Михаил Петров - Судьба философа в интерьере эпохи.

• Название: Судьба философа в интерьере эпохи.
• Автор: Михаил Петров
• Жанр: Философия

Все написанное Михаилом Константиновичем проникнуто пафосом критики социального фетишизма, в условиях которого возникает убеждение, будто бы человек обязан различным институтам, знаковым системам и структурам всем, а сами они могут обойтись без человека, обладают способностью к саморазвитию. Такое убеждение порождает социальную пассивность, упование на "колесо истории", притупляет чувство личной ответственности за все, что делается здесь и теперь.

Петров Михаил Константинович

Историко-философские исследования.

М., 1996.

512 с.

---

Отношения между богом и человеком строятся прежде всего как отношения между мастером и подражателем, учителем и учеником. Лосев пишет о гомеровском греке: "Творящий субъект никогда не творит тут чего-нибудь нового, небывалого. Вся его фантазия направлена лишь к тому, чтобы по возможности точно воспроизвести уже имеющееся, уже бывшее вечное или временное... Фантазия у греков имела цель не создать новое, а только воспроизвести старое, - вот о чем говорят рассматриваемые нами гомеровские мифы о богах" (26, с. 212). Бог выглядит опорой деятельности, оперативной, так сказать, профессиональной памятью, но он же, как различение профессиональной матрицы, связывает человека с социальным целым, устанавливая место его профессии среди других. Эта вторая нагрузка бога - целостность системы знания - почти повсеместно решается по схеме кровнородственной связи: все божественные имена различены по полу, имеют родителей и могут иметь потомство, образуют единое семейство с явными моментами иерархии.

В чистом виде система мифологического знания выглядит как фрагментированные по профессиональному признаку и распределенные в конечную группу божественных имен социально необходимые навыки, причем на сами эти имена наложена вторичная связь целостности. Профессиональные ячейки знания более или менее автономны, переходы между ними резки: каждая профессия знает свое дело, его границы, обязанности перед другими профессиями, не лезет в чужие дела. Гесиод, например, советуя земледельцу, "работнику Деметры", вовремя готовить материал "работнику Афины" (Труды и дни, 420 - 435), тут же устанавливает и пределы такой заботы:

Самонадеянно скажет иной:

"Сколочу-ка телегу!"

Но ведь в телеге-то сотня частей!

Иль не знает он, дурень?

Труды и дни, 455-456

Подобные утверждения, даже в более абстрактной форме, можно найти и на Востоке:

"Свой долг, хотя бы несовершенный, лучше хорошо исполненного, но чужого, лучше смерть в своей дхарме, чужая дхарма опасна.,." (Бхагават-Гита, 36);

"Также всегда одинаково земледелец останется земледельцем, образованный человек - образованным, ремесленник - ремесленником, торговец - торговцем" (Сунь-цзы, О порядке правителя).

В реальных же исполнениях схема всегда бывает осложнена многочисленными вариантами и включениями, в том числе и инертными (старые боги), в ней наблюдаются перехлесты распределений, когда у некоторых искусств оказывается пара покровителей (обычно бог и богиня) и т.п. Происходит это, нам кажется, по нескольким причинам, и прежде всего потому, что миф живет, он текуч и подвижен, поскольку, во-первых, рядом с мифом располагается вспомогательная неформальная система социального кодирования - наследственный профессионализм, обучение через участие в труде семьи, а, во-вторых, миф в довольно высоких темпах накапливает новое знание, социализация которого и ввод в систему испытывает значительное влияние кровнородственной связи целостности.

Основную часть навыков наследственный профессионализм транслирует по связи отец - сын, которая носит непосредственный характер и не нуждается в обособленном предметно-знаковом закреплении, что вызывает процессы редукции связанного с именем бога и осваиваемого профессией знания до простых указаний на то, кто из богов что и как изобрел. Когда школяров Непала спрашивают об источнике знания, они не сразу ссылаются на бога, а располагают между собой и богом эстафету "старых людей", лишь первому этапу которой знание передается непосредственно богами (16). Отсюда и явная "неуравновешенность" богов, отсутствие в них солидного, содержательного момента инерции не по классу телесности, Гомер видит в Афине вполне даже телесную сущность - "ужасно дубовая ось застонала, Зевса подъявшая грозную дщерь", - а по классу стабильной программной содержательности: боги слишком уж новы, даже "вечно новы", выглядит стабилизирующим началом, хранилищем профессиональной информации ровно настолько, насколько и механизмом преемственности системы мифологического знания, и входом в эту систему - эффективным социализатором нового и преобразователем нового в наличное.

Сам процесс социализации нового в профессиональной, естественно, форме идет через мифы как таковые - через детальнейшие описания способов изготовления продукта и самого продукта, привязанных к соответствующему имени бога, - но он обычно включает и ряд сопутствующих явлений: опосредование именем бога имен культурных героев, распочкование имен, порождение новых имен-богов. Когда Сократ, например, связывает героев с богами - "все они произошли либо от бога, влюбленного в смертную, либо от смертного и богини" (Кратил, 398 D), - то это не просто фантазия, а ссылка на мифологическую норму социализации нового знания; на нее он ссылается как на основание достоверности и в споре с Гиппием (Гиппий Больший, 292-293).

