Артур Япин - Сон льва

• Название: Сон льва
• Автор: Артур Япин
• Издательство: Лимбусс Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-8370-0566-4

Захватывающая история любви в декорациях Вечного Города — беспроигрышная фактура для романа. Но «Сон льва» — не просто роман. Это воспроизведение художественными средствами документальной истории о том, как юная голландская актриса приехала покорять кинематографическую столицу Европы, а вместо этого покорила сердце величайшего режиссера всех времен и народов — несравненного Федерико Феллини.

Артур Япин — крупнейший современный голландский писатель и несравненный мастер сюжета, но здесь ему не было нужды ничего выдумывать — ведь история, которую он описывает, разворачивалась на его глазах.

---

— Ах, вот где они вас прячут! — говорит меццо-сопрано. — Я уже начала думать, что все вы мне приснились.

Зильберстранд — шведская придворная певица и, по слухам, закадычная подруга шведской королевы. Это объясняет ее стиль. Она стоит, подбоченившись, высокая и стройная. Свет, проходя сквозь занавес, который она придерживает одной рукой, создает вокруг нее краснокоричневый ореол.

— Но нет, мужчины здесь — настоящие.

Она вдыхает запах их пота и наслаждается с закрытыми глазами.

Зильберстранд поет партию Сесто, роль, изначально написанную для кастрата. Ее принадлежность к мужчинам пока выражается лишь в серебряной кирасе, застегнутой поверх костюма, в остальном такого же, как у всех статистов. Но у нее серьезные планы по собственному преображению.

— Давай, покажи мне: как ходят мужчины? Как вам удается не вилять бедрами? Я хочу играть убедительно, поэтому — прочь стеснение, сделай из меня солдата, одного из вас. Где парень держит руки и почему всегда сидит, широко расставив ноги? Я правильно предполагаю?

Сопрано не оказала бы большего впечатления на них, даже одев бикини. Одна половина юношей в шоке, потому что никогда не видела оперную певицу, желающую играть, как актриса, другая — оттого что женщина хочет стать похожей на них. Как бы то ни было, за несколько секунд группа рассыпается, и каждый остается сам по себе. Зильберстранд наслаждается их вниманием.

— Как мужчина пьет, я уже все знаю, — говорит она и достает бутылку.

Зубами вытаскивает пробку и выплевывает ее в угол. Подносит бутылку ко рту и пьет. При этом сохраняя, как и при любых обстоятельствах, ту же грацию, как на банкете по случаю Нобелевской премии. Вытирает рот тыльной стороной ладони.

— О Dei, che smania и questa, — лихо поет она, — che tumulto nel cor![135]

Зильберстранд ставит ногу на табурет и по-приятельски обнимает Максима.

— Предводитель должен быть со своими людьми, — подумала я.

В утро премьеры «Милосердия» Гала достает из сумочки последнюю противоэпилептическую таблетку. Она настолько искрошилась, что не осталось и половины дозировки. Кроме того, уже истек срок годности, но у Галы нет выбора. Сегодня вечером она смотрит спектакль, зажмурившись. Римский Форум, возведенный по проекту Сангалло из блестящего мрамора, купается в свете, делая больно ее глазам. Пока Максим на сцене, Гала изо всех сил старается на него смотреть, но у нее начинает ужасно болеть голова. Контуры Максима расплываются. Она едва видит, как Максим протягивает руку переодетой в мужчину певице и уводит ее вверх по лестнице Капитолия — две сияющие фигуры, постепенно исчезающие за ее слепым пятном. Гала вздыхает с облегчением и закрывает глаза.

— Е chi tradisci? II piii grande, il piu giusto, il piii clemente![136]

Гала в темноте слушает певицу.

Две женщины встречаются друг с другом после представления в лимузине, в котором Сангалло везет их и всех статистов в Остию.

Шторм, волны накатывают на набережную, разбиваясь о террасу прибрежной гостиницы. Соленые капли стекают по окнам оранжереи, примыкающей к ресторану, в ней тепло и влажно. В центре застекленного помещения стоит огромный торс из белого мрамора. Конденсированная влага блестит на каменной коже, как пот. Это фрагмент гигантского Гермеса, который в древности возвышался над молом. Теперь мускулистое тело без рук и ног стоит среди пальм и орхидей. У подножия фигуры накрыт стол для прибывшей компании. Сангалло выбирает себе место. Молодые люди рассаживаются вокруг него.

— Вы — самое прекрасное вознаграждение за мой тяжкий труд, — говорит он, радушно кивая при этом и двум женщинам.

— Я польщена, «- говорит Гала, — как женщина в вашем мужском клубе.

И она позволяет им себя дразнить, томно и благосклонно, подобно пантере, которая дает себя дрессировать на выступлении, потому что прекрасно знает — если что, она покажет, кто на арене хозяин.

Зильберстранд, наблюдающая этот цирк с понимающей улыбкой, приобнимает Максима за талию.

