Феликс Кузнецов - «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

• Название: «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
• Автор: Феликс Кузнецов
• Жанр: Прочая научная литература

Трагическая судьба и правда «Тихого Дона», этого великого романа — тема книги известного литературоведа и критика, члена-корреспондента РАН Ф. Ф. Кузнецова. Автор рассказывает об истории поиска черновых рукописей первых двух книг романа, выкупленных, с помощью В. В. Путина, Российской академией наук, и впервые научно исследует рукопись как неоспоримое свидетельство принадлежности романа «Тихий Дон» М. А. Шолохову. В книге впервые исследуются прототипы героев «Тихого Дона» — казаков станицы Вёшенской и близлежащих хуторов, прежде всего — Харлампия Ермакова, прототип Григория Мелехова и командующего армией вёшенских повстанцев Павла Кудинова. В книге исследована творческая биография М. А. Шолохова 1920—1930-х гг., раскрыта органическая преемственность «Тихого Дона» с «Донскими рассказами» и «Поднятой целиной», убедительно показана бездоказательность и несостоятельность домыслов «антишолоховедов».

При глубокой научности, книга читается с неослабевающим интересом. Она сопровождена богатейшим документальным и иллюстративным материалом, что помогает установить истину: великий «Тихий Дон» написал гений русской литературы М. А. Шолохов.

---

— <...> У вас нет военного образования, и в условиях широкого фронта, при современных методах ведения боя, вы не сможете командовать крупной войсковой единицей. <...>

— Я хотел бы, чтобы меня отчислили в хозяйственную часть» (5, 147—148).

«Вероятно, для того, чтобы предупредить недовольство, которое неизбежно должно было возникнуть среди верхнедонцев при расформировании повстанческой армии, многим рядовым казакам, отличившимся во время восстания, тотчас же после взятия Усть-Медведицкой нашили на погоны лычки, почти все вахмистры были произведены в подхорунжие, а офицеры — участники восстания — получили повышение в чинах и награды. Не был обойден и Григорий: его произвели в сотники...» (4, 148).

Заболевание сыпным тифом, лечение и выздоровление — октябрь — ноябрь 1919 г. (4, 461—463).

Как видно, в своем «Послужном списке» и во время допросов Ермаков тщательно обходит тему Новороссийска и панического бегства Белой армии на пароходах в Крым и за рубеж. По его показаниям, он отступал в составе 20-го казачьего полка «до станции Георгие-Афипской, где с обозом был забран в плен зелеными-красными. Попал в отряд Дьяченко. Это было 3 марта 1920 г.»115.

К уже приведенным выше воспоминаниям дочери Х. Ермакова о его попытке уехать в эмиграцию вместе с Белой армией добавим свидетельства его земляков.

Хорошо знавший Ермакова вёшенский казак П. М. Афонин, который в 20-е годы был секретарем комсомольской организации в Базках, писал:

«При разгроме Деникина, после занятия нашими войсками Краснодара, Ермаков ушел в горы к зеленым, а через некоторое время в Новороссийске со всем полком сдался Первой Конной армии»116.

Старожил станицы Каргинская И. Е. Фролов, который в составе казачьего полка отступал к Новороссийску и встречался с Харлампием Ермаковым, рассказал краеведу Сивоволову:

«В Новороссийске из беженцев и тех, кто не сумел погрузиться на транспорт и отплыть за границу, формировались сотни казаков, чтобы в рядах красных искупить свою вину перед Советской властью. <...> Попал он к Буденному. Как опытного вояку, его назначили помощником командира полка»117.

Сивоволов досконально изучил обстоятельства отступления Ермакова в Новороссийск.

«...Григорий Мелехов, уходя в отступление, взял с собой Аксинью. Как же поступил его прототип Харлампий Ермаков, отступая на Кубань? Дочь Ермакова вспоминала: у отца в Вешках была знакомая женщина, с которой <...> он встречался. Однажды даже пытался послать ее к этой женщине. Я. Ф. Лосев подтверждает: Харлампий Ермаков в Вешках “приголубил себе сестру милосердия и отступил с нею на Кубань”. В беседе со мной нижнеяблоновский старожил Дударев также рассказывал, что Ермаков на Кубань отступал с женщиной. В дороге она заболела тифом. В одном из поселков на Кубани он оставил ее на попечение чужих людей. Хозяину отдал все деньги, какие были у него, и пообещал: “Если вернусь живым... вас по гроб жизни не забуду”. Перед тем, как оставить свою больную спутницу и уйти, Ермаков взял у нее наган, достал из кобуры свой, расставив в стороны руки с наганами, шутя сказал Платону Рябчикову: “Теперь меня красные ни в жисть не возьмут!”.

Я спросил у Дударева — откуда такие подробности, кто при этом еще присутствовал? Во время отступления Ермаков, Рябчиков и Богатырев держали при себе вестовых. У Рябчикова вестовым был двадцатилетний казак Илья Болдырев. <...> Вот этот Илья Болдырев и рассказал Григорию Дудареву о последних днях отступления Ермакова и Рябчикова на Новороссийск»118.

