Неизвестен Автор - От Советского Информбюро - 1941-1945 (Сборник)

• Название: От Советского Информбюро - 1941-1945 (Сборник)
• Автор: неизвестен Автор
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Здесь пролегает четвертый отрезок дороги. Он идет сквозь места, где сражаются. Все покрыто талым мартовским снегом. Иные воронки полны водой, мутной, глинистой. Весенний тревожный воздух полон пронзительной сырости. Меж деревьев торчат опустелые фрицевские шалаши с оконными отверстиями. Из них несет всей вонью войны. Регулировщики на перекрестках становятся строже. Особенно придирчивы девушки-регулировщицы. Одна из них, в тулупе, с винтовкой, с косами, выбивающимися из-под каски, долго вглядывалась в наш пропуск.

- Гербовая печать должна быть, - строго сказала она. Бах! Невдалеке разорвалась мина. Мы вскочили в окопчик. Еще мина. Жужжали иззубренные осколки. А девушка, стоя в щели, тыкала пальцем в пропуск и назидательно говорила:

- А у вас печать обыкновенная, а не гербовая. Это непорядок.

* * *

Современная война поставила саперов в авангарде армии. Саперы впереди. Они возрождают к жизни дороги, взорванные немцами. В освобождаемых населенных пунктах первыми проникают они в подвалы и чердаки домов и по еле слышному тиканью часового механизма находят и разряжают вражеские мины замедленного действия. Они прокладывают пути сквозь поля и леса, утыканные фугасами и минами. Они делают это, проявляя поразительную самоотверженность, ловкость и быстроту. Гвардейцы-саперы подразделения лейтенанта Полякова в течение одного дня обезвредили двести мин. Саперы стали героями армии.

Пятый отрезок дороги пролегает сквозь места, еще занятью противником, пронизывая далекие вражеские тылы. Бойцы наши проникают и туда.

Недавно наши войска брали деревню Л. Немцы отступили к ней, предварительно они подожгли соседнее село. Главную свою оборону немцы организовали на дороге, уверенные, что по ней-то мы и будем наступать.

Командир наших наступавших подразделений предпочел обходной маневр. Понадобился проводник через лес. Им вызвался быть житель подожженного села старик Иван Борунов.

Он совсем уже было собрался идти, как вдруг оглянулся и замер в молчании.

- Ну, что же вы? - сказал командир.

Борунов помолчал и сказал глуховато:

- Идти сейчас надо? Или можно погодить малость? - Идти нужно немедленно, - нетерпеливо сказал командир, - или вы передумали?

Старик помолчал еще немного, потом повернул лицо свое, озаренное пожаром, и решительно сказал:

- Пошли.

Лесными тропами он вывел подразделение наше в тыл деревни. Стремительным натиском бойцы овладели деревней, не понеся потерь.

- Почему вы тогда спросили меня, - сказал командир, -надо ли идти немедленно?

- А видишь ли, какая вещь, - задумчиво сказал Борунов, - я как раз увидел, что пожар, стало быть, перекинулся на мою избенку. Там у меня добро, конечно. Но как надо немедленно, ничего, пущай горит. После победы новое наживу.

Командир обнял старика и повел бойцов дальше, на запад.

* * *

Эта великая фронтовая дорога имеет еще одну трассу. Она не видна. Но летчики знают ее хорошо. Она пролегает в небе.

Капитан Вдовин - дважды орденоносец. В авиации он уже двенадцать лет. Твердое лицо его словно обточено ветром поднебесных высот. Он воюет с первого дня войны. Опытный разведчик и бомбардировщик, он ни разу в жизни -ни в этой войне, ни в финской кампании - не был подбит, не имел ни одной аварии, ни одной вынужденной посадки, ни одной царапины. В мирное время вы могли любоваться точностью его полетов над Москвой, так как с 1934 года он - неизменный участник авиационных парадов над Красной площадью и незабвенных тушинских празднеств.

Он осторожен и неустрашим. Не имея шансов на победу, он не кинется в атаку, но от навязанного боя никогда не уклонится. Искусная техника пилотирования позволяет ему выходить из жесточайшего заградительного огня почти без пробоин. Не раз бывал он атакован вражескими истребителями. Однажды шел он в составе двенадцати самолетов. На группу эту налетели двадцать немецких истребителей. Наши самолеты открыли мощный огонь. Немцы налетали и сзади, и сверху и не могли сломать строя наших самолетов. Отбиваясь от атаки, Вдовин и другие одновременно заходили на цель, хорошо отбомбились, сбили два немецких истребителя и без потерь, тем же строем ромба, вернулись домой.

Летчики летают по-разному. Один резвится, как жонглер, другой работает в небе, как дровосек. Можно найти летчиков более эффектного стиля, чем Вдовин. Но нельзя представить себе боевой работы более методичной, более точной, более равномерной и в результате более успешной, чем работа типичного русского воина капитана Вдовина.

