Борис Житков - Джарылгач (сборник)

• Название: Джарылгач (сборник)
• Автор: Борис Житков
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1980

В сборник рассказов и повестей известного детского писателя Бориса Степановича Житкова вошли произведения «Веселый купец», «Черные паруса», «Коржик Дмитрий» и другие.

Рисунки художников А. Брея, Е. Лансере, Н. Петровой, Павла Павлинова, Петра Павлинова, Н. Тырсы.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Рене нашел в кармане бумажку и бросил ее за борт — бумажка полетела вверх.

«Я опускаюсь так, что обгоняю бумагу», — решил Рене и стал внимательно разглядывать землю.

Парашют быстро приближался к земле и в то же время несся к востоку. Рене охватило вдруг такое радостное чувство, что захотелось петь, кричать. Он крикнул — и ему показалось, что это не его голос, так вышло слабо. Он крикнул что есть мочи, и опять звук получился глухой, как издалека. Рене знал из книг, что в пустом воздухе теряется звук, но не ожидал, что так сильно. Он теперь был уверен, что будет на земле, и совершенно успокоился. Старательно разглядывал серо-желтую площадь, что была под ним, и вдруг заметил черные точки. «Да это пальмы», — вдруг сообразил он и понял, на какой он высоте. Тошный холодок страха прошел по телу, но на секунду. Рене снова оправился, сел на дно корзины.

«Все равно, — думал он, — могу сидеть, ничего не надо делать, и наверняка буду на земле». Но он не мог долго усидеть. Он вскакивал, смотрел, скоро ли, и снова садился на дно. Он отыскал папиросы и закурил. Земля была уже так близко, что Рене различал и группы пальм и ясно видел, что в пустыне спокойно, и песок не подымает ветром. Он окончательно уверился в благополучном спуске. Им овладело радостное чувство ожидания, как будто он после долгих странствий подъезжал в спокойном вагоне к родному городу.

А внизу под пальмами сидели черные жители этой пустыни, с их ужасными копьями с крючками под острием, чтоб нельзя было вытащить из раны. Они своими зоркими глазами давно уже заметили парашют и в один голос решили, что это какой-то бог летит с неба. Он, наверно, живет под этой круглой палаткой и летает по воздуху. Но тут как раз Рене снова выглянул из корзины, и сомалийцы ясно увидели белого человека. Палатка пролетела над пальмами и спустилась невдалеке. Дикари спрятались за пальмы и наблюдали. Белый человек выскочил из корзинки и прямо направился к пальмам. Дикари — их было около дюжины — схватились за оружие. Но вождь остановил их знаком. Он видел, что у белого нет оружия: он шел и что-то напевал. Когда он был в десяти шагах от засады, вождь выступил из-за деревьев. Рене так радостно улыбался, так приветливо болтал и протягивал руки, что поколебал недоверие дикаря. Дикарь понял только, что этот белый говорит так же, как господа в Джибути: если его убить, то хлопот не оберешься. А Рене все болтал и болтал. Дикари вышли из засады и обступили его. Из их слов Рене уловил только одно: «Джибути». Они знают Джибути, здесь недалеко Джибути.

— Джибути, Джибути! — повторял Рене.

Сомалийцы показывали на восток. Скоро они поняли, что белый не знает дороги и просит проводить. Вождь с двумя провожатыми повел Рене туда, где он видел с высоты полоску моря. Рене оглянулся: дикари столпились около парашюта, галдели и ворошили брезент. Рене едва поспевал за высокими голыми людьми, которые легко шагали по песку. Рене обливался потом, спотыкался, но все-таки, не умолкая, болтал. Они шли к морю, к Индийскому океану, — это Рене теперь знал. А вот и белые дома вдали. Двое провожатых передали оружие третьему и теперь только вдвоем сопровождали Рене. Они знаками объяснили Рене, что с оружием нельзя входить в город. Теперь Рене дошел бы один, но дикари надеялись получить награду и не оставляли его. Они уже были совсем близко, когда сомалийцы вдруг остановились и что-то стали кричать на своем противном гортанном скрипучем языке. Они показывали, что они голы, дергали Рене за платье и показывали в сторону города. При этом делали страшные рожи. Рене наконец понял, — ему объясняли, что нельзя голыми являться в город. Рене был рад скинуть лишнюю одежду, он и так давно хотел бросить тужурку по дороге. Он снял с себя белье и отдал спутникам. Пришлось самому напяливать одежду на дикарей. Рубаха не доходила вождю до пояса и трещала при малейшем движении.

Главарь очень выразительно намекал на золотые часы Рене. Но счастливый человек всегда щедр, и Рене с радостью отдал их дикарю. Отдал и перочинный ножик, и гребенку, подарил портмоне с двумя франками.

