Чарльз Кули - Человеческая природа и социальный порядок

• Название: Человеческая природа и социальный порядок
• Автор: Чарльз Кули
• Издательство: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги
• Жанр: Философия
• Год: 2000
• ISBN: 5-7333-0016-7

Впервые на русском языке книга основоположника символического интеракционизма, давно ставшая классикой социологии. Это единственное, пожалуй, за последние 100 лет целостное исследование становления человеческого я.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Скрытые наклонности, которые лидер пробуждает, развивает и организует, могли бы так и остаться втуне и бездействии или развиться в совершенно другом направлении, если бы лидера не было. Никто не может сказать, что последовало бы за Великой французской революцией и какой стала бы дальнейшая история Франции, не будь Наполеона; ясно только, что все пошло бы совсем по-другому. Верно и то, что лидер — это всегда символ; он может опереться только на уже существующие реалии жизни, но тот неповторимый способ, каким он находит им применение, — это преобразование и созидание — в том, пожалуй, единственно вразумительном смысле, в каком можно говорить о созидании. Отрицать важность этого различия столь же абсурдно, как и заявлять, что мрамор в карьере и мрамор, вышедший из-под рук Микеланджело, — одно и то же.

По большей части, если не целиком, путаница в этих вопросах проистекает из нашей почти неизбывной привычки мыслить «общество» и «тенденцию исторического развития» как некие самостоятельные сущности, отдельные от «индивидов», вместо того чтобы помнить, что эти общие и специфические термины выражают всего лишь различные аспекты одной и той же конкретной реальности — человеческой жизни. Пытаясь понять феномен лидерства, мы можем исследовать армию людей одного за другим выясняя, почему некоторые из них выделяются из общей массы, подобно капитанам, полковникам или генералам, и, в особенности, что же они для этого должны делать; или, изучая тенденцию общественного развития, мы можем пренебречь отдельными людьми и наблюдать за движением или всей армии, или ее отдельных полков и дивизий, как если бы каждое из них было обезличенным целым. Но и в том, и в другом случае мы бы установили один и тот же факт: лидер всегда выступает ядром всякого процесса, а, с другой стороны совокупный социальный процесс при ближайшем рассмотрении оказался бы состоящим из процессов, имеющих такие ядра. Никогда не бывает так, чтобы человечество двигалось в каком-нибудь направлении единым фронтом, потому что всегда существуют те, кто идет впереди и указывает путь.

Вряд ли стоит уточнять, что одним лидерством нельзя окончательно что-нибудь объяснить; это просто одна из множества сторон, с которых можно исследовать человеческую жизнь, всегда остающуюся загадочной и непостижимой. В наши дни мы больше не ищем окончательных объяснений, но вполне довольствуемся тем, что можем бросить взгляд на вещи в их развитии, не надеясь понять, откуда они берут свое начало и что с ними будет в конце. Лидер — действующая причина, но, подобно всем причинам, о которых мы знаем, он также и следствие. Существо его личности, при всей ее оригинальности, уходит корнями в прошлое народа и, так же как и все прочее, наверняка поддается объяснению, если, конечно, мы будет располагать фактами.

Глава X. Социальный аспект совести

Правильное как разумное — Значение такого представления — Правильное как побудительный мотив — Правильное как традиционное — Представления о правильном как социальном и правильном как индивидуальном не противоречат друг другу — Представление о правильном как социальном, скорее, противоречит представлению о правильном как о следовании чувствам — Формирование представлений о правильном под влиянием других — Личный авторитет — Доверие, молитва, открытость — Истина — Зависимость правильного от вооброжаемого — Личная мораль отражает социально-групповую — Идеальные личности как нравственные факторы — Некоторые представления о правильном универсальны