Кстати, свидетельство казака Дударева объясняет одну якобы «ошибку», которую Ермолаев напрасно приписал Шолохову. По мнению Ермолаева, Шолохов в четвертой книге романа будто бы перепутал Григория Богатырева с Петром Богатыревым, — отступать с Григорием Мелеховым в Новороссийск, по его мнению, должен был бы командир 6-й бригады, подхорунжий Григорий Богатырев, а не его двоюродный брат, сотник Петр Богатырев, как это говорится в романе119. Но почему? Как явствует из свидетельства Дударева, Шолохов и в данном случае опирался на свидетельства Ермакова, который, судя по всему, встретил под Новороссийском Платона Рябчикова и Петра Богатырева и, в полном соответствии с реальным фактом жизни, сообщил в романе, что Платон Рябчиков вернулся домой, где вскоре и был расстрелян, а Петр Богатырев выехал в эмиграцию, где умер после войны.

К восьмидесятилетнему казаку Григорию Дудареву из хутора Нижне-Яблоновского у Сивоволова было особое доверие. Он заинтересовал его как старожил с хорошей памятью, умением трезво анализировать события, «Тихий Дон» читал он давно, многое позабыл основательно, это Сивоволова даже радовало, поскольку избавляло от необходимости слушать воспоминания «по-книжному»120.

Кстати, эту особенность воспоминаний жителей Верхнего Дона о событиях, описанных в романе Шолохова, всегда приходится иметь в виду: «Тихий Дон» до такой степени укоренен в жизнь, что возникает эффект обратной связи, и не всегда легко отличить, что в воспоминаниях идет от жизни, а что — от книги. Вот почему этот тип источников применительно к «Тихому Дону» всегда требует перепроверки другими воспоминаниями, а лучше — документами. Сивоволов это прекрасно понимал.

Итогом его разысканий, посвященных тому, как сложилась судьба Ермакова после восстания, стал следующий вывод:

«По признанию самого Ермакова, дальнейшая военная судьба у него сложилась следующим образом. В марте 1920 года в результате полного разгрома белоказаков под Новороссийском, не видя иного выхода для искупления вины, сняв офицерские погоны, скрыв свое участие в восстании на Дону и службу в белоказачьей армии офицером, Харлампий Ермаков перешел на службу в Красную Армию. После поверхностного опроса и проверки его назначили командиром сотни в 3-й Донской отдельный Советский конный полк. Вскоре он был перемещен на должность командира эскадрона в 14-ю кавалерийскую дивизию, которую формировал из казаков-отступленцев А. Пархоменко.

1 июля 1920 года за службу у белоказаков Ермаков был послан на фильтр-проверку в Особый отдел 14-й кавдивизии. 5 июля был освобожден. 2 августа назначен командиром эскадрона 80-го кавполка 14-й кавдивизии»121.

Откройте четвертую книгу «Тихого Дона», ее 7-ю часть, — вы увидите тот страдный путь, который вместе с Аксиньей, а после того, как она заболела тифом, уже без нее, проделал Григорий Мелехов до Новороссийска. В пути он встречает своих самых близких друзей и сподвижников — Платона Рябчикова, Харлампия Ермакова, Петра Богатырева, и видит своими глазами всю степень разложения и деморализации Белой армии, всю трагедию эвакуации, и принимает решение идти к красным.

Дальнейшая судьба Григория Мелехова, касающаяся его службы в Красной армии, дана в книге пунктиром. Сверим этот пунктир «служивской» биографии Григория Мелехова с «Послужным списком» Харлампия Ермакова:

Харлампий Ермаков

«Служил в 3-м Дон[ском] отдельн[ом] совполку на должн[ости] комэскадр[она] по расформированию 3 Дон[ского] совполка попал с пополнением в 14 кав[алерийскую] д[ивизию] ... по должности — помкомэскадрона — апрель, май 1920 г.»

«В бою под городом Львовом при ранении комполка был назначен временно комполка 80, под мест[ечком] Коляковичем ранен...» — август-сентябрь 1920122 (Послужной список).

«...Был два раза ранен в сражении с Врангелевскими бандитами под Перекопом, Рожественской и др. местах. Участвовал в боях против белополяков и врангелевских банд. Июль-сентябрь 1920 г.»123

«За службу в б[елой] армии был послан на фильтрацию Особого отдела 14 кав[алерийской] д[ивизии], где был арестован, находясь под следствием Особого от[дела] конной армии и Трибуналом Кон[ной] армии препровожден в Особ[ый] от[дел] Юго-Зап[адного] фронта. За отсутствием обвинения был освоб[ожден] — июль 1920 г.»;

«Уволен в бессрочный отпуск как бывший белый офицер в порядке приказа СКВО № 26/сек—1922 — январь 1922 г.» — Послужной список по строевой части 14 кавдивизии 1-й Конной армии»124.

Григорий Мелехов

Из рассказа Прохора Зыкова: «Вместе с ним в Новороссийске поступили в конную армию товарища Буденного, в четырнадцатую дивизию. Принял наш Григорий Пантелевич сотню, то бишь эскадрон, я, конечно, при нем состою, и пошли походным порядком под Киев. Ну, девка, и дали мы чертей этим белым — полякам!» (5, 309).

«Недели через две после этого от Григория пришло письмо. Он писал, что был ранен на врангелевском фронте...» (5, 350).

«Совсем пришел? — спросил Прохор.

— Совсем. Вчистую.

— До какого же ты чина дослужился?

— Был помощником командира полка.

— Чего же это тебя рано спустили?

Григорий помрачнел, коротко ответил:

— Не нужен стал.