Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм

• Название: Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
• Автор: Эллен Датлоу
• Издательство: ИД «Азбука-классика»
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91181-510-3

Лучшие произведения малой формы в жанрах мистики, фэнтези и магического реализма в очередном выпуске антологии «Лучшее за год»!

Ежегодный сборник «The Year's Best Fantasy and Horror», выходящий в США уже почти два десятка лет, публикует повести, рассказы, эссе и стихотворения, отобранные по всему миру, и попасть в число его авторов не менее престижно, чем завоевать Всемирную премию фэнтези или «Небьюлу».

В настоящее издание вошли произведения таких мастеров, как Танит Ли, Кристофер Фаулер, Джеффри Форд, Питер Страуб, и других талантливых авторов.

---

Не успела я и глазом моргнуть, а мы уже стояли на эскалаторе и двигались вверх, и старушка все так же висела у меня на руке, словно мы были ближайшие подружки, собравшиеся в кино в 1947 году.

Смутившись, я огляделась по сторонам и обратила внимание на двух или трех девушек весьма готической внешности, стоящих позади нас. Хоть и свирепые с виду, они казались, на мой взгляд, весьма впечатляюще красивыми, одетыми во все черное, с черными же, словно жидкие чернила, волосами. Все они были в солнцезащитных очках, причем самых что ни на есть черных — как будто вообще не хотели никого видеть. Я только мельком взглянула на них и поняла, что ни я, ни моя попутчица им абсолютно неинтересны.

— Вам куда? — вежливо осведомилась я у пожилой спутницы, когда мы сошли с эскалатора.

— Вот сюда.

— Нет, я спрашиваю, какая остановка нужна вам? Или какая улица?

— Бранч-роуд, — ответила дама, вновь окатив меня выхлопом виски.

«Боже мой, — подумала я. — Боже мой».

Я со своим билетом прошла через механический барьер, и старушка как-то проскользнула вместе со мной, что вообще-то невозможно. Именно тогда я начала кое о чем догадываться. Но все равно не поняла до конца. И решила, что бабка-то с криминальным уклоном, хоть и пьяна в стельку.

Итак, мы вышли на улицу. С грохотом проносились по-летнему пыльные машины, и старушка прищелкивала языком с очевидным неодобрением.

— Теперь, cailin,[57] — сказала она, — теперь давай-ка пойдем туда, куда нам надо.

И подмигнула мне. Глаза у нее были голубые, но, когда она закрыла один глаз, подмигивая мне, они вспыхнули ярко-желтым огоньком, подобным нарциссу. Вот тогда-то я должна была все понять, разве нет? Представляете, всего лишь семь дней назад я нашла и прочла рукопись Колума и встретилась с ним во сне.

Хотя деревья на улице и были подпорчены пылью и выхлопными газами, но из комнаты они казались нефритовыми флагами. В квартире все было так, как я оставила, уходя: везде беспорядок, потому что последний раз я убиралась недели четыре назад, стиральная машина полна выстиранным и уже высохшим бельем, а в шкафах пусто.

Я поставила сумку и смотрела, как фея сновала по квартире, разглядывая то и это, заглядывая в крохотную ванную комнату, поднимая крышку на сковороде с запеченной фасолью, которая все еще стояла на плите. Я не пошевелилась даже тогда, когда ей удалось открыть стиральную машину, и почти все белье вывалилось на пол. Коль она смогла ворваться в мою квартиру, похоже, остановить ее не получится.

— Что вы хотите?

Я знала. Но тем не менее…

Теперь она изучала холодильник, вытянув шею, будто черепаха, пытающаяся дотянуться до листа салата.

— Ну и ну, ты только посмотри! Они заперли зиму в коробку. Разумно. — Закрыв дверь холодильника, она повернулась и посмотрела на меня своими сине-желтыми глазами. — Ах, cailin, — промолвила она. Она тоже знала, что я знала, зачем она здесь.

— Не надо звать меня «кайлин», — сказала я. И добавила: — Ваше высочество, — просто чтобы быть любезной. — Я никогда не ездила за море, никогда не бывала на острове. Сделку заключал Колум, а может, вы. Все это меня не касается.

— Ну да. Как же тогда ты получила свой талантище? О, он тоже обладал им, только не захотел развить его. Предпочел сперва конторку магазина кож, потом кресло босса на фабрике в Дублине. Ох, стыд и позор! А ведь мог бы пробить себе путь и голосом, да выучившись игре на бабушкином фортепиано. Так ведь нет, он пустил музыку на разговоры да чтобы добиваться женщин. Ну что ж. Он не оказался тем, единственным. Но в ту ночь он справился.

Я насупилась и спросила:

— Ну а где были вы, когда он стоял на холме, а к нему приближались те существа?

— Где же я могла быть? В его распрекрасном черепе, ждала, чтобы он услышал меня, и вдохновение снизошло на него.

— Вот джин, — сказала я. — Пейте.

Я вошла в ванную и пустила воду. Я знала, что она никогда не последует туда за мной и не станет мучить меня. Так и вышло. Все же она была из весьма стыдливого века. Но где бы в другом месте квартиры я ни находилась, она была тут как тут.

