Нил Шустерман - Беглецы

• Название: Беглецы
• Автор: Нил Шустерман
• Издательство: Астрель
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2012

---

— Значит, ты не собираешься рассказывать им, кто такой Беглец из Акрона? — тихонько спрашивает она Коннора.

— Мне такого рода внимание не нужно, — от­вечает он. — Да и все равно никто не поверит. В их представлении Беглец — супергерой, здо­ровяк с огромными мускулами, вроде военно­го. Не хочу их расстраивать.

Группы продолжают прибывать, но Льва среди новичков нет. Зато с появлением каждо­го нового беглеца в ангаре нарастает напряже­ние. К концу первой недели, проведенной Рисой в убежище, в нем скапливается уже сорок три человека, а туалет по-прежнему один, и ду­ша как не было, так и нет. Кроме того, никто не говорит, сколько еще им придется сидеть в ан­гаре. Беспокойство витает в воздухе, смешива­ясь с запахом немытых тел.

Люди в хаки заботятся о них, следят, что­бы никто не оставался голодным, и старают­ся дать ребятам возможность чем-то занять­ся, чтобы избежать конфликтов. В ангаре есть пара ящиков с играми, несколько непол­ных колод карт и стопки потрепанных книг, списанных из библиотеки. Однако в убежище отсутствуют электронные приборы, и нет спортивного снаряжения, словом, предме­тов, могущих производить шум. «Если вас услышат снаружи, нам крышка», — часто по­вторяют надзиратели. Риса часто спрашивает себя, есть ли у людей в хаки какие-то другие интересы, или подвиг по спасению бегле­цов — дело всей их жизни. Не вытерпев, на вторую неделю она спросила одну из женщин: «Зачем вы все это для нас делаете?»

Надзирательница ответила, не задумыва­ясь, чисто механически, как на вопрос назой­ливого репортера. «Мы спасаем вас, потому что того требует совесть, — сказала она. — Ваше спасение — наша награда».

Все надзиратели так говорят. Риса даже на­звание придумала этой манере — «телевизионная речь». Общие фразы, никаких деталей. И это сквозит не только в словах, но и во взгля­дах. Такое впечатление, что они видят в толпе беглецов какую-то концепцию, а не стайку ис­пуганных детей. В результате люди в хаки упус­кают или намеренно не замечают всех тонко­стей социальной жизни в ангаре, а ведь эти на первый взгляд незаметные нюансы способны снести металлическую крышу не хуже, чем рву­щие в клочья воздух турбины реактивных само­летов.

К концу второй недели Рисе становится яс­но, к чему ведет такое отношение. Атмосфера бунта сгущается вокруг одного единственного человека, которого, как Риса надеялась, ей в жизни встречать больше не придется. Однако он появился, и привезли его вскоре после при­бытия в ангар Коннора и Рисы.

Роланд.

Как и раньше, в убежище у Сони, он остает­ся самым опасным парнем во всей компании. Все бы ничего, но в последнюю неделю Кон­нор тоже стал проявлять признаки эмоцио­нальной нестабильности. В тесных стенах про­межуточных убежищ он вел себя прилично. Там он еще был способен сдерживать темпера­мент и не совершил ни одного импульсивного или иррационального поступка.

Однако в ангаре, в пестрой и многочислен­ной компании беглецов он изменился. Порой ведет себя странно, находится в постоянном раздражении. Любой пустяк может вывести его из себя. Он уже поучаствовал в полудюжине драк, и Риса решила, что в этом и кроется при­чина, по которой родители решили отдать его на разборку. Она даже отчасти понимает их — такой бурный характер любого доведет до бе­лого каления и может подтолкнуть к крайнос­тям.

Здравый смыл подсказывает Рисе, что от него лучше держаться теперь подальше. Их со­юз возник по необходимости, но теперь, в из­менившихся условиях, сохранять его смысла нет. И все же день ото дня она чувствует, что ее тянет к Коннору все больше и больше... и что она волнуется за него.

Однажды, вскоре после завтрака, Риса подходит к Коннору, чтобы указать ему на се­рьезную опасность, которой он, похоже, не замечает. Коннор сидит в одиночестве на це­ментном полу и пытается выцарапать ржа­вым гвоздем чей-то портрет. Видно, что картину рисует он не здорово, хоть Рисе и очень хотелось бы, чтобы Коннор был талантливым художником. К сожалению, это не так. Риса расстроена, потому что ей ужасно хочется, чтобы в нем было хоть что-то, что искупало бы пороки его воспитания. Если бы он был художником, они могли бы найти точки со­прикосновения на почве творчества. Риса рассказала бы ему о своей страсти к музыке, и он бы ее понял. Но на самом деле он, скорее всего, даже не знает, что она пианистка, а ес­ли бы и знал, то едва ли заинтересовался бы этим.