Я согласен с теми моралистами, которые полагают, что все то, что мы считаем правильным, является и разумным в широком смысле этого слова. Сознание — поле битвы между бесчисленными побуждениями различной природы, которые оно стремится привести к единству и гармонии. Такое стремление все согласовывать требует основательных размышлений, но часто ограничивается не только ими. Чаще всего оно представляет собой бессознательное или подсознательное манипулирование наличным материалом, его непрестанное сравнение и перераспределение, которое всегда нацелено на организацию этого материна в некое подобие целого. Правильным и справедливым при этом представляется то, что выдерживает подобное испытание; одобрение совели получают те мысли и намерения, которые в конечном счете сохраняют свое место в том упорядоченном целом, которого взыскует наш духовный инстинкт, которое он более или менее успешно выстраивает по мере того, как сознание завершает эту работу. Это упорядоченное целое предстает затем как интеллектуально необходимое, и мы не можем противоречить ему, не нарушая своего душевного равновесия. Согласно данному подходу, суждения о правильном и неправильном никоим образом не стоят особняком и ничем радикально не отлился от других суждений. Присущая им специфика проистекает, по-видимому, в основном из необычайной интенсивности душевного конфликта, который им предшествует. Мне кажется, даже поверхностное исследование жизненного опыта подтвердит, что часто предполагаемого строгого и абсолютного различия между совестью и другими формами деятельности сознания на самом деле не существует. Вместо этого имеется множество промежуточных ступеней от тех суждений, которые никто не сочтет моральными, через те, которые одни расценили бы как моральные, а другие — нет, к суждениям, которые имеют всеобщее признание в качестве моральных; моральное чувство и переживание также в значительной степени отличаются как у разных людей, так и у отдельного индивида в зависимости от различных условий и обстоятельств.

Класс суждений, которые все признают моральными, возможно, ограничен теми, которые порождаются нервирующей и затяжной борьбой, идущей в сознании индивида, взвешивающего и оценивающего противоречащие друг другу намерения и идеи. Человеку приходится выбирать линию поведения из альтернатив, за каждой из которых стоят мощные побуждения и, по крайней мере, часть из которых порождены симпатией; сознание мучительно напряжено, и, когда, наконец решение принято, человек испытывает особого рода ощущения, которые мы называем чувством долга, решимости или правоты. Не все бы согласились, однако, насчет того, какого рода ситуации вызывают это чувство. Но любой вопрос, к которому мы относимся особенно серьезно, мы воспринимаем именно как вопрос о добре и зле. Для человека искусства любой сознательно неверный мазок кисти или удар резца — моральное зло и грех, а хороший плотник будет мучиться угрызениями совести, если сделанная им мебель окажется с изъяном.

Тот факт, что правильный выбор часто представляется эмоциональным людям как некий воображаемый голос, подсказывающий, что они должны делать, служит наглядной иллюстрацией той изначально социальной и диалогической природы сознания, о которой говорилось ранее. Наше мышление — это всегда своего рода воображаемые беседы; это становится особенно очевидным в минуты самых напряженных раздумий. С другой стороны, люди, моральная жизнь которых протекает спокойно, слабо или вовсе не чувствуют разницы между оценками совести и прочими суждениями.

Конечно, представление о том, что все правильное и справедлив разумно, оказалось бы ложным, если бы под разумным понимался просто результат формальных рассуждений. Оценка на справедливость и формальные умозаключения часто противоречат друг другу — потому, как мне кажется, что последние носят сравнительно узкий, фрагментарный и технический характер. Первая рациональна и интеллектуально надежна в более широком смысле; ее предпосылки несоизмерило богаче; она опирается на весь контекст жизни, на инстинкты, заряженные безотчетным опытом далекого прошлого, на интуитивные обобщения повседневной практики индивида. Манера ставить результаты поверхностных умозаключений во главу угла всей мыслительной деятельности и подменять ими совесть выглядит в лучшем случае как педантизм. Я вовсе не имею в виду того, что формальные умозаключения и моральные суждения находятся чуть ли не в постоянной оппозиции (между ними должна быть гармония), я лишь утверждаю, что в случае конфликта между ними совесть должна рассматриваться как голос более глубокой рациональности.

С другой стороны, все несправедливое и безнравственное в этом смысле иррационально. Именно это, по зрелому размышлению и итогам работы, предстает душе как нечто интеллектуально чуждое, дисгармоничное, чему мы, находясь в здравом уме, не можем предаться, не испытывая чувства, что изменяем самим себе и сами себе наносим вред. Разум полностью отвергнут и осквернен — мы расколоты надвое. Идти против совести — значит, действовать в состоянии суженного и фрагментарного сознания; это, в свою очередь, означает, что человек начинает утрачивать целостность своей личности, рассыпается на части. Дурной или невоздержанный поступок вызывает раскаяние — из-за того, по-видимому, что мысль о нем не укладывается у нас в сознании, что ей просто не находится места в системе выработанных и усвоенных им представлений.