Наум Коржавин - На скосе века

• Название: На скосе века
• Автор: Наум Коржавин
• Издательство: Время
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9691-0193-7

«Поэт отчаянного вызова, противостояния, поэт борьбы, поэт независимости, которую он возвысил до уровня высшей верности» (Станислав Рассадин). В этом томе собраны строки, которые вполне можно назвать итогом шестидесяти с лишним лет творчества выдающегося русского поэта XX века Наума Коржавина. «Мне каждое слово будет уликой минимум на десять лет» — строка оказалась пророческой: донос, лубянская тюрьма, потом сибирская и карагандинская ссылка… После реабилитации в 1956-м Коржавин смог окончить Литинститут, начал печататься. Но тот самый «отчаянный вызов» вновь выводит его на баррикады. В результате поэт был вынужден эмигрировать, указав в заявлении причину: «нехватка воздуха для жизни»…

Колесо истории вновь повернулось — Коржавин часто бывает в России, много печатается, опубликовал мемуары. Интерес к его личности огромен, но интерес к его стихам — ещё больше. Время отразилось в них без изъятий, без искажений, честно.

Издано при финансовой поддержке Федерального агенства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России».

Оформление и макет Валерий Калныньш.

---

Ёж и заяц

Почти басня

Что благородны львы — молва несправедлива.
В них благородного — одна лишь только грива.
Ну, а клыки и когти? — Нет, поверь:
Тот царь зверей — обычный хищный зверь.

В одном лесу лев как-то околел:
Зайчатины, должно быть, много съел.
А было завались её — скрывать не стану.
Лев заготавливал её согласно плану,
Что сам волкам спускал.
И волки рыскали в лесах и между скал,
Чтоб — буде заяц вдруг объявится где близко —
Схватить и приволочь и получить расписку.
Пять зайцев за квартал! —
            А нет — плати натурой:
Под барабанный бой навек простись со шкурой.
Те ж зайцы, что спаслись, таясь по перелескам,
Потом являлись сами — по повесткам.
Ведь зайцы мясом чувствуют эпоху
И знают: план — закон, а вне закона — плохо.

Лев так бы зайцев и доел,
Да околел.

Куда это ведёт, всем скоро стало ясно,
Бить зайцев запретили за напрасно.
Раз после этого, травы едва касаясь,
Чрез безопасный лес пёр уцелевший заяц.
И вдруг ему навстречу ёж.
— Здорово, заяц! Как живёшь?
Вам, говорят, теперь полегче малость стало…
(Ёж больше жил в норе, и слыл он либералом.)
Вас, говорят, теперь не бьют?
— Да нет, не густо!
Ни за что — это так. Но треплют за капусту.
Да и потом сказать: живи!.. А что за счастье?
Ни блеска нет теперь, ни трепета, ни власти.
И охамел вокруг народ.
Бесштанный соловей что хочет, то поёт.
Любой — хотишь туда, хотишь сюда подайся…

Что благородны львы — выдумывают зайцы.

1956

Арифметическая басня

Чтобы быстрей добраться к светлой цели,
Чтоб все мечты осуществить на деле,
Чтоб сразу стало просто всё, что сложно,
А вовсе невозможное возможно, —
Установило высшее решенье
Идейную таблицу умноженья:

«Как памятник — прекрасна. Но для дела
Вся прежняя таблица устарела.
И отвечает нынче очень плохо
Задачам, что поставила эпоха.

Наука объективной быть не может —
В ней классовый подход всего дороже.
Лишь в угнетённом обществе сгодится
Подобная бескрылая таблица.

Высокий орган радостно считает,
Что нам её размаха не хватает,
И, чтоб быстрее к цели продвигаться,
Постановляет: «Дважды два — шестнадцать!»

…И все забыли старую таблицу.
Потом пришлось за это поплатиться.
Две жизни жить в тоске и смертной муке:
Одной — на деле, а другой — в науке,
Одной — обычной, а другой — красивой,
Одной — печальной, а другой — счастливой,
По новым ценам совершая траты,
По старым ставкам получать зарплату.
И вот тогда с такого положенья
Повсюду началось умов броженье.
И в электричках стали материться:
«А всё таблица… Врёт она, таблица!
Что дважды два? Попробуй разобраться!..»
Еретики шептали, что пятнадцать.
Но, обходя запреты и барьеры,
«Четырнадцать!» — ревели маловеры.
И всё успев понять, обдумать, взвесить,
Объективисты объявляли: «Десять».

Но все они движению мешали,
И их за то потом в тюрьму сажали.
Но всех печальней было в этом мире
Тому, кто знал, что дважды два — четыре.

Тот вывод люди шутками встречали
И в тюрьмы за него не заключали:
Ведь это было просто не опасно,
И даже глупым это было ясно.
И было так, что эти единицы
Хотели б сами вдруг переучиться.

