Лякмунт - Основание

• Название: Основание
• Автор: Лякмунт
• Жанр: Фэнтези

Секвенция (лат. Sequentia «следование») - последовательность событий (элементов), по завершению которой возникает мираклоид – явление или событие, сопряженное с кажущимся нарушением всеобщих законов природы, в т.ч., законов сохранения. Считается, что С. объясняют большинство чудес абрахамических и др. религий. С. характеризуется периодом внимания и периодом безразличия. Основной источник сведений о С. – герменевтика и смежные дисциплины. С. открыты в 2010 году. Изучением С. занимается секвентология.

Малый Российский словарь научных терминов. Изд. 4., 2010 г.

---

Я отвел глаза. Да, я по-прежнему получаю удовольствие от комфорта, хорошей кухни, а вспоминая приключение с девушкой в купе, признаться, сейчас испытываю приятные чувства. Иногда я читаю книги, с удовольствием хожу в музеи. Почему бы мне не получать удовольствие от жизни? Тем более что забот особых нет, особенно, финансовых. Но вдруг, неожиданно для себя, я ответил:

– Только сиюминутное.

– А я ведь об этом предупреждал, правда? Помните?

Об этом предупреждении в течение последнего года я вспоминал куда чаще, чем хотелось бы. Практически каждый день. Помню и еще как. Но я ответил сдержано:

– Да, припоминаю.

– А почему так произошло, понимаете?

Я не понимал, но кое-что подозревал. Поэтому, будто бы только что догадавшись, сказал:

Вы что-то говорили о смысле жизни? И считаете, что у меня с этим сейчас какие-то сложности?

И тут, Роберт Карлович разразился речью. Наверное, не совсем правильно сказать «разразился». «Разразился», пожалуй, предполагает богатое использование голоса – от набатного гласа до шелестящего шепота. А он говорил всё время негромко и ровно, глядя, по большей части, куда-то вниз. А еще он встал и ходил, огибая круглый стол вместе со мной, время от времени скрываясь в темноте и вдруг возникая из нее. Иногда, вынырнув из темноты на другом конце стола прямо напротив меня, замолкал и внимательно смотрел мне в лицо. Молча. Потом снова продолжал речь. Думаю, что всё это ему тоже посоветовали психологи. Уж не знаю, как бы я отреагировал на это выступление, не будь темноты и яркого пятна освещенного стола, но тут был сильно впечатлен. Читал Роберт Карлович в моих сердце и душе куда лучше, чем я сам. Не было для него там загадок, а были там одни сплошные слова истины, набранные крупным и отчетливым шрифтом. И читал он их вслух не вдохновенно, а как-то скучливо, не высказывая, однако, презрения ко мне. А я сидел, слушал, и начинал понимать себя гораздо лучше, чем раньше. И то, что я про себя понял, не очень мне понравилось. А понял я с его слов приблизительно следующее:

Я – не лучше и не хуже многих. Но своим двухметровым ростом я превосхожу большее количество населения, чем умом или, скажем, интуицией. Особо обидного для себя я в этом заявлении ничего не усмотрел, хотя ничего приятного в том, что на земле живут миллионы людей, более талантливые, чем я, тоже не увидел. Я и сам об этом знаю, но зачем это произносить вслух? Дальше речи пошли еще менее приятные. Оказывается, превосходство некоторых других людей над собой я признаю лишь от безысходности и невозможности оспорить очевидные факты. Кто-то хорошо играет в шахматы или собирает кубик-рубик, а я – нет. Некоторые делают великие открытия, впервые доказывают сложнейшие теоремы и пишут талантливые симфонии, а я ни в чем таком не замечен. В то же время, и это довольно удивительно, до последнего момента меня не покидало ощущение собственной исключительности. По словам Роберта Карловича, такое присуще многим детям, но годам к двадцати у большинства нормальных людей проходит. А у меня, как он считает, этот процесс только-только запоздало начинается. Начинается, принося очень неприятные ощущения – краснухой хорошо бы переболеть в детстве. Тогда эта детская болезнь проходит, не оставив после себя ничего, кроме иммунитета. А в моем солидном возрасте краснуха является смертельно опасной болезнью и протекает очень тяжело. Далее, он довольно достоверно описал протекание моей запоздалой болезни.

