Арне Фальк-Рённе - Слева по борту-рай

• Название: Слева по борту-рай
• Автор: Арне Фальк-Рённе
• Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1980

Аннотация издательства: Известный датский путешественник, этнограф и писатель рассказывает о своем плавании на острова Тихого океана Таити, Тонго, Фиджи, об их природе, о самобытной жизни, нравах и обычаях островитян. Вторая половина книги посвящена острову Питкерн, где когда-то высадились мятежники судна «Баунти». Автор пытается проследить их судьбу, узнать о сегодняшней жизни их потомков.

---

— Если ты выпил с человеком янгголу, он уже не вправе тебя убить. Он может позднее полакомиться твоим мясом, но сам лишить тебя жизни не смеет.

Я вспоминаю рассказ Филимони, слушая, как бормотание мужчин перерастает чуть ли не в гневные выкрики, между тем как глаза мои за запотевшими стеклами очков прыгают с пышной шевелюры сына вождя на старую чашу, служившую этому племени столько лет.

— На что они так сердятся?

— А, этого требует обычай. Не обращай внимания. Они кричат на варщика янггоны, чтобы он поторапливался.

Вскоре появляется молодой человек. В руках у него корни янггоны, растения из семейства перца Piper methysticum. Он начинает отбивать серые, в клубеньках корни длиной около полуметра о большой плоский камень, а затем принимается их мять. После этих процедур они становятся похожи на длинные тонкие мочала, какими у нас обычно пользуются торговцы цветами. Связав тонкие полоски в пучки, он кладет их в чашу, заливает небольшим количеством воды и начинает разминать Время от времени он вынимает корни, чтобы все могли их видеть, и кладет обратно, продолжая мять.

Всякий раз, как корни появляются над краем чаши, пять человек, сидящих сзади, хлопают в ладоши; в остальное время они заняты меке — слагают песню, добавляя в нее все новые слова по мере того, как в котле начинается брожение. Куми старается мне переводить, но не всегда успевает, так как один из исполнителей то и дело ползает на четвереньках по циновке от хора к Куми, чтобы пополнить меке сведениями о незнакомом белом вожде.

В переводе песня звучит примерно так:

— О-о-о… мы с радостью поем о незнакомом вожде… о-о-о… в запотевших очках… о нем, который приехал из далекой страны Ден (наверняка Дания)… О-о-о… мы надеемся, что ему больше понравится янггона, которую мы варим для него, чем… о-о-о…ные комарики, которые, как и мы, стараются с ним познакомиться (в это время я тщетно пытаюсь отогнать от лица полчища комаров). Мы знаем, что его мана..-о-о-о… велика… мы хотим сделать ему подарок…

— Похлопай в ладоши шесть раз, — кричит Куми, стараясь заглушить шум. Певцы смолкают, прежде чем я кончаю хлопать.

— О-о-о… великий вождь не принес с собой попопопо?.. О-о-о… мы могли бы еще лучше оценить его силу и его ману… о-о-о…

— Что такое попопопо? — спрашиваю я Куми.

— Оргáн, который можно принести в мешке.

К сожалению, я должен огорчить островитян. У меня для них много подарков: ножи, платки, две цветные фотографии королевы Елизаветы, но прихватить с собой переносный оргáн мне не подсказала самая буйная фантазия. Куми полагает, что его можно купить за 5–6 фунтов, и так как мне хочется сохранить со своими хозяевами самые добрые отношения, то я прошу его узнать, не могу ли я вручить эти деньги Филимони, чтобы он захватил оргáн с собой, когда в следующий раз приедет в деревню вместе с полицейским.

Куми с большим воодушевлением передал это предложение. В его устах оно звучит как настоящий гимн.

— Мана… мана… о-о-о… мы счастливы… мы целыми днями будем играть на попопопо вождя в запотевших очках и вспоминать его чудесный приезд… о-о-о… мана… мана…

Тем временем янггона уже готова к употреблению. Молодой варщик обеими руками хлопает по красновато-коричневой массе, точно ребенок, который плещется в ванночке. Наступил великий момент.

Матанивануоен, представитель вождя, буквально вползает на меня и протягивает мне било — небольшую деревянную чашу, которая с этой минуты становится моей собственностью. Чужеземец не может пить из того же сосуда, что остальные, и никто не смеет поднимать голову выше, чем он. И когда я, на мгновение забывшись, сползаю с вороха циновок, чтобы взять било, то, к своему изумлению, обнаруживаю, что почти все люди тотчас ложатся на живот. Куми мигом подлетает ко мне и строгим голосом предлагает взобраться на мокемоке и вообще вести себя, как подобает воспитанному человеку.