— Как ты думаешь, отчего мужчины, которые никогда по-настоящему не захотят женщину, так любят окружать себя самыми необычными экземплярами нашего пола?

— Откуда я знаю? обиженно говорит Максим. — Просто это так.

Она смотрит на него с удивлением.

— То есть ты считаешь, что мне нужно просто смириться с этим?

— Я люблю кого-то или не люблю. Меня интересует лишь одно — насколько человек необычен. Единственный ли он в своем роде. Только та, похожей на которую нет во всем мире, может вызвать во мне желание.

Некоторое время спустя. Стреляют пробки. Зильберстранд и Гала рассматривают компанию. Некоторые юноши закатывают рукава и меряются силой. Остальные стоят вокруг них и подначивают, так горячо, словно от их поддержки что-то зависит.

— Ты ошибаешься, — шепчет певица. — В этот мужской клуб нас пригласили не как женщин.

— А как кого?

— Мы здесь с тобой для того, чтобы соответствовать тому женскому образу, который у них есть.

И какой он?

— Гротескный.

Гала смеется вместе с ней.

— Настоящие женщины, которых можно встретить везде — на улице, в автобусе, даже на телевидении — это обычные женщины, на них мужчины, возможно, женятся, но никогда и ни за что не приглашают в свое братство. Они спят с ними, но не любят окружать ими себя в свободное время.

— Не верю, что можно быть настолько примитивным, даже если это мужчина.

— Но на тебя и на меня они реагируют иначе. Мы с тобой, ты ия — больше самой жизни. Мы не больше других, в нас больше гротеска. Необычные, вызывающие и в то же время недоступные, — с такими женщинами мужчины чувствуют себя хорошо.

— Ты говоришь сейчас о наших бюстах и ягодицах?

— Я говорю о тех чертах, которые преувеличены, как у оперных персонажей, когда ты — или обольстительница, или мстительница, воплощенная страсть или героиня, но никогда — не полноценный человек. Нам позволили сегодня вечером быть в их компании — поэтому, чем ярче мы продемонстрируем нашу женственность, тем мужественней они себя почувствуют. Они выбиваются из сил, они бесятся, они шалят, но десять раз подумают, прежде чем коснутся нас, прежде чем по-настоящему обратят на нас свое внимание.

Звучит диско. Управляющий надеется таким образом заглушить грохот надвигающегося шторма. Несколько статистов танцуют, чтобы развеять скуку. Певица делает движения руками в ритме свинга, показывая, что хочет танцевать.

— Конечно, — говорит она, — я валяю дурака. «Сумасшедшая», — говорят они обо мне, — «посмотрите на нее, какая независимая. Бесстыжая и свободная». Но я просто научилась делать то, чего от меня ждут. И с каждым годом все больше и больше. В этой игре важно не то, как ты выглядишь, а как тебя видят. Не то, какая ты есть, а то, какой ты им нужна. Богиня только тогда богиня, когда ей поклоняются. Она соответствует образу, существующему у ее почитателей, ибо если они от нее отвернутся… что останется от нее?

Зильберстранд ловит взгляд своего солдата. Флиртует с ним, а он, похоже, забывает обо всем на свете и танцует только для нее.

В обмен за мои старания, — продолжает Зильберстранд, не отрывая взгляда от молодого человека, — они изредка бросают на меня эти взгляды — хотя теперь они по праву принадлежат тебе. Раньше я их не замечала, хотя они были, потом их не стало, и лишь тогда мне стало их не хватать. Чтобы вернуть их, мне приходится прилагать все больше и больше усилий.

Зильберстранд поднимается и берет с собой Галу. Некоторое время женщины танцуют друг с другом, не глядя в сторону мужчин.

— Только когда чего-то лишаешься, — кричит Зильберстранд Гале в ухо, — только когда жизнь съеживается, ты чувствуешь, какая она была огромная. Какой великолепной она может быть хотя бы еще один раз.

Зильберстранд отпускает Галу и пританцовывая идет к Максиму, который в это время разговаривает с Сангалло.

— Вперед, центурион! — командует она.

Не переставая вращать бедрами, певица обнимает Максима за шею, вытаскивает на танцевальную площадку и несколько минут они затмевают всех своим танго и рискованными пируэтами. Прижавшись друг к другу, они пытаются отдышаться, хотя это очень напоминает объятия.

— Хорошее тело, солдат! — она хвалит его, окидывая нарочито оценивающим взглядом. ^ Да, с тобой я хочу отпраздновать Луперкалии.[137]

— Давайте, — шутит Максим, в возбуждении от своего успеха.

Он чувствует ее дыхание на шее. Ее нос играет с мочкой его уха.

— Мы с тобой отпразднуем Луперкалии. Только… — размышляет он, — …ты меня сначала научи, что это такое.

— О, я тебя могу научить о-очень многому, — говорит она, как старый холостяк своей секретарше.

Она кладет ему руки на ягодицы и прижимает его к себе.

— Это праздник, когда всех юношей Рима, достигших половой зрелости, приводят на ипподром, раздевают и преследуют.