Тамара Сверчкова - Скальпель и автомат

• Название: Скальпель и автомат
• Автор: Тамара Сверчкова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995

Книга, которую вы держите в руках, родилась из фронтовых дневников через много лет после войны. Их автор Тамара Владимировна Сверчкова (в девичестве Корсакова), фельдшер, в составе нескольких госпиталей прошла по военным дорогам от Ногинска до Берлина. Ее правдивый рассказ о том, как женщинам и мужчинам, людям самой гуманной профессии, приходилось участвовать в битве за жизнь человека и в битве с врагом.

---

Быстро разыскали меня в госпитальном отделении, доктор Берри вскрыл десну, а доктор Выдрин держал меня за плечи. И все равно я кричала и перепугала раненых, было больно. А теперь, когда болят зубы у солдат, я шепчу на память те слова, а они — кто верит, кто не верит.

Шинель моя совсем износилась, уж и не греет, ветер насквозь гуляет, как в решете. С финской и верой и правдой служит. Вызывает майор, комбат. Видно, что-то поручить хотел, но как увидал шинель, так и… «Приказываю новую шинель надеть!» Я к старшине, а он говорит: «Где я тебе шинель достану? Иди к портным, скажи, я приказал!» Я к портным (это легкораненые и больные солдаты, негодные к строевой службе). Прошу: «Сшейте, пожалуйста!» «А где прикажешь материал взять? Ну ладно, жди!»

Через неделю за мной пришли. Показывают почти новую шинель, а ворот разворочен и в крови. «Согласна?» О, ужас! «Согласна!» Романенко Андрей посмотрел, говорит: «Соглашайся!» Быстро мне сшили шинель. И хорошо сидит и тепло.

Глава IX Победная зима

31 декабря 1942 года. Опять воинская часть пригласила нас, 5 человек, на торжественное заседание. Командир части Мамончик поздравил всех, вспомнили погибших. Немного танцевали под баян. Меня пригласил Будзелевич. В час ночи ушли в батальон. Все дни метет метель, ветер выдувает тепло, воет в трубе. Вечер. Сидим у печки в перевязочной, смотрим на веселый огонь. «Ох, картошки бы напечь», — вздыхаю я. Фира посылает санитара: «Поищи чего-нибудь! Голодно!» Приносит несколько луковиц. Положили их под угли — вкусная еда. Да если бы сухарика… Пришел Виктор Будзелевич — обморозился. Рассказывал о боях, случаях на войне. А в небе опять гудят самолеты, ночь выдалась беспокойная. Немецкие самолеты гудят, но не бомбят. Это тревожит.

Утром в перевязочную ввалились гурьбой солдаты с обмороженными ушами, носами, щеками. У кого пальцы ног, у кого пальцы рук — все это отекшее.

— Где это вас Дед Мороз подстерег?

Развлекаем разговором, а сами обрабатываем обмороженную ткань.

— И то Дед Мороз! — в тон отвечает один.

— Угостите-ка, ребята, подарочком!

Второй из кармана положил на табуретку кружечки из серебряной бумаги.

— Правда, как игрушки?

— Что же это такое?

— А попробуйте, сестра!

Я развертываю шелестящую бумагу, там лежат два шоколадных кружочка.

— И есть можно?

— Не бойтесь, сестра, мы уже ели!

— А где взяли? Не секрет? Скажите!

— Отчего же, скажем! — морщась от боли, говорит голубоглазый солдат.

— Ночью холод. Сидим в окопе. Снег, мороз так и хватает! Слышим, самолеты летят, круг сделали, другой (разводит руками над головой). А младший лейтенант и говорит: «Старшина, где ракетница? Стреляй!» Старшина — бах! Еще бах. Самолет, смотрим, снижается, сбросил парашют — черный пакет, другой, третий. Лейтенант молчит. Второй заход. Один парашют, второй, третий. Лейтенант молчит. Смотрим все, ждем команды. «Стреляй еще! Бах!» Самолеты развернулись и улетели. Лейтенант говорит: «Пошли на разведку, рот не разевай!» Сначала шли, потом ползли, а вот и черные мешки на снегу. Вскочил вот тот чернявый, кричит: «Руки вверх, стрелять буду! Хенде хох!» Тишина. Подбежал он, смотрит, тюк на парашюте, ветер парашют надувает и тянет по полю. Обрезали шнуры финкой, распороли тюк, видим: хлеб, шоколад, консервы, патроны. Ребята пошли собирать «посылки». Вот мы и пообедали за неделю. Всю ночь Дед Мороз по снеговой равнине таскал нас и парашюты с посылками.

Мы смеемся: «Кто же это сочинил?» Пробуем шоколад.

— Это правда, сестра. Фашисты в окружении — «сталинградское колечко». К ним летели, а к нам попали!

Сталинградская операция началась с 19 ноября 1942 года и продолжалась до 2 февраля 1943 года. Воины 65-й армии дали клятву под Сталинградом пронести боевые знамена от Волги до логова фашистского зверя, за все отомстить, что сделали озверелые фашисты.