За ужином она села за стол напротив меня и принялась грызть яблоки. Пока я смотрела телевизор, потягивая джин, она сидела рядом на диване. Когда я попыталась уснуть, она легла рядом со мной — непонятно как, кровать была узкая. И всю ночь, пока я лежала, вытянувшись словно мраморное изваяние над могилой, она то болтала, то напевала, обращаясь ко мне снова и снова, и нарассказала мне столько всякой всячины, что моя голова пошла кругом, и я уже не могла ни в чем разобраться. Все лее мне удалось уснуть перед рассветом, и я надеялась увидеть во сне моего прадеда и перемолвиться с ним. Но даже если мне что-то и снилось, этого я не помнила.

Следующим вечером мне предстояло играть и петь в пабе в Кентиш Тауне. Проснувшись, я обнаружила, что горло у меня болело и хрипело так, словно старая ведьма душила меня во сне. Но как только я прохрипела в трубку телефона об отмене своего выступления, как мое горло вмиг прошло, словно я проглотила самый сильный на свете антибиотик.

— Не буду, — сказала я.

Но она лишь опять открыла дверь холодильника и принялась разговаривать с зимой внутри него о льде и снегах, и ягодах, и ревущих оленях, и низком солнце, и неистовых ветрах, и Кайлич Бхеар, богине зимы с голубых холмов.

Не надо обращать на нее внимания. И нечего бояться. Если я стану ее игнорировать, то в конце концов она оставит меня в покое.

И в пятницу, и в субботу все шло по-прежнему, мы так и были вдвоем.

В субботу днем я решила пройтись по магазинам, и она тоже увязалась за мной, вцепившись своей отвратительной, старческой рукой в мою абсолютно железной хваткой. Здесь она была вроде как туристка из другой страны, другого времени, другого измерения — и какое же удовольствие получала она от магазинов и супермаркета! Никто, кроме меня, не видел ее, но пару раз, когда я, забывшись, заговаривала с ней, например прося ее положить на место капусту, на меня смотрели как на сумасшедшую. Забавно.

Но, может, это и правда? Я схожу с ума?

— Ерунда, — прозвучал ответ на мои мысли. — Тебе это не грозит, душа моя.

Мы возвращались домой с покупками. Спутница висела на моей руке подобно связке тяжеленного влажного белья только что из стирки. И тут произошло нечто. На самом деле произошло это еще раньше. Я знала, что это произошло, произошло то, что должно было случиться, хоть и не вполне понимала, что же это такое.

— Кто это?

— А как ты думаешь, душа моя? — спросила она.

— Эльфийский народ?

— Тише, никогда не называй их так, держи язык за зубами, так будет лучше. Но — нет, это не они.

Почему это я должна знать, зачем, и кем же еще могли они быть?

Они пробирались в толпе, втроем, гибкие, ухоженные и прекрасные. Я припомнила, что уже видела их раньше на эскалаторе, видела сегодня в супермаркете и приняла их за трех «готических» девушек необычайной красоты. С ног до головы они были одеты в черные одежды с бахромой; на руках они носили перчатки и золотые браслеты, наверное, индийские; молочно-белые бледные лица обрамляли черные, необычайно густые волосы, ниспадавшие до самых колен. В отличие от моей пожилой дамы, они были не совсем невидимыми: кое-кто видел их и в восхищении провожал взглядом. Однако сомневаюсь, что кто-то видел их страшные глаза, скрытые солнечными очками, как не видела их я, пока мы не оказались около дверей моего дома. Потому что если бы кто-нибудь увидел…

— Бежим, бежим!

И мы побежали. Моя спутница скакала рядом со мной, будто кенгуру на гибких ногах. По ступенькам, в дом, дальше и дальше наверх, в мою квартирку. Захлопнули дверь и закрыли все замки. Я осторожно выглянула из окна и поглядела вниз. Они все еще были там, на разогретом летней жарой тротуаре лондонского Расселл Парка. Три прекрасные молодые девушки, слоняющиеся без дела.

«Как можно устоять перед ирландскими глазами?» — спрашивала себя я. «Словно вставили грязным пальцем» — так говорят о темном ободке вокруг радужки. Такие глаза были у Колума, у моей матери, у маминого отца тоже, и у меня. И у нее, у феи, тоже были такие глаза. И у них, у тех трех внизу, у девушек в черном. Но внутри темного ободка радужки их глаза горели красным огнем — жуткие лисьи глаза из кошмара, который посетил меня однажды в детстве. Про бабушкину лисью пелерину.

Уничтожающие глаза, жестокие глаза, бессердечные, сумасшедшие, бездушные глаза — безжалостные глаза, не оставлявшие сомнения в том, что их хозяйки разорвут на части и выпьют горячую кровь — даже если бы не было острых зубов. Но зубы-то были. И как раз их-то я и видела в ухмыляющихся оскалах.

Фея принесла мне чашку крепкого чая с джином. Никогда не подозревала, что муза поэтов может приготовить чай. Выходит, что она может сделать все, что пожелает, раз уж смогла заявиться и напомнить о семейной сделке во имя эльфийского народа.