выписывающий рецепт.

– Позвоните мне по этому номеру через два дня.

– Но что я там буду носить?

– Что будете носить? – рассмеялся он. – Какое это имеет значение? Это не салон красоты, не дом моделей или модный ресторан.

Перевожу: там нет мужчин.

– Я имею в виду, должна ли я носить монашескую одежду? И эту… эту… как ее называют…? – Я искала слово для плата,[81] пытаясь изобразить его жестами.

– Un soggolo, – сказал он, улыбаясь, выражая тем самым свое удовольствие.

Я заметила, что сам доктор Постильоне был одет безукоризненно. Ничего броского, никаких ботинок с острыми носами, которые так любят носить итальянские мужчины. Но все, что на нем было, смотрелось красиво. Шелковый галстук. Накрахмаленный воротничок. Пальто, наброшенное на плечи как накидка. Золотое кольцо. Золотые часы. Все блестело. Он выглядел очень элегантно, сидя на неудобном стуле у стойки бара. Он просто знал, как правильно сидеть на таком стуле.

– Там также есть удивительные фрески, на которые вам стоит взглянуть. В свое время я просил, чтобы мне их показали, но, естественно, мужчин туда не пускают.

– Что за фрески?

– Никто ничего о них не знает, кроме того, что они написаны женщиной по имени Лючия де Медичи. Лючия практически полностью финансировала монастырь в семнадцатом веке. Она была выдающейся женщиной. Но я не знаю никого, кроме моей кузины, кто бы на самом деле видел эти фрески, а она не очень охотно говорит на эту тему.

– Вы часто разговариваете с ней?

– Не часто. Два или три раза в год с тех пор, как она стала настоятельницей монастыря. А до этого мы почти совсем не разговаривали. Кармелитки – созерцательный орден, знаете ли. Сестры этого монастыря не бегают по городу, как францисканцы. И у них нет телефона. Чтобы устроить встречу, надо предварительно написать прошение, и разговаривать можно только через решетку. Это все крайне неудобно.

Я все еще искала (и допускала) возможную альтернативу, когда доктор Постильоне спросил у Джакомо, который час, хотя у самого на запястье были часы, и поднялся, чтобы уйти.

– Может быть, мне удастся найти что-нибудь в Государственном архиве.

– Синьорина, вы знаете, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, но ничто не дается легко. В любом случае я наверняка что-нибудь организую, если только вы не хотите стать ангелом слякоти и спать в товарном вагоне за железнодорожной станцией. Если бы у вас были деньги, или у меня были бы деньги, – улыбнулся он, – или если бы вы могли остановиться у кого-то из своих друзей… тогда все решалось бы просто. Но без денег все не так просто. Coraggio.[82]

– Прошу прощения, – сказала я.

Я не хотела показаться неблагодарной. В конце концов, он не обязан был мне помогать. Думаю, меня беспокоило чувство, что в очередной раз я затеяла рискованное предприятие, опираясь на мир мужчин, беспорядочный мир взрослой сексуальности, чтобы опять потерпеть поражение, томиться в надежде на осуществление несбыточных желаний. И вот меня отправляют в безопасное место, где мне не причинят вреда и где не сделают из меня посмешище.

Джед снова пришел ко мне в номер в тот день, около девяти часов вечера. Он уже выпил до этого и с собой принес бутылку виски, но был вполне вменяем. И явно сексуально озабочен. Он присел на край постели и снял ботинки, не развязывая шнурков. Затем налил немного виски в стакан с водой, стоявший на столике возле кровати.

– Ты так испортишь ботинки, – заметила я.

Еще не поздно было изменить свое решение. На самом деле я еще ничего не решила, не сожгла мосты. Звуки музыки и смех, доносящиеся из холла, соблазняли меня спуститься вниз, где можно было потанцевать и поиграть в слова – игру, в которой я всегда была на высоте. Я говорила себе, что ничего непоправимого не произошло, но я чувствовала себя грязной, использованной, и тело, сидящее на кровати и стягивающее с себя одежду, казалось мне совершенно омерзительным, как огромный вонючий мешок мусора, каким-то образом оживший.