Армия входила в состав Донского фронта. Тяжелые бои начались на подступах к Сталинграду, а 4 октября — жаркие бои у Тракторного завода. Под Ерзовкой готовились к наступлению. Раненый из 252-й стрелковой дивизии рассказал, как освободили около сотни красноармейцев из фашистского плена, захваченных летом 1942 года. Страшно смотреть на бедняг, раненые все неперевязанные и все больные. Были раненые из 27-й гвардейской, 40-й гвардейской стрелковых дивизий. Дорогие наши сверстники.

В ноябре начались наступления на переправах Вертячье, Песковатка, Калач. С утра 19 ноября мелькнули в облаках огненные хвосты «катюш». Завеса тумана желтовато-багровая, а вот и залп тяжелых минометов, выстрелы и разрывы ручных гранат. Раненые из 304-й стрелковой дивизии с боев за хутор Вертячий. Ударные группы врываются то с одной то с другой стороны в Вертячий: контратаки, отходят и опять вперед. Гул и стоны, взрывы и свист во мраке дня от клубов дыма, горящих танков, земли, поднятой до самого солнца.

Поступают раненые из 214-й стрелковой дивизии. Много обмороженных — бескрайняя степь, негде обогреться, метели, лютый мороз (30–40 градусов), никаких селений. Палатку сносит ветром и только в яме снежного сугроба можно спастись от ветра и мороза. Где-то застряли в снегах продовольствие и боеприпасы. Раненый из 126-го полка связи рассказывал, как захватили фашистский аэродром — много самолетов без горючего, присыпанных снегом. Между ними расчищены дорожки, раненые фашисты находились в самолетах. При приближении наших машин и солдат завязались бои, началась стрельба. Оказалось, офицеры расстреливали своих же раненых, и когда наши ворвались на аэродром, все дорожки были усеяны трупами. В этой суматохе были подожжены самолеты, слышались крики раненых, но фанатики отстреливались до последнего патрона. В плен взяли немногих. Наши потери были велики, много раненых. Встретили бывшего нашего раненого офицера Подольского — здоров, воюет.

10 января развернулись в Вертячьем. Немецкое командование превратило подступы к хутору Вертячий в крепость, в зону смерти. Первым ворвался полк 27-й гвардейской стрелковой дивизии. Раненые 252-й, 304-й стрелковых дивизий заполняют медсанбат. Работы очень много, но работа ритмичная: раненые поступают в сортировочное отделение, а затем в назначенные отделения. Перевязочные и операционная действуют круглосуточно. Машин для эвакуации очень много. Тут же отправляем в тыловые госпитали. Хорошо с питанием. Начался артобстрел, тут же ответили наши, вмешалась авиация. И наверху и внизу круговерть. Раненые идут и едут со всех сторон. Места в домиках есть. Как хорошо, что медсанбат стоит на грейдере. Это дает возможность эвакуировать всех обработанных. В перевязочной все время работа, а сейчас лежит раненый.

— Что грустите? Может, болит еще рана? Не беспокойтесь, рана хорошая, заживет быстро!

— Не рана меня беспокоит!.. Выбили мы немчуру из деревушки. Дома все разбиты, сожжены. Мороз. Смотрим, землянка не землянка? Ледяной дом! Печурка в середине. Мы зажгли спирт, греемся. Ничего, тепло. Разговариваем. Пришел старшина. Говорит: «Да у вас тут тепло, как на юге». Прислал несколько человек. Легли мы все вповалку, заснули быстро. Утром солнышко всходит. Полуземлянка-полудом наша засветилась, заиграла. Открываю глаза, смотрю — из льда на меня смотрит кто-то. Думал, мое отражение. Нет! Это фашисты — гады нашими красноармейцами выложили землянки. Попробовали разбить землянку, освободить и похоронить их, но ничего не получилось. А мой кореш из разведки не вернулся, так мне все кажется, что это он на меня смотрел сквозь лед. Сам себе места не нахожу. А я ранен. Когда теперь отомщу?

Легкораненый молодой паренек, сидевший у стены на табуретке, сказал:

— Отомстишь, успеешь! Ты их и так целый взвод у деревеньки оставил лежать.

— Мало! Пока всех… — он махнул рукой.

— Да не волнуйся! Успеешь посчитаться за друга. Прогоним гада с нашей земли.

Санитар из легкораненых Логачев старательный, везде успевает, и тепло держит в норме и раненым поможет. Работы много. Центральный фронт.

7 января 43-го года комбат приказал мне и Фире Чигиринской с санитаром из легкораненых Лукьянченко выехать, как группе усиления, в Иловлю. На попутных машинах добрались быстро — все машины с передовой шли мимо госпиталя. Встретили там Сусанну Абрамовну.

Работаем отдельной группой. Поселили на нарах в палатке командиров. Вши… Сколько их! Хорошо, что три дня и три ночи мы работали без отдыха. Принесут кашу и чай — вот и весь отдых. Наступление кончилось. Раненые поступают только тяжелые, для операционной. 10 января на заре выезжаем к себе в батальон, в Вертячье. Машин мало, с пересадками, и все-таки поспали в пути.

20 января войска Паулюса окружены. Тяжелейшие бои. С казачьего Кургана поступают раненые 173-й, 214-й стрелковых дивизий, 11 АД. Ударные группы врываются в хутор Вертячий. Атаки, контратаки, гул и стон, взрывы и свист во мраке дня от дыма горящих танков и опять как в ноябре. 20 января — приказ комбата: за трофеями на передовую (нужны инструменты, столы).