Михаил Петров - Судьба философа в интерьере эпохи.

• Название: Судьба философа в интерьере эпохи.
• Автор: Михаил Петров
• Жанр: Философия

Все написанное Михаилом Константиновичем проникнуто пафосом критики социального фетишизма, в условиях которого возникает убеждение, будто бы человек обязан различным институтам, знаковым системам и структурам всем, а сами они могут обойтись без человека, обладают способностью к саморазвитию. Такое убеждение порождает социальную пассивность, упование на "колесо истории", притупляет чувство личной ответственности за все, что делается здесь и теперь.

Петров Михаил Константинович

Историко-философские исследования.

М., 1996.

512 с.

---

Т -"С, в С упираются три стрелки, идущие от Р. Внизу луч времени. Прошлое слева, настоящее под С, будущее правее.

Рис. 1.

В предельном случае, когда текст берется как совокупность всех наличных текстов, всей области знания, перед нами бесспорный Кант: текст - область опыта, наличного знания, наличный на данный момент результат познания; система - вход в текст, сумма равнообязательных, универсальных, формальных, чистых правил ввода нового в текст, трансцендентальное, лишенное содержание, чистое, формальное основание, по которому осуществляется выход в новое и которое априорно определяет форму любого домогающегося включения в текст содержания; речь - деятельность индивида по правилам системы, имеющая целью ввести в текст новый содержательный элемент и ради этого вынужденная оформлять этот элемент по универсальным для текста правилам системы. Но такому предельному условию удовлетворяет разве что грамматика, которая в любой пользующейся тем или иным языком сфере общения действительно играет роль чистой формы, универсального оформителя всего, способного выявиться в речи и войти в текст.

К грамматике вполне можно отнести слова Канта о логическом формализме вообще: "Знание, вполне сообразное с логической формой, т.е. не противоречащее себе, тем не менее может противоречить предмету. Итак, один лишь логический критерий истины, а именно соответствие знания с всеобщими и формальными законами рассудка и разума, есть, правда, conditio sine qua поп, стало быть, негативное условие всякой истины, но дальше этого логика не может идти, и никаким критерием она не в состоянии обнаружить заблуждение, касающееся не формы, а содержания" (16, с. 160). Но негативным-то условием форма остается, и несостоятельный формализм, нарушающий правила той же грамматики, вообще не может входить в какие-то отношения с предметом. Пример Хомского "Идея громко храпит" несостоятелен по предмету, а фраза типа "Идею гремит храпу" - вообще не фраза.

Но система входа не только универсальная и для всех текстов данного языка единая грамматика, она еще и целый ряд правил связи нового (речь) с наличным (текст), что вовлекает словарь, главным образом текста, в операции постоянных переделок, обеспечивающих преемственное существование текста во времени. Здесь, хотя и эти правила априорны по отношению к речи, сходство с Кантом кончается. Универсалии этого типа явно причастны к смыслу, не могут рассматриваться "чистыми" формами.

Частным, но крайне интересным и важным результатом усилий лингвистов, оторвавшись от почвы наличных фактов, спуститься на землю новых, оказался довольно детальный анализ неизвестных традиционной лингвистике универсалий, касающихся преемственности, перехода нового в наличное, усвоенное текстом.

Переосмысления в духе априоризма требует и традиционный арсенал лингвистики. Предложение, например, уже не может быть понято по содержательному основанию как "законченная мысль" или "мысль, выраженная словами"*, а должно пониматься как универсальная априорная форма продукта общения, его канон и "квант". По объему, составу, типу, структуре предложение подчинено своим "золотым сечениям", пропорциям, гармониям, которые позволяют втиснуть в довольно узкий линейный канал связи, где различения могут располагаться только друг после друга, сложные иерархические структуры.

По Ингве (17), природа членораздельности речи, ее квантования в целостности, производна от объема оперативной, или быстродействующей, памяти человека, способной удерживать единовременно лишь 5-9 размышлений, вынужденной сливать их в целостность, в единицы более высокого порядка в этих очень жестких пределах, что придает структурному линейному потоку речи глубину, не превышающую "глубины памяти". Речь представляет из себя как бы одновременное линейно-поступательное шаговое движение по нескольким этажам-уровням, законом которого является переход в единицу-целостность следующего этажа на участке, не превышающем 7 шагов, то есть, скажем, в слоге не может быть более 7 букв, в слове более 7 слогов (если оно, конечно, не является самосложным образованием вроде немецких слов - железнодорожных составов), в членах предложения (если в них нет глаголов и они не переходят в придаточные) не более 7 слов, в предложениях не более 7 членов, в сложных предложениях не более 7 придаточных (см. рис. 2).

