Николай Коротеев - «Мир Приключений» 1977 (№22)

• Название: «Мир Приключений» 1977 (№22)
• Автор: Николай Коротеев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1977

Сборник приключенческих и научно-фантастических повестей и рассказов советских авторов.

---

Ксирдаль с огорчением видит пагубные последствия своего научного опыта. Переоборудовав машину, он подвергает золотую глыбу бомбардировке «атомами» и сталкивает ее в море. Золотой мираж исчезает, и все возвращается к исходному состоянию: эскадры и войска убираются восвояси, биржевые акции снова повышаются, споры и вражда утихают. Впрочем, в выигрыше остается «великий полководец в денежных битвах» банкир Лекер. Вовремя выведав намерения своего крестника Ксирдаля, он молниеносно скупает обесцененные бумаги золотодобывающей промышленности и через несколько часов становится миллиардером.

Писатель не выражает своих идей в публицистической форме. Они звучат в подтексте произведения и вытекают из самого фантастического сюжета, наводящего читателей на размышления о самых серьезных вещах.

…Тоска и одиночество толкали Жюля Верна к еще более интенсивной работе, превратившейся под конец жизни в маниакальную страсть. Полуослепший, глухой, страдающий от подагры и диабета, от мучительных резей в желудке, он почти не ел, почти не спал, но продолжал исступленно писать… В результате накопилось столько готовых рукописей, что издатель, выпускавший ежегодно по два новых тома «Необыкновенных путешествий», не мог угнаться за производительностью автора. Многие из поздних романов, как и предвидел писатель, стали его посмертными книгами.

Сохранилась семейная фотография: благообразный седой старик в люстриновом сюртуке сидит на соломенном диванчике во дворе своего дома на фоне кирпичной стены — с отрешенным видом, нога на ногу, устремив вдаль невидящий, задумчивый взгляд. Он весь в себе. А рядом, на том же диванчике, в нарядном шелковом платье, изогнувшись в кокетливой позе, положив ему на плечо руку, позирует, деланно улыбаясь, седая старая женщина, которой все еще хочется казаться моложе своих лет. Она вся напоказ. Жюль и Онорина. Супружеская чета. Какая их разделяет бездна!

Да, он был трагически одинок. Возможно, внук писателя несколько преувеличивает духовную близость между Жюлем Верном и его сыном, причинившим ему столько горя. Но как бы то ни было, Мишель был для него в последние годы едва ли не единственным желанным собеседником, и именно ему писатель завещал свои рукописи.

Старость обострила его внутреннее зрение. Один из поздних романов «Кораблекрушение «Джонатана» открывает нам Жюля Верна-мыслителя. Он не питает уже никаких иллюзий относительно современных правопорядков. Он не верит в способность буржуазной республики устранить социальные бедствия, политические и уголовные преступления, которые порождаются неизбежно самим же общественным строем, независимо от доброй воли даже таких великодушных правителей, как Кау-джер, попытавшийся на островах Магальянес создать идеальное государство.

Кто такой Кау-джер? Одинокий скиталец, нашедший прибежище на отрезанном от мира клочке суши, на широте мыса Горн, где сливаются воды двух океанов и только в редкие дни не бывает сильных бурь. Этот человек располагает неограниченными средствами, но довольствуется жалкой хижиной и добывает пропитание охотой. Он всесторонне образован, сведут в медицине и так свободно владеет многими языками, что любой европейский моряк принял бы его за соотечественника. Настоящее имя и национальность Кау-джера неизвестны. Он беззаветно служит «самым обездоленным из людей» — индейцам Огненной Земли и архипелага Магальянес. «Кау-джер» на языке индейцев означает «друг», «покровитель». Его образ окружен ореолом таинственности. Последний из романтических героев «Необыкновенных путешествий», он походит на капитана Немо.

Кау-джер не признает ни законов, ни власти. Прекраснодушный мечтатель, он способен противопоставить мировому злу лишь абстрактные идеалы свободы и справедливости.

И вот когда на траверсе мыса Горн терпит крушение судно с переселенцами, Кау-джер силой обстоятельств вынужден им помогать и организует на острове Осте колонию.

Но с чего начать? Прежде всего нужно добиться порядка, дисциплинировать разношерстную толпу. Чтобы подчинить ее каким-то разумным требованиям, нужно сломить анархию.

Происходит неизбежное: человек, не признающий законов, вынужден вводить законы; считающий безвластие высшим благом — должен применять власть; отвергающий правовые нормы — карать правонарушителей. Авторитет Кау-джера непререкаем, но его мучат укоры совести. Все, что он ни делает, противоречит его убеждениям. Ни одно начинание не обходится без применения власти и силы. В конце концов разочарованный Кау-джер слагает с себя полномочия и поселяется на уединенном островке. После всего пережитого осталось лишь чувство разочарования.