Но ясный взгляд — не результат науки…
Поймите, если можете, их муки.
Они молчали в сдержанной печали
И только руки к небу воздевали,
Откуда дождь на них порой свергался,
Где Бог — дремал,
         а дьявол — развлекался.

1957

Кибернетика

Сколько было распято, убито,
Как бурлила мысль, томясь во мгле,
Чтоб сегодня просто и открыто
Роботы шагали по земле.

Пусть они пока что неуклюжи
(Как и мы в младенческие дни),
Но уже теперь мы в чём-то хуже
И слабее в чём-то, чем они…

Люди, люди!
      Как неугомонны,
Как несовершенны мы во всём…
Постигаем точные законы
И без всякой точности живём!

К истине придя,
        мы тут же, сразу,
Рвёмся в дело, не считаясь с ней…
Потому что жизнь мутит нам разум
Страстью и подробностями дней!

…А они ровней и постоянней,
Совершенней нас, живых людей,
В них всегда разумность наших знаний,
Прямизна логических путей.

Данные приборов, а не чувства.
Вспышки ламп: вопрос — и вмиг ответ.
«Да» и «нет» сто раз в секунду.
Сгусток. Непрерывных озарений свет.

Человек, конечно, так не может,
Но для беспокойств тут нет причин.
Превосходство… Нас ведь не тревожат
Превосходства всех других машин.

И опять — сильней мы только стали,
Оттого что эти так умны…
Мы затем их только и создали,
Что — такие — нам они нужны.

Чтоб,
   не посвящая нас в детали,
Сами
   в жизни,
      отметая хлам,
Схватывали суть,
        осознавали
И искали выход, нужный нам…

…Так и будет. Смогут всё с годами.
Нам служа. Не мучась. Не любя.
И воссоздаваться будут сами —
Даже совершенствовать себя.

Будут нам полезны их исканья…
Но однажды завершится труд.
И ошибкой
     вдруг самосознанье
Точные машины обретут.

Я не знаю, как тогда всё будет.
Но по всем законам естества
Раздражать начнут их скоро люди,
Нервные,
    живые существа.

Ну на что мы можем им сгодиться?
Суета, а пользы никакой…
И они от нас освободиться
Захотят — по логике людской.

И пойдут. И, мёртвые, раздавят
С помощью науки нас, живых…
Что мы сможем противопоставить
Нашей мысли, воплощённой в них?

Нашу храбрость? Или силу чувства?
Зыбкий ум, принадлежащий нам?
Их реле защиты
        не подпустят
Наши руки к мёртвым рычагам!

Пусть тот мир не будет нами признан,
Но исчезнем мы в кромешной мгле…
И пойдёт развитие без жизни
На видавшей всякое земле.

Смолкнут споры. Мир людских загадок
Отомрёт навеки в тот же час.
И настанет наконец порядок
На земле, очищенной от нас.

Тот, что нам казался светлой далью
И разумным будущим земли,
О котором сто веков мечтали
И никак достигнуть не смогли.

Он настанет.
       Наша неуклюжесть
Сгинет с нами
       вмиг
         в чаду огня:
Ни таких, как у тебя, замужеств,
Ни таких женитьб, как у меня.

Что внезапных увлечений праздность?
И тщеславий детских глупый сон?
Точный разум. Целесообразность —
Их мышленья заданный закон…

…Всё быстрей они плодиться станут,
Что ж такого — быта колея.
Но настанет день — и недостанет
На земле
    для этого
         сырья.

Лишь учуяв это, очень скоро
Об угрозе, безо всяких драм,
Сообщат точнейшие приборы
Остроумно созданным мозгам.

Мысль включится. Щёлкнут лампы лихо.
И — споткнутся. Словно бы спьяна:
— Выход?
    — Есть. Война!
           —Война? Не выход!
— Нет другого выхода…
           Война!

И упрутся роботы натужно,
Не сходя упрямо с колеи…
Будто им и в самом деле нужно
Создавать подобия свои!
Словно есть душа в железном теле,
Словно впрямь доступна неживым
Тяга к счастью.
       Словно в самом деле
Их существованье нужно им!
Без приятных чувств иль чувств печальных
Вновь в одну из тех густых минут
Ближние сближаться против дальних
Волей нашей логики начнут.
Встанут грозно, словно бы насупясь,

Словно бы в кино играя нас.
И, как птица феникс, наша глупость
Пролетит над ними в грозный час…
И начнётся битва в чистом поле!
Уж не разойтись, коли сошлись…
Ведь не по своей — по нашей воле
В лямку жизни роботы впряглись!
Вряд ли целым выйдет кто из боя,
Отодвинув царство вечной тьмы…

Только нам о том гадать не стоит.
Это ж будут роботы — не мы…

1958

На друга-поэта