Владимир Берг, фон - Последние гардемарины (Морской корпус)

• Название: Последние гардемарины (Морской корпус)
• Автор: Владимир Берг фон
• Жанр: История

В.В. Берг в „Последних гардемаринах“ в увлекательном описании излагает историю зарождения морского корпуса в Севастополе, в период Гражданской войны, увековечив в краткой, безусловно трагической, но вместе с тем и славной истории Морского корпуса имя главного его создателя - энергичного и кипучего контр-адмирала Машукова… В художественном и талантливом описании В. Берг рисует всю жизнь Корпуса, как внутреннюю, так и внешнюю, в короткий Севастопольский период и более долгий - Бизертский на северном берегу Африканского материка… Книга насыщена различными эпизодами, „сопровождавшими жизнь Корпуса…“

(из рецензии Ж.Н. Алексеева, газета „Русский инвалид“, № 26 от 7 октября 1931 г.

---

От «номерного» отделилась белая шестерка и под парусами совершает «задачу» вокруг вех, бочек и судов.

Крепкие, загорелые, голые кадеты в синих «трусиках» бросаются в воду с бортов, с мостика и даже с трубы ныряют и плавают, как бронзовые рыбки на приз за плавание. Окончены гонки.

Красным диском спускается солнце в синее море. Адмирал и гости съезжают на берег. В кубриках отдыхают кадеты – гребцы.

«В3РЫВ»

Настало лето 1920 года.

Тихое, жаркое, крымское.

Зазеленели холмы батареи «Парижской», на которой я водрузил мачту для обучения кадет сигналопроизводству флагами.

Директор Корпуса высказал мне пожелание, чтобы кадеты моей роты жили бы летом на корабле и обучались морской практике.

Во исполнение этого желания Адмирала Ворожейкина, я приказал гребцам кадетских катеров подать их к пристани.

Желтый и черный катера быстро «по-флотски» были сняты с бочек и держались у пристани.

– Смирно! встать! – я вошел в катер, взмахнули белые весла, как крылья забили зеркало моря и мы понеслись по Севастопольскому рейду в южную бухту в порт.

Лихо гребли мои загорелые, веселые, бодрые гребцы кадеты и вскоре мы влетели птицей в нарядную бухту, в плотный полукруг военных кораблей.

Часа два бродили по порту, из подходящих судов того времени нашли три миноносца «Свирепый», «Строгий» и «Номерной».

Явившись командиру порта, я передал просьбу своего Адмирала и он мне ответил:

«Берите, хоть сейчас!» у Вас есть катера, возьмите их на буксир и ставьте куда хотите у берегов Корпуса.

Обрадованные и взволнованные кадеты набросились на миноносцы и хотели разом отбуксировать все три, только бы поскорее начать плавание. Но со ржавых, тяжелых цепей обросших тиною и ракушей, нам не удалось их снять. Взяли самый маленький на буксир обоих катеров – гуськом и с криками «ура» выволокли его на чистую воду.

Под дружные и равномерные удары весел натянулись фалиня и миноносец медленно дал ход на радость и ликование моих гребцов. На штурвале его стоял кадет и с гордым видом держал нам в кильватер. 1-й рулевой!

Гребли, сушили весла – отдыхали, снова гребли и все же к вечеру миноносец «Номерной» стоял на бочке на створе батареи «Парижской».

Дня через два командир Порта прислал нам с портовыми буксирами и другие два миноносца и поставил их в колонну с первым на большие красные бочки.

С этой минуты кадетам больше не сиделось на берегу. С раннего утра они рвались на свои миноносцы; но жить там еще не могли. Плесень, ржавчина, грязь, паутина, гнилое тряпье и забитые отбросами гальюны и умывальники – результат революционного времени, не позволяли там долго оставаться из-за смрада и вони.

Но желание плавать было так велико, что мы все: я – заведующий отрядом кадетских миноносцев, ст. лейт. Помаскин – командующий миноносцем «Свирепый», ст. лейт. ф.-Брискорн – мин. «Строгий», лейт. Куфтин – ком. «Номерным» и все мои кадеты, отбросив всякую брезгливость, вооружились лопатами, ломами, тряпками, мылом, скребками и щетками, и яростно отмывали миноносцы от революционной грязи и заразы.

Кадеты, раздевшись догола, ползали и лазили по всем трюмам, кофердамам, рундукам и угольным ямам, скребя и моя «на совесть».

Прекрасные офицеры мои помогали им, руководя работой и через неделю три красивых, чистых, продезинфицированных миноносца, блестели на летнем солнце черными корпусами и отдраенной медью.

Я поднял свой брейд-вымпел на м-це «Строгом». Назначил боцманов-кадет на все три, и выдал каждому новенький Андреевский флаг, чтобы торжественно поднять его в день начала нашей компании.

Настал наконец и этот желанный день.

Ясное, тихое летнее утро.

Море, как синее зеркало, ласково морщится от течения с гор по Черной речке в меловых скалах Инкермана.

Сверкают колпаки компасов, как медные солнца, золотом блестят поручни, железные палубы миноносцев кажутся синими, как вороненая сталь, так добросовестно их натерли и вымыли кадеты.

