Алан Глинн - Корпорации «Винтерленд»

• Название: Корпорации «Винтерленд»
• Автор: Алан Глинн
• Издательство: Азбука-Аттикус
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02074-0

Алан Глинн — ирландский писатель, мастер психологического детектива. Его дебютный роман «Области тьмы» послужил основой вышедшего на экраны в 2011 году одноименного триллера в постановке Нила Бергера, прославившегося фильмом «Иллюзионист», а главные роли исполнили Роберт Де Ниро, Брэдли Купер и Эбби Корниш. И если действие «Областей тьмы» происходило в Нью-Йорке, где Глинн работал несколько лет в журнальном бизнесе, то в «Корпорации «Винтерленд» он вернулся в родной Дублин, с удивительной прозорливостью предсказав скорый конец недавнему экономическому буму, что мы сейчас и наблюдаем.

Джина Рафферти — молодая независимая женщина, пытающаяся раскрутить собственный бизнес — фирму по выпуску программного обеспечения. Но ничто не могло подготовить её к цепочке трагических событий — гибели племянника, а затем и старшего брата с интервалом в один день. И если смерть племянника, мелкого бандита Ноэля Рафферти, никого особенно не удивила, то со старшим братом, тоже Ноэлем Рафферти, история совершенно другая: как мог серьезный бизнесмен, одно из первых лиц в крупной строительной компании, сесть за руль пьяным и разбиться? Полицию такая версия событий вполне устраивает — но не Джину. Чутье подсказывает ей, что это не трагическое совпадение, а звенья одной цепи, что кто-то пытался выдать заказное убийство сперва за бандитскую разборку, а потом за несчастный случай. И Джина твердо намерена докопаться до истины…

---

Что с ним?

Он снова закрывает глаза, зажмуривается что есть сил.

Глаза-калейдоскопы.

Он затащил Джину сюда. Он в ответе, если с ней…

Такси из газет… выезжают на берег.

Это его вина.

Ждут, чтоб ее увезти…[63]

Пошевелиться или хотя бы оторвать взгляд от металлической двери бокса сорок шесть у Джины получается не сразу. Но все-таки получается. Она с трудом встает.

Опускает телефон Фитца в карман. Делает шаг, но сразу останавливается, испугавшись стука собственных туфель по бетону. Не хочется, чтобы ее услышали. Не хочется, чтобы увидели. А главное — не хочется видеть самой. Никого, особенно того, кто может выйти из-за металлической двери бокса сорок шесть.

Она оглядывается по сторонам. Полная тишина. Только ветер воет.

Она поворачивает налево и идет. Больше ей ничего сейчас не надо, только идти и идти. И тогда, минут через десять-пятнадцать, она уже будет не здесь. Пройдет развязку и окунется с головой в жилой квартал, где люди, пабы, машины.

Безопасность.

Но, не дойдя буквально пару ярдов до ворот, она встает и оборачивается. И двигается в обратном направлении.

Нельзя просто взять и уйти.

Надо выяснить, что произошло. Надо понять, нельзя ли чем-нибудь помочь. Чтобы не проклинать себя в будущем за дезертирство.

Металлическая дверь по-прежнему распахнута. Пол перед дверью весь в крови. Снаружи тоже кровь. След тянется из помещения на улицу — туда, где раньше стоял белый фургон.

Джина храбрится.

Поверить в это сложно, но первую кровь здесь пролила она. Так что дрейфить у нее нет права.

Джина заходит внутрь. Секунду привыкает к резкому искусственному свету. Жаль, что эта секунда мимолетна, потому что затем ее глазам открывается непостижимо страшная картина. По пути она считала: двое свалили, значит, внутри осталось четверо.

И они действительно здесь.

Лежат на полу, равномерно распределенные по помещению: двое тут, двое там. Она все равно пересчитывает: один, два, три, четыре. Причем не раз и не два, как будто не доверяет собственным простейшим математическим навыкам.

Еще здесь жутко воняет.

Резкой убийственной смесью дыма, мочи и дерьма, догадывается Джина.

Слева валяется третий мужик из белого фургона. Он в сером спортивном костюме. Лежит на спине, во лбу у него дыра от пули. Даже сейчас он сжимает нечто напомнившее Джине давеча палку или дубину. Теперь понятно: это мачете.

Бордовый от крови.

В шаге от него — Терри Стэк. Он осел на пол; лицо повернуто к Джине. Глаза его открыты, равно как и шея. Глубокий, четкий удар мачете: море крови. В руке у него пистолет.

Справа у поддонов лежит молодой коллега Стэка — кенгурушечник. Он тоже завалился на бок, но лицо смотрит в противоположную сторону. Вокруг него растекается лужа крови. Джина подходит ближе; рассматривает его повнимательнее.

Он все еще дышит.

Она склоняется и видит, что грудь у парня поднимается и опускается. Он без сознания, но, очевидно, дышит.

Она резко встает. Потом очень медленно разворачивается и наконец переводит глаза туда, куда до этого боялась смотреть, куда бросала лишь мимолетные взгляды.

Мартин Фитцпатрик лежит на полу. Он в том же положении, по-прежнему связан, только теперь его джинсы и трусы спущены до колен. К гениталиям прикреплены маленькие зажимы с проводками. Проводки идут к черному прямоугольному блоку, стоящему на полу рядом с коробкой инструментов. Блок с помощью удлинителя подключен к розетке в стене. Фитцпатрик обделался по полное не хочу: дерьмо сочится с обеих сторон. Он также облевался: рвота у него на шее и на груди. Во рту тоже застряли комки блевотины. Может, он ею захлебнулся? То ли да, то ли нет. Кто ж знает? Да и разве теперь это важно? Лицо у него обезумевшее, напуганное и… застывшее.