Варщик по имени Лосе подползает ко мне и наполняет мой било до краев. Я знаю, что мне следует осушить чашу одним глотком. При этом я должен громко хлюпать, а затем с явным удовольствием облизнуться. Выхода у меня нет. И вот уже я подношу чашу к губам, запрокидываю голову и быстро заглатываю содержимое. Не так уж и плохо. К тому же Лосе производит впечатление человека чистоплотного, который, можно полагать, иногда моет руки. Когда я, согласно обычаю, швыряю било на циновку, во рту еще остается слабый привкус варева, напоминающий лакрицу. Я демонстративно облизываю губы.

— О-о-о… мака… о-о-о… мака! Он пустой, он пустой! — восклицают собравшиеся, и эти слова означают: «Добро пожаловать в Нандрау».

В течение вечера и ночи предстоит опорожнить еще немало било, но янггона не содержит алкоголя, так что торжественная, но сердечная атмосфера не претерпевает изменений. Все мы выполняем церемонию три раза. Затем следуют хлопки в ладоши и новое пение меке. Старый вождь оказался весьма разговорчивым. Куми должен переводить, но ему почти не удается вставить словечко. Это признак того, что нам наконец дадут что-нибудь поесть. У нас во рту не было ни крошки с утра, когда мы отправились в путь, так что я буквально умираю с голоду и надеюсь, что таро и плоды хлебного дерева скоро будут готовы. Но это требует времени. К тому же от дополнительных двух очагов в хижине почти нечем дышать. Но вот пища наконец готова. Сначала в величественном одиночестве ем я, затем вождь, после него проводник Филимони, Куми и все мужчины племени. На остатки набрасывается целый рой женщин и детей. Торжественная церемония окончена, но никто и не собирается уходить, чтобы дать нам хоть немного отдохнуть. Я валюсь с ног от усталости и, когда стрелки часов приближаются к четырем утра, потихоньку спрашиваю Куми, нельзя ли мне перейти в другую хижину и соснуть.

— Но твое место здесь… в доме вождя. Ложись в постель, друг!

— А это не нарушит обычай?

— Наоборот, от тебя только этого и ждут. Никто не может уйти, пока ты не ляжешь.

— Где я могу лечь и где мне раздеться?

— Спать ты будешь на мокемоке. Для чего же, по-твоему, они его постелили?

— Можно мне выйти, чтобы переодеться?

— Это обидело бы наших друзей… Разве у тебя есть что скрывать?

— Нет, конечно, но ведь… Я хотел сказать, при женщинах…

— Ты думаешь, им не приходилось видеть, как переодевается мужчина?

«Следуй обычаю или беги из страны», — гласит одно из важнейших правил, которое каждый журналист должен зарубить себе на носу. Я следую этому призыву и на этот раз: на глазах у всех переодеваюсь в пижаму, к тому же совсем новую — я приобрел ее второпях две недели назад у одного торговца-китайца в городке Нанди. Выбора там не было, все мужские пижамы были либо отделаны галуном наподобие мундира венгерского гусара, либо украшены ярким изображением дракона на спине. Я остановил свой выбор на черном драконе из искусственного шелка. Во время ритуала в Нандрау он привлек к себе такое внимание, что все племя — мужчины, женщины и дети — выстроилось в очередь, чтобы пройти мимо мокемоке и полюбоваться моим облачением. Уже после того, как я улегся, ко мне на коленях подполз вождь и спросил, не буду ли я так добр снова подняться и повернуться спиной, потому что одна старушка из дальней хижины пришла специально для того, чтобы взглянуть на черного дракона.

Под монотонные звуки меке, которая, насколько я мог понять, на сей раз была посвящена моей пижаме, я вступил в единоборство с комарами и другими малоприятными существами, а тем временем меня то и дело обнюхивали собаки и какая-то клуша прыгала мне на живот. Стремясь выказать мне свое дружелюбие, люди подкладывают топливо в очаги у моего изголовья и ног.

3

Я намеренно изображаю внутренние районы острова Вити-Леву как рай, и если вообще можно говорить о счастливых жителях, то они должны находиться именно тут. Первые проблески дня освещают раскинувшуюся передо мной деревушку с ее высокими хижинами — клетушками из жердей и циновок. Именно так меланезийцы строили свои жилища во все времена, когда жили на этих островах, и вы не найдете среди здешних строений и намека на безобразное волнистое железо. Изучив деревянный каркас, я не обнаружил в нем гвоздей: жерди были связаны лиановыми веревками, циновки крепились к стенам, как паруса, а пальмовые ветки, которые здесь кладутся на крышу по древнему образцу, способны выдержать напор бури.

Насколько хватает глаз — от зеленого травяного ковра в деревне вплоть до гор и ущелий, вся земля принадлежит племени нандрау. Каждая деревня располагает большой территорией, здесь хватает травы для скота, а часть земли можно возделывать, если имеются рабочая сила и желание. Свежая питьевая вода также не составляет проблемы — всюду множество полноводных речек. Кругом обилие дикорастущих плодовых деревьев. Таро, хлебное дерево, апельсины, гуайява, яблоки — все, что посажено, произрастает в таком изобилии, какого не сыщешь в других местах.