Рене видел раскинувшийся по берегу городок, над которым господствовал белый дом с башенкой и французским флагом на ней. Они вступили в предместье. Мазаные глинобитные лачуги, без окон, с отверстием для входа, какие-то норы, возле которых копошились женщины в лохмотьях. Они все оборачивались и что-то кричали спутникам Рене. Голые ребята ползали по пыльной улице. Сонные, понурые старики сидели тут же в тени этих берлог. Но скоро они вступили в город, где ходили белые люди в пробковых шлемах и в белых костюмах. Отряды черных солдат маршировали с ружьями по улице, они казались еще черней от белых купальных штанишек и белых курток, что были на них надеты.

Глаз Рене никак не мог связать их воедино: то ему казалось, что одни белые штанишки маршируют в воздухе, то он видел одни черные ноги и черные головы, которые двигались отдельно. Его радовали дома, построенные на манер европейских дач, и он слышал французскую речь. Рене шел по мостовой, и прохожие останавливались и оглядывались на эту группу. Какой-то господин подбежал к нему и спросил:

— Мосье Рене? Не так ли?

Рене был поражен и старался припомнить, где видел он этого человека.

— Вы с дирижабля, правда? — продолжал тот спрашивать. Их уже обступила толпа. Куда делись чернокожие, — Рене так и не узнал. Но его все называли по имени, говорили, что даже послан отряд для его розысков. Рене вели к дворцу наместника, к тому белому зданию, которое он издалека еще заметил. Он узнал, что с дирижабля дали радио в Джибути, чтоб искали в пустыне его, Рене. Он покраснел и смутился:

«Они, может быть, сами в отчаянном положении и все-таки подумали обо мне, а я о них ни разу и не вспомнил от радости».

Вся радость сразу сошла с Рене, и он, уже встревоженный, вбежал в кабинет наместника.

Казалось, ураган дул не ветром, а ревел потоками воды с неба. Стало темно, улицы Парижа обратились в мутные потоки. Где-нибудь сорвет вывеску и, как листок бумаги, унесет в пространство. Улицы опустели, и только кое-где наобум пробирался против потока запоздавший автомобиль.

Но в сквере у подножия Эйфелевой башни толпилась кучка народа. Порывы урагана выворачивали дамские зонтики, рвали мокрую одежду. Эйфелева башня — это железный великан; он упруго выгибался, он уперся своими решетчатыми ногами в мощный фундамент и сопротивлялся урагану. Ветер выл в железных переплетах этажей, и вся башня гудела. Она держала антенны беспроволочного телеграфа — это ухо, которое услышит голос из далекой Америки, уловит мольбу гибнущего в океане судна и затерянного в бесконечном пространстве дирижабля.

И на полмира может крикнуть Эйфелева башня: без промедления, мгновенно электрическая волна донесет ее голос и на берега Амазонки, и в Ледовитый океан, и в пустыню Сахары; и маленькая походная станция услышит ее мощный голос.

В темном воздухе фосфорическим светом вспыхивали линии антенн.

А толпившиеся у станции телеграфа люди с нетерпением ждали новых известий с дирижабля. Тут дежурили корреспонденты газет, родственники воздухоплавателей, просто любопытные. А под землей, где была скрыта станция, шла своя работа, и депеши со всех концов мира высокие антенны ловили и передавали, — сейчас это был вопль о помощи с Атлантического океана, стоны гибнущих в Средиземном море судов.

Но тех, кто стоял под проливным дождем у станции, интересовала только судьба дирижабля 126Л.

Неподалеку от башни кафе было битком набито мокрыми посетителями. И все-таки хлопали двери, и входили новые и новые. Все спорили, кричали, все были так возбуждены, что незнакомые люди говорили между собой как приятели.

— Мосье! — кричал только что вошедший, с которого ручьями текла вода. — Слушайте последнее известие: корабль поврежден, из него выходит газ, они спускаются. Телеграмму подхватила Аденская станция и передала сюда!

Все на минуту стихли. Всем представилось, что среди урагана и тьмы корабль падает на неведомую землю. Но сейчас же снова загудели на все лады, обсуждая положение корабля.

— Сама мадам Жамен на станции! — кричал кто-то.

— Ура! — закричал кто-то. — Телеграмма из Джибути: Рене там.

— Ловкий малый! — кричал кто-то.

— Бросил товарищей! — перекричал все голоса какой-то военный.

И опять невообразимый гомон и крики. Так прошло полчаса, и взволнованное море голосов начало утихать: новых сведений никто не приносил. Вернувшийся с телеграфа человек, мокрый, как будто он только что переплыл Сену, влез на стул и прокричал:

— Граждане! Дирижабль обещал телеграфировать каждые десять минут; вот уже скоро час — никаких известий оттуда.

Все замолкли, и слышно стало, как потоки ливня шумели на дворе.

— Рене телеграфирует, — прибавил говоривший, — что там, в Джибути, тихо…