Лем возвращается к традиционному определению (12, с. 216), и это преждевременное смыкание формы и содержания вынуждает его в конечном счете идти в русле традиционных представлений об эволюции мысли (там же, с. 381 и далее).

Выхода за эти внешние пределы сложности практически не происходит. Сам подход к пределам ощущается как тяжеловесность, усложненность, необходимость фрагментации. На участке слово - предложение основным средством квантования выступают личные формы глагола, организующие члены предложения в целостность или развертывающие члены предложения в смысловые единицы - придаточные предложения, входящие в более емкую целостность - сложное предложение. Законы квантования в устной речи строже, чем в письменной, где движение использует вспомогательный арсенал разбиения. Поэтому в языках, имеющих письменную традицию, по существу, выработано два различных канона для устной (1)и письменной (2) речи, а в английском это различие даже нагружено грамматически: все формы вежливости, условности, нереальности используют ввод в канон устной речи конструкций из канона письменной. Приводимая ниже таблица показывает эту различительную тенденцию в канонике речи:

Язык( Тип кан.); Английский(I;II); Русский(I;II); Немецкий(I;II); Греческий(I;II);

С/Г: 5.22; 8,52; 3.96; 7,2; 5,43; 7,97; 3,7; 5.22; с/п: 7,69; 18,42; 6,5; 19,1; 7.19; 12.96; 5,95; 25,77; 2 осн.времен.: Н. Н., %: 65; 2,9; 49,7; 21; 69,8; 2; 42,3; 20,3; 2 осн. времен.: П. Н., %: 12,2; 78,7; 6,5; 42; 12,1; 89; 25; 34,7; Тип предложения: простой, %: 70,6; 40; 70,4; 40; 73; 56,3; 63,5; 15; Тип предложения: сложный, %: 29,4; 60; 29,6; 60; 27; 43,7; 36,5; 85;

Здесь: С/Г - число слов на личную форму глагола; С/П - среднее число слов в предложении; Н.Н. - настоящее несовершенное; П.Н. - прошедшее несовершенное.

При всем том эти отчетливо выявляющиеся в форме двух канонов (1 и II) "дозирующие" свойства системы входа скрывают в своих единицах типа С/Г и С/П вопрос о материале, о том, что же именно квантуется, дозируется. Ответ на этот вопрос дает закон Ципфа, о котором мы уже упоминали. Если словоупотребление в тексте имеет четко выраженную ранговую структуру*, то квантованию и дозированию подвергается в основном словарь текста и величина С/Г имеет смысл "квоты цитирования", меры участия наличного в новом. В "Улиссе" Джойса, например, словарь из 29 899 слов дает в тексте 260 430 словоупотреблений, в среднем 8-9 на слово. И хотя эти нити преемственности распределены в ранги, слова неравномерно нагружены связью преемственности - ранговая постоянная 26500, т.е. 10 слов употреблено по 2650 раз, 100 слов - по 265 раз (1, p. 23), - связь наличного с новым очевидна: входящие в текст предложения опираются (ссылаются) на лексику имеющихся уже в тексте предложений.

Новые слова входят в текст по прямой или опосредованной связи с наличными, в тексте уже представленными, именно этим, причем на явно формальной основе, приведенный в начале текст 1 отличается от набора фраз 2, где нет связи между предложениями на уровне лексики.

Относительно природы связи преемственности в тексте и возникает основной вопрос современной лингвистики об априорном или апостериорном характере языка-системы. Что касается грамматической части системы входа, то здесь вопрос более или менее ясен: грамматику родного языка люди наследуют от предшествующих поколений и, независимо от природы ее происхождения, человек в реальных речевых ситуациях использует грамматику как арсенал априорных правил-универсалий. То же, видимо, можно сказать и относительно правил дозирования-квантования, в которых слишком уж очевидную роль играют внешние для процесса оформления смысла обстоятельства - специфика устройства человеческой памяти ("глубина памяти") для канона устной речи, специфика фиксации речи, ее записи, для канона письменной речи. Без учета этих внешних содержательной стороне обстоятельств разложение канонов

В частотном списке словаря любого связного текста, если список составлен по убыванию частоты словоупотребления, сложение слов в ранги (первое - первый, два следующих - второй и т.д.) дает постоянную для списка величину словоупотребления, ранговую постоянную; для любого слова rif=Const.

письменной и устной речи выглядело бы мистикой. Но вот относительно выявленной законом Ципфа преемственности словоупотребления могут возникать иллюзии апостериорности, на которых, нам кажется, и возводился фундамент современной лингвистики.

В самом деле, сам по себе очевидный факт участия левой (наличной) лексики в правых (входящих в текст) предложениях и четко выраженный ранговый характер этого участия могут быть истолкованы двояко: как неотъемлемое свойство слова (ранг по природе) или как результат внешнего слову усилия (ранг по установлению).