— Кого ты рисуешь? — спрашивает Риса.

— Девушку, с которой был знаком дома, — от­вечает Коннор.

Риса незаметно загоняет в глубины подсо­знания охватившую ее ревность.

— Она тебе нравилась?

— Ну, вроде того.

— Слишком большие, непропорциональные глаза, — замечает Риса, изучая набросок.

— Наверное, это потому, что их я помню луч­ше всего.

— А лоб получился слишком низким. Если бы она была такой, какой ты ее нарисовал, мозг бы просто не поместился в голове.

— Да, слушай, ты угадала. Она не слишком умная.

Риса хохочет, и Коннор улыбается в ответ. Когда он в таком настроении, трудно даже представить себе, что он и тот драчун, которо­го она видела в течение всей недели, один и тот же человек. Глядя на него, Риса пытается понять, готов ли он услышать то, о чем она со­биралась ему рассказать.

— Ты хотела со мной чем-то поделиться или просто покритиковать рисунок? — спрашивает Коннор, глядя в сторону.

— Знаешь... мне было странно, что ты сидишь один.

— А, значит, ты решила стать моим психиа­тром.

— Все считают, что мы вместе. Если мы хотим сохранить в людях это убеждение, ты не мо­жешь все время вести себя асоциально.

Коннор оглядывается на собравшихся в ан­гаре ребят. Риса смотрит туда же. За стенами убежища утро, и каждый по мере сил пытается чем-то заняться. Все уже успели перезнако­миться и образовать несколько кружков по ин­тересам. Есть, к примеру, группа ребят, относя­щихся ко всему с ненавистью и неприязнью. Они, как всегда, перемывают кости остальным и критикуют все подряд, напоминая клубок ши­пящих змей. Есть мальчик, который из-за гай­морита может дышать только ртом. Он все вре­мя читает книгу комиксов — одну и ту же, без конца. Маи нашла себе пару — мальчика с тор­чащими в разные стороны волосами, затянуто­го с ног до головы в кожу и с пирсингом по все­му телу. Его зовут Винсент. Вероятно, это кар­мический брак, потому что они с утра до вечера целуются и ласкают друг друга. Это зре­лище привлекает целую группу ребят, считаю­щих, видимо, что им показывают бесплатное представление.

— Я не хочу быть социальным, — говорит Коннор. — Мне эти ребята не нравятся.

— А почему? — спрашивает Риса. — Слишком похожи на тебя?

— Они неудачники.

— Да, я именно это и хотела сказать.

Коннор делает вид, что рассердился, но у него не очень получается. Посмотрев на Рису, он опускает глаза, но Риса уверена: не на рису­нок он смотрит и не об оставшейся дома девуш­ке думает — его мысли где-то далеко.

— Пока я сижу тут в одиночестве, я не де­русь, — говорит он, бросая гвоздь. — Не знаю, что на меня находит. Может, их голоса раз­дражают, может, постоянно кто-то перед гла­зами мельтешит. Из-за них у меня такое ощу­щение, будто в голову муравьи забрались. Очень неприятно, хочется кричать. Я еще ка­кое-то время потерплю, но рано или поздно будет взрыв. Даже дома такое бывало, когда за столом все разом начинали болтать. Был у нас однажды семейный обед. Все сидели и трепались, и меня это так взбесило, что я взял тарелку и кинул ее в буфет со стеклянны­ми дверцами. Знаешь, в таких еще китайский фарфор держат. Осколки стекла разлетелись по всей кухне. Обед был испорчен. Родители спрашивали, что на меня нашло, а я не знал, что сказать.

Он готов делиться сокровенными мысля­ми, и это хорошо, думает Риса. Значит, они близки. Может, он и послушать готов, что я хо­чу сказать? Раз уж он открыт для общения.

— Я хотела с тобой кое о чем поговорить.

— Да?

Риса садится на пол рядом с ним.

— Последи за ребятами. Куда они ходят. Кто с кем общается, — говорит она, понизив голос.

— Что, за всеми сразу?

— Нет, за каждым по очереди. Последи за ни­ми, и начнешь кое-что замечать.

— А что, к примеру?

— Ну, например, то, что те, кто дружит с Ро­ландом, едят раньше других, но сам он никогда в начало очереди не становится. Или вот еще — люди из его окружения просачиваются в дру­гие клики, и там начинаются трения, в резуль­тате которых группа распадается. Еще? Роланд оказывает особое покровительство тем, кого все жалеют. Но когда они благодаря его участию перестают быть жалкими, заботливость куда-то исчезает и он начинает их просто ис­пользовать.

— Такое впечатление, что ты по нему годовую контрольную можешь написать.

— Я не шучу, Коннор. Я такие вещи видела уже раньше. Он рвется к власти, это чувство его то­чит, словно голод. Он беспощаден и очень, очень умен.