Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

• Название: Следы в сердце и в памяти
• Автор: Рефат Аппазов
• Издательство: Доля
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

Рефат Фазылович Аппазов - один из немногих крымских татар, кого в минимальной степени коснулась трагедия депортации крымскотатарского народа. Ему посчастливилось работать рядом с легендарным главным конструктором С.П.Королёвым и быть соучастником многих выдающихся событий в области ракетно-космической техники. В конце 1980-х годов Аппазов активно включился в движение по восстановлению прав своего народа, был одним из инициаторов созыва ІІ-го Курултая крымскотатарского народа, членом президиума Меджлиса крымскотатарского народа. Книга, повествующая о некоторых значительных событиях его жизни, об интересных наблюдениях автора, написана образным и живым языком. Трагические страницы сменяются ироническими с изрядной долей юмора, оставляя место историко-политическим оценкам и даже философским рассуждениям.

---

- Всё-таки я очень прошу вас принять меня в восьмой класс. В девятый я не пойду.

- Ну что же нам делать, - сказал он, - в восьмом у меня нет ни одного места. Он переполнен, потому что из двух седьмых мы сделали один восьмой, - и, чуть улыбнувшись, добавил, - видимо, придётся вам всё же пойти в девятый.

Я сильно расстроился такому неожиданному обороту дел и поник, юношеская бескомпромиссность не позволяла изменить принятое решение.

- Очень жаль, - сказал я, - мне так хотелось учиться в этой школе. Придётся пойти во вторую или третью, может быть, там найдётся место, - и протянул руку, чтобы взять свои бумаги, которые лежали на столе.

Но он не торопился вернуть их мне, а пошелестел ими в руке и опять положил на стол. Опершись локтём об стол, запустил пальцы в свою густую шевелюру и подвигал ими там, будто спрашивая у них совета, и вдруг предложил:

- Ладно, будь по-вашему. Авось, это небольшое нарушение инструкции мне простят. Но запомните: потеря года в вашем возрасте - недопустимая роскошь, как бы не пришлось потом раскаиваться.

Я весь просиял и не помню, какими словами благодарил его, только хорошо запомнил слова, сказанные на прощанье:

- Молодой человек, благодарить надо за добро, а я не сумел уберечь вас от ошибки. Бумаги оставьте у меня, а первого сентября приходите прямо на занятия в восьмой класс. До свиданья.

Я не стал бы так подробно описывать эту единственную встречу с директором с глазу на глаз, если бы не одно событие, случившееся чуть позже. После того, как начались занятия, он раза два, увидев меня в коридоре, спрашивал, как идут дела и не передумал ли я, видимо, намекая, что ещё не поздно перейти в девятый, но я об этом и не помышлял - удержаться бы в восьмом.

Прошло чуть больше полугода с начала учёбы, и вдруг прошёл слух о том, что наш директор Джелнач арестован. Действительно, с этого момента его никто в школе больше не видел. На одном из комсомольских собраний, которые всегда проходили под бдительным оком и с активным участием секретаря партячейки школы, нашей учительницы по истории и обществоведению Полины Митрофановны Пугачёвой, она объявила нам о том, что Джелнач оказался шпионом иностранной державы и злейшим врагом Советского Союза, за что и должен понести заслуженную кару. Конечно, его нерусская фамилия тоже давала повод ко всякого рода подозрениям, но очень трудно было поверить в то, что этот добрый, симпатичный человек мог оказаться шпионом. Но кому выскажешь свои сомнения и какой от них прок?

На том собрании кто-то спросил Полину Митрофановну, кто же будет теперь директором школы, на что она ответила с какой-то торжествующей интонацией: "Скоро узнаете!". "Неужели её назначат", - подумал я, и мне стало не по себе. Я недолюбливал её и побаивался - очень уж она была воинственной, жесткой, а может быть, и жестокой, маложенственной особой. Хотя нас и воспитывали в духе преданности революционным идеалам и достигли в этом немалых успехов, мне никогда не нравился излишний фанатизм и насильственное приобщение к определённой вере. Как раз в этом наша Полина Митрофановна могла дать сто очков вперёд кому угодно.

Прошло ещё какое-то время, и у нас появился новый директор - им оказался незнакомый для нас человек по имени Никон Никитич Жуков, который, как выяснилось позже, был мужем нашей Полины Митрофановны. Тоже непреклонный коммунист, причём с большим стажем членства в партии, участник гражданской войны, а может быть, и революционных событий. Большими профессиональными качествами как преподаватель истории он не обладал и, скорее всего, принадлежал к той когорте "специалистов", которые "выпекались" известными сверхскоростными методами, чтобы заменить во всех сферах представителей старой, высокообразованной интеллигенции выходцами из рабочей и крестьянской среды. На этом посту он ничем себя не проявил, ни хорошего, ни плохого сказать о нём не могу. Скорее всего, он был директором только номинально, а за него всеми делами заправляла Полина Митрофановна.