Никогда в своей жизни Джина не видела ничего более кошмарного, жуткого и более незабываемо мучительного, чем состояние этого человека. Рана в голове тоже, естественно, на месте.

Джина отворачивается. Ей страшно хочется блевать или разрыдаться, но она не собирается пополнять и без того исчерпывающий набор выделений и миазмов. Поэтому собирает всю волю в кулак и решает выйти на воздух. Пока ничего такого не случилось.

Она пробирается к выходу, переступая через лужи крови и реки мочи. В какой-то момент у кого-то начинает звонить мобильный, и Джина встает как вкопанная. Бешеная шарманка прорезает тишину, точно вопль. Она ждет, пока телефон отзвонится. Сердце ее при этом бешено колотится. На полпути к победе начинает звонить другой. На этот раз нелепая помпезная мелодия из какого-то сериала, названия которого она никак не вспомнит.

В итоге оба телефона замолкают. В неимоверной тишине Джина добирается до двери и, шатаясь, выходит на улицу.

Задыхаясь, разводит руки в стороны и прислоняется к стене. Теперь ее уж точно вырвет. Ей хочется, но что-то не выходит.

На пике смятения и внутренней неразберихи она вдруг вспоминает, что один из них все еще дышит. Во всяком случае, дышал. Она лезет в карман и достает телефон. Собирается набрать 999, и вдруг ей в голову приходит мысль. Она достает телефон Фитца, звонит с него. Дозванивается до полиции, диктует адрес. Говорит, что здесь трое мертвых, а один все еще дышит. Вешает трубку до того, как они успевают задать вопросы.

Смотрит на часы. На «сааб».

Обмозговывает идею, качает головой.

Энергично.

Для этого пришлось бы возвратиться. Присесть рядом с Фитцем на корточки, обшаривать его карманы в поисках ключей. Не вариант.

Так она и качает головой. Даже когда выходит из промзоны и направляется налево, к Черривейлской развязке.

Минут через двадцать после этих событий Марк слышит звук, открывает глаза и пытается понять, что происходит.

Ему кажется, он уже целую вечность балансирует между беспамятством и сознанием. Он уже не отличает, где реальность, а где воображение. Время, пространство… холод, звуки, боль — все стало текучим и взаимозаменяемым.

Безбрежным, вселенским, необозримым…

Но здесь что-то другое.

Этот звук конкретный, пронзительный и с каждой секундой все более реальный.

Он приближается, и скоро в нем уже намечаются отдельные потоки. Вот тут до Марка доходит. Конечно. Это же какофония сирен, заунывная песнь как минимум нескольких полицейских мигалок и, что более важно для Марка, машины «скорой помощи»…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

На следующее утро история получает исчерпывающее освещение в СМИ. Заголовки варьируются от истеричных типа «КРОВАВАЯ БАНЯ» до рассудочно-информативных типа «Трое убиты, двое ранены в бандитской междоусобице». В одной из утренних программ министр юстиции объявляет войну криминальным структурам и наркобаронам. Эксперты необъяснимо солидаризуются: разборка между бонзой преступного мира и бывшим парламентским активистом, уходящая, возможно, корнями в далекое прошлое. Также всем совершенно очевидно, что бойня не планировалась: ситуация неожиданно вышла из-под контроля. Информация о происшествии, как выясняется, поступила в полицию из анонимного источника. Репортажи с места происшествия шокируют, но, как обычно, настоящую жесть освещают только таблоиды.

Имена убитых: Терри Стэк, Мартин Фитцпатрик и Шей Мойниан. Имя одного из раненых — оба еще в реанимации — Юджин Джойс. Личность другого пока не установлена.

Ведется расследование.

— Это же не люди! — восклицает Мириам. Одной рукой она выключает радио, другой наливает мужу свеже-сваренный кофе. — Это звери какие-то!

— Да, — отвечает Нортон, — звери, животные чистой воды.

Лед между ними начал таять только вчера вечером, поэтому сейчас он ни делом, ни словом не хочет ставить под угрозу наметившееся сближение. Не хочет перечить ей разговорами типа: «Милая, вообще-то, один из убитых бывал на этой кухне, сидел на стуле, на котором сидишь сейчас ты, и, возможно даже, пил из чашки, которую ты сейчас держишь».

Нортон смотрит на чашку.

С тех пор как он впервые услышал новости — утром по радио, как все, хотя, пожалуй, раньше, чем многие, — он пытается представить, как все было, воссоздать картину во всем ее неоспоримом ужасе. Пытается, но не может. Попытки постоянно прерываются мыслями более насущного характера.

Он поднимает чашку, отпивает кофе. Мириам увлеченно чистит апельсин.

Взять хотя бы этих двоих в реанимации. Один из них, чья личность не установлена, вполне может оказаться Марком Гриффином… В таком случае остается только надеяться, что засранец не выкарабкается.

Плюсы от этой ситуации тоже имеются. И немалые. Например, смерть Терри Стэка. Данное обстоятельство вдохнуло новую жизнь в первичную стратегию Нортона, по которой вся история должна была смахивать на околобандитские разборки. Да и то, что с Фитцем покончено, тоже неплохо. Он, конечно, оказался напрочь безмозглым типом и сам по себе угрозы не представлял, но оставался единственным звеном, напрямую связывавшим Нортона со всем, что приключилось.