Практика социализации новинок не столько по вкладу (детальное описание программ), сколько по имени автора новшества постоянно создает в мифологической системе знания новые точки роста, из которых могут при случае развиться новые имена богов и, соответственно, новые контейнеры и преобразователи профессионального знания. Миф, таким образом, всегда открыт новому, всегда готов принять новое как в форме частного улучшения и усовершенствования, так и в форме выделения новой профессии. В первом случае новая или измененная программа, продукт творчества индивида, войдет в связь с именем наличного бога и, опираясь на это имя, будет внедрена - растворена в сумме освоенных профессиональных навыков, передаваемых по наследству. Во втором случае сам индивид-творец войдет в кровно родственную связь с именами богов, станет в благоприятных условиях концентратором новых навыков и умений, то есть пойдет путем Диониса, Эроса, Дике, Метрон, Ананке, Плутоса и других усыновленных и удочеренных Олимпом имен. Сама схема порождения имен-профессий распространена повсеместно, реликты ее обнаруживаются даже в Библии: "И взял Ламех две жены; имя одной Ада, а имя второй Цилла. Ада родила Иавала, он был отец живущих в шатрах со стадами. Имя брату его Иувал, он был отец всех играющих на гуслях и свирели. Цилла также родила Тувалкаина, который был ковачом всех орудий из меди и железа" (Бытие, 4, 19-22).

Если применительно к индивидуально-личному типу у нас не было оснований говорить о развитии, о предпочтительном движении системы знания в том или ином направлении, то теперь такие основания появляются. Избыток имен и легкость их ввода в систему по кровно родсвенной связи методом усыновления-удочерения, необратимость этой связи позволяют говорить о направленно-открытом характере мифологической системы кодирования, о возможности появления новых очагов группового знания, привязанного к наличным узами кровного родства. С другой стороны, фрагментация навыков по субъективному основанию, по способности человека единолично играть роль организующего и регулирующего центра, накладывает на эту направленность накопления нового знания дозирующие субъективные ограничения, создавая своего рода априорную форму накопления знания - умножение профессий или, что то же, накопление в форме необратимой специализации.

Рассматривая этот процесс как функцию от времени, мы в общем случае получаем картину ветвления - распочкования наличных профессий, с редкими "гештальт" - включениями за счет изобретений небывалого или инокультурных заимствований (виноделие в бассейне Средиземного моря, например). Чем более длительный срок существует этот тип без срывов и радикальных потрясений, тем более богатым по числу профессий, имен богов, накопленному профессиональному знанию он должен бы выглядеть, но уже в силу накопления сложности он становился бы все более "тонким", хрупким и уязвимым для внешних и внутренних помех, поскольку кровно родственная связь целостности очагов профессионального знания делает и преемственное существование профессии, и симбиоз профессий в социальном целом процессами автономными, следующими принципу "недеяния", невмешательства в дела друг друга, а такой социальный гомеостаз, когда "наилучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует" (Даодэцзин, гл. 17), имеет свои пределы сложности. Соответственно, развитие традиционных профессионально-личных культур, к удовлетворению старых и новых циклистов, идет по принадлежащей к аресеналу традиционных концептов "смертной" схеме: рождение - расцвет - дряхлость - гибель, после чего "великая цивилизация" возрождается, чтобы снова двинуться тем же путем накопления специализации к собственной гибели. Длительность цикла производна от уровня помех. В Египте, Двуречье она заведомо меньше, чем, например, в Китае.

Кровнородственная связь, объединяющая очаги профессионального знания, как раз и вызывает эффекты культурной несовместимости традиционного и "развитого" мировоззрения. На уровне поведения этой несовместимости нет, и традиционный сапожник "знает, как шить сапоги", ничуть не хуже, обычно даже лучше, своего европейского коллеги, но вот за пределами поведения, в области общения, начинаются фундаментальные расхождения и взаимное непонимание. Европеец видит в природе область поведения, взаимодействия, автономный закон и порядок, не требующий присмотра или вмешательства разумных сил, а для традиционного профессионала мир поведения ограничен профессией, любой выход за рамки обжитой профессии означает движение по кровнородственным связям общения, то есть выход в область, где "инопрофессиональные" явления существуют не сами по себе, а вызываются личной, разумной, одушевленной причиной, ее волей или поступком, здесь каждое явление "прописано" по вполне определенным именам, относится к сфере их ведения: молния - по танцорам Индры, землетрясение - по слонам, дождь - по опрокинутым божественным кувшинам и т.д. Соответственно и контроль над такими явлениями располагается в сфере общения (не поведения), предполагает взаимопонимание между человеком и богом, опосредован богом как решающей инстанцией, лишь ограниченно контролируемой человеком.