На юте «Строгого», сверкает белая скатерть на столике, приготовленном для молебна. Вымытые, подстриженные, одетые в праздничную флотскую форму, кадеты ходят по палубе в ожидании торжества.

В кают-компании накрыт стол, на нем чай, печения, пирог и фрукты для Адмирала, Священника и гостей.

С утра вместе с большим флотом торжественно подняты военные флаги и гордо реют в голубом пространстве.

Маленькие боцмана с серебряными дудками на груди важно и строго оглядывают свои миноносцы. Чистота судна – гордость боцмана.

Маленькие сигнальщики на мостиках глядят неотступно на белые колонны директорского балкона, над которым у семафора стоит кадет-сигнальщик и ждет, когда Адмирал, Священник и гости отвалят на моторном катере от пристани корпуса. Я хожу по палубе «Строгого» и любуюсь красотой и чистотой этих судов и молодцами – кадетами.

Синий простор Инкерманского пролива лежит вокруг миноносцев, медленно покачиваются железные бочки, точно красные маки на синем ковре. Справа высокие, изрытые, сложенные корявыми пластами ноздреватого губчатого камня берега с белыми флигелями Корпуса, слева кудрявые, густо-зеленые холмы Ушаковой балки с тихой деревянной пристанью, с которой старые Севастопольские ветераны, когда то, мирно удили рыбу, сплевывая в воду жеваный табак. Теперь она превращена во временный склад боевых запасов, приготовленных для срочной отправки в военные части Добровольческой Армии.

Крепкие деревянные ящики, окованные железом, громоздятся высокой кладкой на старом помосте, в них сотни патронов для полевых и судовых орудий и тысячи пулеметных лент, ружейных патронов, ящики с порохом и мешками с серой.

Так и кажется, что под их тяжестью прогнется старая пристань и потопит ящики с драгоценной защитой белых орлов.

От моих миноносцев до пристани только несколько кабельтовых; но им ли опасаться этой боевой близости – кадетам – будущим героям «Андрея Первозванного»!

Ведь таковым каждый из них считает уже себя. Ведь он на судне под сенью этого флага. А мы все ждем и глядели на белый балкон на красные флажки нашего сигнальщика.

– Сигнальщики! – что нет еще семафора? – кричу я на вахтенный мостик.

– Никак нет! – отвечает фортовый сигнальщик, вытягиваясь в струнку и отдавая честь.

– Пам! бац! трра, та, та… тта… та! бац! бац! бац! ба-бан! три-та-тааа! бац! бац! и пошло и пошло, затрещало, забухало на тихой пристани, засвистело, застонало. – Я оглянулся, офицеры и кадеты бросились на левый борт и, как зачарованные, смотрели во все глаза на горящие ящики с патронами и снарядами.

Яркое желтое пламя пожирало ящик за ящиком, тысячи патронов взлетали на воздух и пули свинцовым дождем шлепались об воду, точно шел град.

Желтый удушливый дым горящей серы поднимался к голубому небу, точно яхонтовый жгут по ясной бирюзе.

Бац! ба-бах! бах! бах. Т-та, та, та…

Так и жарило, точно из сотен пулеметов. Высоко взлетали стальные осколки, резко трещали ящики и лопался цинк.

Пламя все жарче, серный дым все гуще, все зеленей!

– Кадеты! – кричу я на миноносцы. – Вот Ваше боевое крещенье! Под эту боевую музыку мы начинаем компанию!

Веселые, бодрые с задором молодым и пылким, они смотрели на пожарище, а я в душе глубоко скорбел, что такие большие запасы бедных защитников Крыма тайный враг подверг уничтожению.

Всплески воды все приближались к миноносцам. С переднего ст. лейт. Помаскин в рупор закричал мне:

– Г-н Кап. 1-го ранга, как быть с кадетами? Осколки ложатся близко к бортам «Свирепого», не ранило бы кого?

– Спрячьте кадет под броневую палубу! – приказал я ему. – Но с великим трудом и неохотно ушли они вниз в жилую палубу.

Вахтенные же стойко остались на местах.

– Орлы! молодцы кадеты!

В самый разгар пожара, в самый жаркий момент разрывания более крупных снарядов от пристани корпуса отвалил большой желтый катер (бывшая Царская баржа) и под веслами направился к моим миноносцам.

– Вот он, ожидаемый Адмирал, священник и гости, – подумал я. – В какой красивой феерично-боевой обстановке будет отслужен молебен начала компании.

– На миноносцах! – закричал я. – Кадеты повахтенно на шканцы во фронт!

Мигом вылетели по трапам кадеты, все до одного и быстро построились на железной верхней палубе.

– Равняйсь! Смирно! – прокатилась команда на каждом миноносце.

Желтый катер несся бурей, взлетали и опускались белые весла в руках бравых гардемарин.

Я вышел к трапу, чтобы встретить рапортом Директора Корпуса.

Но на кормовом сиденье не было никого. Стоя на корме, Командир Гардемаринской роты кап. 1-го ранга Кольнер кричал мне:

– Адмирал приказал: сейчас же, немедленно свести всех кадет на берег в Инкерман.

– Есть! – ответил я. Желтый катер повернул обратно.

– Кадеты на все гребные суда! – скомандовал я.

И через пять минуть два моих катера и шестерка отвалили с офицерами и со мною от бортов всех трех миноносцев.