Арест шпиона-директора, конечно, был экстраординарным событием не только для школы, однако люди открыто говорить об этом остерегались. Ещё об одном "шпионском" деле и тоже частично связанном с нашей школой я узнал из рассказа Юры Никитина, который первый протянул мне руку, когда я появился в русской школе в незнакомом классе. Мы полгода просидели с ним за одной партой, старались в учёбе помогать друг другу, но интересы вне школы расходились. Юра очень помог мне "войти" в класс, преодолеть скованность, обрести необходимую уверенность. Это был очень добрый скромный парень, в учёбе крепкий середнячок, увлекался гимнастикой и акробатикой и в этих дисциплинах достиг впоследствии впечатляющих успехов. Когда мы узнали друг друга достаточно хорошо, как раз и случилась эта история с нашим директором. Тут рассказал мне Юра о другой истории, случившейся два года назад.

В то время в школе учились два мальчика, немцы по национальности, которых я встречал почти каждый день, идя в свою татарскую школу. Их нетрудно было узнать по внешнему виду: всегда опрятно одетые в костюмчики по западному образцу, добротные, очень чистые башмачки и за спиной школьные ранцы. Внешне похожие друг на друга, одинаково одетые, одинакового роста, они, по-моему, были близнецами, года на два-три старше меня. Юра тогда учился, кажется, в шестом классе, а Гюнтер и Вальтер (так звали ребят) в восьмом. Их родителей с детьми привезли из Германии как освобождённых узников фашистских застенков (модное тогда выражение), и они находились под защитой МОПРа. Эта позабытая ныне аббревиатура расшифровывалась как "Международная организация помощи борцам революции", а её эмблемой была железная решётка с привязанным к ней лоскутком красной тряпицы. Мы все были членами этой организации, имели соответствующие членские билетики и платили взносы, чтобы оказать посильную помощь томящимся в застенках революционерам. Конечно, нам их было очень жалко, и они являли собой в наших глазах героев-революционеров, ставших на защиту угнетённых империалистами народов всего мира. С некоторого времени я этих двух симпатичных ребят перестал встречать по пути в школу, однако не придал этому никакого значения. Но рассказ Юры о событиях двухлетней давности меня потряс. Из него я узнал, что родители Гюнтера и Вальтера оказались немецкими шпионами, их забрали, мальчики остались одни. В школе устроили комсомольское собрание, на котором ребят заставляли признать, что их родители - шпионы. Им предлагали сохранить членство в комсомоле при условии, что они отрекутся от своих родителей и осудят их действия. Не добившись желаемого результата, их исключили и из комсомола, и из школы. Юра тогда ещё комсомольцем не был, и сам на этом собрании не присутствовал, но вся школа была взбудоражена этим событием, и с той или иной достоверностью передавали друг другу доходившие до них подробности. А Гюнтер и Вальтер, как говорили, были отправлены в колонию для несовершеннолетних. Бедные мальчики, несчастные их родители! Стоило освобождаться из одного концлагеря, чтобы угодить в другой, ещё более страшный! О дальнейшей судьбе "шпионов" можно только догадываться, но каковы были их переживания за своих сыновей, оказавшихся на чужбине без родных и близких, да притом с таким страшным клеймом, как дети немецких шпионов!

Какими бы горькими ни были некоторые воспоминания о школьных годах, несомненно, гораздо больше было воспоминаний жизнерадостных, оптимистических, не лишённых комических ситуаций. Может быть, они позабавят и читателя. Начну с первого дня и первого урока в русской школе.

Ещё до звонка я вошёл в класс, чтобы подыскать себе место за какой-нибудь партой. Ни одного знакомого лица здесь не было, и вообще трудно было узнать, есть ли какое-либо свободное место, потому что все находились в каком-то хаотическом движении. Мальчики возбуждённо и громко делились летними впечатлениями, девочки, разбившись на небольшие группы по два-три человека, критическим взглядом рассматривали ребят, будто впервые их видели, и почти шепотом обсуждали только им понятные проблемы. Пока я в нерешительности наблюдал за всем происходящим, ко мне подошёл один из ребят, голубоглазый блондин чуть ниже меня ростом, но очень крепкого сложения и поинтересовался:

- Ты, кажется, новичок здесь?

- Да, - ответил я, - и спросил в свою очередь, - а ты тоже новичок?

- Нет, в этой школе я учусь с самого первого класса, - сказал он, - здесь я всех знаю, - и добавил, - а ты откуда?

- С татарской школы.

- Как тебя зовут?

- Рефат, фамилия Аппазов.

- А я Юра Никитин, - сказал он и, протянув руку, предложил, - будем знакомы.

Мы обменялись рукопожатием и продолжили беседу.

- Ты где будешь сидеть? - спросил Юра.

- Пока нигде. Я не знаю, за какой партой есть свободное место, - ответил я.