Не имея никаких ярко выраженных талантов, свою гипотетическую исключительность я располагал где-то в области духовности. Очень удачное решение, не я первый его отыскал, многие так делают. Ведь духовность руками не потрогаешь и линейкой не измеришь – поди докажи, что я не самый-самый. А неоспоримую суетность своей жизни всегда можно было объяснить нуждою добывать хлеб насущный. Кроме того, добывание этого самого хлеба не оставляло слишком много времени для самокопания. Конечно, когда-то присутствовала в моей жизни и мечта. Как и положено мечте, была она вполне достойного свойства. Мечталось не тратить драгоценные мгновения жизни на поиски пропитания, а посвятить себя чему-то высокому и вечному. Чему именно, нужды придумывать не было, слишком много сил уходило на добычу упомянутого хлеба. И тут судьба, в лице своего полномочного представителя Роберта Карловича, избавила меня от всех меркантильных проблем. И чем же я занялся? Может быть, начал писать симфонии или гениальные живописные полотна? Искоренять несправедливость мира? Может быть, я, понимая, что не знаю пока, чем заняться, принялся преумножать свой капитал? Некоторые считают это крайне увлекательным занятием. Опять же, в мире, где деньги решают многое, к тому моменту, как я пойму, что именно хорошего и вечного мог бы сделать за счет дополнительных денег, я бы получил больше возможностей проявить свою духовность. Итак, проявил ли я свою неповторимость, выраженную в явной духовности? – Да ничего подобного! Конечно, заслуживают уважения попытки проконсультироваться по смыслу жизни у знающих людей. Одна встреча с Учителем Зеленой горы чего стоит. И чему научил Учитель? Помог как-то? А может он не великий и даже не учитель вовсе?

После завершения речи, Роберт Карлович бесшумно и с легкостью отодвинул стул со своей стороны стола, уселся на него и выжидательно уставился на меня.

С сентенцией про Учителя я склонен был согласиться и посомневаться в его величии вместе с Робертом Карловичем. Но симпатии к адвокату в тот момент это совсем не прибавило. И я разозлился и расстроился. Я ему так и сказал:

– Я разозлился и расстроился. Вы знали, что я за последние пару лет утратил ко многому интерес. Вы написали, что кто-то очень нуждается в моей помощи, и эту помощь могу оказать только я. Я ехал к вам обнадеженным. Мне казалось, что я могу кому-то помочь, уж не знаю кому, возможно, именно вам. Я был готов, ценой многих усилий, спасать кого-то. А может быть, я уже спас вас и вам стало легче после того, как вы вывернули на меня свой ушат помоев? Очень приятно, рад был оказаться полезным.

И тут он заулыбался. Он не улыбнулся, а именно заулыбался. Это было очень неожиданно. Я никогда не думал, что он может улыбаться. Вы видели когда-нибудь, как улыбается фонарный столб или, скажем, банкомат? А вот я, считайте, видел. Он улыбался и молчал, а я стал соображать, найду ли я в этой темноте дверь, чтобы выйти, и старался вспомнить, куда нужно поворачивать в светлом коридоре направо или налево, чтоб добраться до лифта. Понемногу улыбка исчезла с лица Роберта Карловича, и он уже деловым голосом произнес:

– Кажется, я забыл сказать, что у меня для вас две новости – плохая и хорошая. Одну вы уже узнали. А хорошую будем слушать?

– А как же! – демонстративно рассудительно сказал я. – Теперь вы меня вряд ли чем-то расстроите. Все оставшиеся новости определенно лучше. Валяйте!

И тут он заявил буквально следующее: «Андрей, вы действительно выдающийся. Возможно даже уникальный. У вас есть то, чего нет ни у кого или почти ни у кого. И я могу вам сказать, что очень скоро вы поймете, зачем живете». А еще он добавил: «И, знаете, я вам очень завидую. По-доброму, но очень сильно».

Никогда прежде банкоматы не выражали мне свою зависть.

– Я зажгу свет? – спросил Роберт Карлович. – Да, конечно, сделайте милость, – несколько ошарашено ответил я. В комнате медленно начало светлеть. Подняв глаза, я увидел, что никакой люстры наверху нет, а светится, с нарастающей яркостью, весь потолок.

– Нанотехнологии? – понимающе и значительно сказал я – мне хотелось его как-нибудь уязвить. Черный Человек тонко улыбнулся. Не похоже, чтобы я его обидел. Улыбнулся во второй раз! Поистине, я стал свидетелем чуда.

Оглядевшись по сторонам в посветлевшем помещении, я обнаружил, что мы находимся в не просто большой комнате, а в огромном зале. Наш круглый стол стоял недалеко от двери, в которую мы зашли, а противоположная стена была, видать, где-то за горизонтом. Во всяком случае, от моего взгляда ее скрывал некий туман, очень похожий на настоящий. Туман начинался метрах в двадцати от нас и, возможно, где-нибудь там же и заканчивался. Но впечатление создавалось такое, будто мы стоим в начале широченного коридора, уходящего вдаль – за горизонт, как я уже сказал, и хотелось туда идти и идти. Очень, знаете ли, впечатляло. Тутошние психологи дело свое знают.

– Вы, наверное, голодны, в поезде не покормили? – заботливо спросил Роберт Карлович. – Нет уж, спасибо, – сварливо отказался я. – Вы про мою уникальность лучше поскорее расскажите. Надеюсь, что-нибудь существенное, как у Питера Пена или Гарри Поттера?

– Определенно, более, как вы изволили выразиться, существенное, – доброжелательно ответствовал Роберт Карлович. – И хочу отметить, что мыслите вы, молодой человек, в абсолютно правильном направлении. – Он немного помолчал, ожидая, по-видимому, моей реплики. Не дождавшись, встал, резко развернулся, бросил небрежно через плечо: «А теперь следуйте за мной», – и двинулся в сторону тумана. Я последовал за ним. А что еще оставалось делать?