Немало разочарований пережил и сам Жюль Верн. Он убедился на историческом опыте в полнейшей неспособности буржуазного государства воплотить в жизнь демократические требования свободы, равенства и братства. Разуверился в идеях утопического социализма, вдохновлявших его в былые годы на создание наиболее оптимистических книг. Обманулся и в надеждах на способность науки изменить социальные и политические условия жизни.

В годы старости, совпавшие с периодом подготовки мировой империалистической войны, он пришел к убеждению, что надежды на счастливую жизнь и свободное развитие народов в современных ему общественных условиях несбыточны. К сожалению, никакого иного пути для создания совершенного государства Жюль Верн указать не мог. Его мысль не сблизилась с научным социализмом.

Но даже в самый трудный период своей жизни, в годы решительной переоценки ценностей, он не терял веры в Человека, в его высокое назначение и его будущее. Не об этом ли говорят слова Кау-джера, которыми Жан Жюль-Верн заканчивает свою книгу о писателе, так много сделавшем для мировой культуры?

«Мы умираем, но дела наши продолжают жить, увековеченные теми силами, которые мы вызвали в себе. Мы оставляем на жизненном пути неизгладимые следы. Все, что происходит, предопределено предшествующими событиями, и будущее — не что иное, как неведомое для нас продолжение прошлого».

Жюль Верн скончался семидесяти семи лет, 24 марта 1905 года.

Он оставил десять неопубликованных книг. До конца 1910 года, каждое полугодие, как это делалось на протяжении сорока двух лет, он продолжал дарить читателям новый том «Необыкновенных путешествий».

В 1907 году на кладбище Мадлен в Амьене был поставлен надгробный памятник работы Альбера Роза: Жюль Верн поднимается из могилы, отталкивая плечами мраморную плиту. Скульптурное изображение столь же символично, как и выгравированная на постаменте эпитафия — «К бессмертию и вечной юности».

Дмитрий Биленкин. СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ

Обсуждали не так давно новую книгу. Журналисты, писатели, ученые (книга была о науке) говорили о ней разное, но с восхищением. Академик, ученый с мировым именем, даже сказал, что прочел ее в один — нет не присест — пристой!

И книга того стоила. Ее автор и раньше талантливо писал о науке, но тут он превзошел сам себя. Под конец предоставили ему слово. Что обычно в таких случаях делает автор? Кланяется и благодарит…

Этот сказал иное:

— Недавно случилось мне быть в лаборатории, где компьютеры последнего поколения обучают музыкальному сочинительству. При мне эти электронные ящики на основе народных мелодий импровизировали свои, машинные, вариации. Я сидел и слушал. Что ж, музыка как музыка; далеко не Чайковский, хотя порой звучали мелодии не хуже тех, которые для эстрады сочиняют иные заурядкомпозиторы. Словом, кроме самого факта машинного творчества, ничего особенного. И вдруг меня проняло так, что неделю потом я ходил под впечатлением… Машина — машина! — неожиданно взяла да и сымпровизировала мелодию Дунаевского к известной песне из фильма «Волга-Волга»! И вот тут я понял, что нам всем пора ускоряться…

Тут было над чем поразмыслить.

Среди готических храмов есть такие, которые строились десятилетиями, а то и веками. Поколения мастеров сменяли друг друга на лесах, и все они работали одинаковыми приемами, использовали одни и те же строительные материалы, А приходя домой, эти люди зажигали по вечерам коптящие, как и тысячелетия назад, масляные лампы. Новости меж городами распространялись с той же скоростью, что и в Древнем Египте. Редкие новинки средневековья — мыло, часы — входили в быт едва не столетиями. И так во всем.

Нам трудно себе представить этот мир застывших вещей и стойкого уклада, где сын наследовал ремесло отца и деда, плоская Земля пребывала центром Вселенной, над всеми бдил бог, а выходное, дней молодости, платье бабушки, случалось, перекочевывало в сундучок внучки. Эта жизнь не была спокойной и безмятежной; пожарами по ней прокатывались войны, сильный забивал слабого, а злая чума выкашивала тех и других, едва не половиня население целых стран. Но ритмичная повторяемость событий напоминала бег волн, то высоких, то низких, но, в сущности, однообразных. Качественные изменения жизни зрели незаметно, и тысячелетиями святой истиной казались слова: «Что было, то и будет; что делалось, то и будет делаться, — и нет ничего нового под солнцем».