Он летает во всех условиях, в любую погоду, при любой облачности.

Повседневность боевой работы сделала для Вдовина его собственный героизм неприметным, заурядным.

Поэтому он рассказывает о своих делах очень сдержанно, самыми будничными словами:

-Очереденку дал хорошую.

- Провосьмерил район.

- Полет был довольно насыщенный.

И он улыбается какому-то своему невысказанному воспоминанию, и на твердом, темном лице его сияют ясные голубые глаза.

Во Вдовине та неуставаемость, та тягучая медленная сила, которая есть в спокойствии русской природы, в ровности русского характера, в протяжности русских песен, в стойкости русского солдата.

Каждый раз, подымаясь, он летит не на подвиг, а на работу. И каждый раз, возвращаясь, он прилетает с победой.

Это так естественно. Ведь он знает свое небо, небо Западного фронта, так же хорошо, как лесник свои лесные тропы или как путевой сторож свой участок дороги. Потому что в небе тоже есть дороги, и они тоже ведут с востока на запад.

29 марта 1943 года

Вера Инбер

Так надо

Помню, в осенний вечер сорок первого года мы возвращались из филармонии, с концерта. Небольшая группка людей, мы долго ждали трамвая. Темный, темный город окружал нас. Смутно, как отяжелевшее облако, намечался купол Исаакия.

Внезапно где-то слева порозовело небо, алые отблески упали на клубящиеся тучи. "Луна", - радостно прозвучал в темноте женский голос.

"Луна ли?" - раздумчиво спросил мужской. "Обязательно она", подтвердил старческий. И вдруг все голоса одновременно воскликнули: "Зарево!" И горестно умолкли.

Это была война. Это были немцы.

Мысль не мирилась с этим, душа не принимала. Как? Мы только что слушали Чайковского. Как хороши были скрипки. Мы ждем трамвая. Придя домой, мы сядем к столу, пододвинем лампу, раскроем книгу. А война уже рядом. Уже немцы жгут окрестности города. Нестерпимо все это было!

Но настанет день - и события потекут в обратном порядке. Еще будут на улицах бойницы, а уже будут сняты с окон синие шторы. Еще будут замаскированы боевые корабли, а уже первая яхточка, доверчиво трепеща парусами, пойдет навстречу морю. Но сначала надо добиться этого. Для того чтобы засветились окна, надо много еще сбить немецких "юнкерсов" и "мессершмиттов". Много усилий для этого надо приложить нашим прожектористам и зенитчикам, нашей истребительной авиации.

Для того чтобы яхточка распростерла крылья, нужно разминировать балтийские воды, отодрать от берегов приросших к ним немцев. Много еще предстоит трудной, грозной военной работы.

Я столько видела в Ленинграде трагического, трогательного, жестокого и человечного, что не знаю - хватит ли жизни, чтобы описать все это.

Я пережила там первые бомбежки, когда горели продовольственные склады. Ленинградцы молча глядели на зловещий жирный дым и говорили: "Это горит масло. Это горит сахар". Окутанный этими черными клубами, в море пламени шел на Ленинград голод. Позднее - люди бережно собирали возле сгоревших складов землю, пропитанную сахаром и маслом, кипятили ее, фильтровали, извлекая оттуда крупицы сахара, золотники жира.

В Ленинграде я видела первые артиллерийские обстрелы. В те дни в городе происходила внутренняя, "трамвайная", эвакуация. Из более опасных, "фронтовых", районов людей эвакуировали в менее опасные, "тыловые". В трамваях везли колыбельки с грудными детьми, стариков и старух. Везли мелкую домашнюю утварь, книги, иногда вазон с цветами, иногда клетку с птицей, все, что дорого сердцу по воспоминаниям.

Через два-три дня такая эвакуация сделалась бесполезной. Все районы стали одинаково опасными, все были в сфере огня, все были фронтовыми.

Зимой сорок второго года я видела, как две женщины, еле стоящие на ногах от утомления и голода, впрягшись в салазки, везли третью женщину с мертвым ребенком на руках.

Вдруг они остановились и сказали двум другим, незнакомым женщинам: "Нам пора на работу. На завод. А вы отвезите ее домой, вот адрес". И те молча впряглись в салазки и повлекли их дальше. В другой раз, в свежий весенний день, девушки вели на веревках баллон для аэростата. Ветер с моря, казалось, вот-вот вырвет из девичьих рук огромную махину. Проходивший мимо балтийский моряк сказал с добродушным лукавством: "Девушки, ох девушки. Оторвет вас, пожалуй, от мостовой и унесет куда глаза глядят".

Стройная девушка, борясь с ветром и отводя плечом бившие ей в глаза кудри, ответила твердо: "Не оторвет. Нас от нашей земли никто не оторвет".