Артур Япин - Сон льва

• Название: Сон льва
• Автор: Артур Япин
• Издательство: Лимбусс Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-8370-0566-4

Захватывающая история любви в декорациях Вечного Города — беспроигрышная фактура для романа. Но «Сон льва» — не просто роман. Это воспроизведение художественными средствами документальной истории о том, как юная голландская актриса приехала покорять кинематографическую столицу Европы, а вместо этого покорила сердце величайшего режиссера всех времен и народов — несравненного Федерико Феллини.

Артур Япин — крупнейший современный голландский писатель и несравненный мастер сюжета, но здесь ему не было нужды ничего выдумывать — ведь история, которую он описывает, разворачивалась на его глазах.

---

— Какие у тебя планы на следующую пятницу? — спрашивает Джанни, снимая Галин чемодан с ленты и помещая его в багажное отделение рейсового автобуса, который повезет Галу в Рим.

— Занята, — отвечает она коротко.

— Очень жаль, — Джанни остается на улице и говорит с ней в открытое окошко.

— Каждую неделю я привожу ему женщину. Каждый раз другую. Новую. Ты — первая, кого он попросил прислать снова.

Гала смотрит на Джанни. Похоже, он говорит правду.

— Впервые за все эти годы.

Гала молчит. Она не может вымолвить ни слова. Как только автобус набирает скорость и выезжает на автостраду, она заливается слезами, и супружеская пара, сидящая впереди нее, думает, что она проводила любимого.

Максим расстегивает молнию на чемодане и достает вещи «от кутюр».

— Сицилия? — восклицает он. Бросает платья в угол и рассматривает серьги.

— Ты с ума сошла!

— Ничего не было.

— Еще этого не хватало!

Это ярость отца, нашедшего ребенка, после того как тот на ночь ушел из дома. То он обнимает ее, радуясь, что она вернулась цела и невредима, то трясет ее из стороны в сторону, негодуя, что она нанялась на должность белой рабыни Бахрейна.

Внезапно Максим останавливается и смотрит на Галу. Его поражает какое-то новое выражение у нее на лице. Все годы, что Максим любит ее, он очень редко на нее злился. Это не в его характере. Но несколько раз, когда это случилось, он сразу же сожалел о своей ярости, потому что Гала отбивалась не как от своего отца, как тигрица, а как котенок, которого стащили с коврика. Она запутывалась в своих увертках и софизмах, так что ему ничего не оставалось делать, как ее простить и успокоить. Он безусловно вставал на ее точку зрения и на самом деле начинал верить, что она была права.

Однако на этот раз Гала совершенно спокойна и уверена в том, что делает. Она рассказывает о своей поездке так, словно она просто слетала на спинке у сверчка в «Пиноккио-парк».[167] Она улыбается. Максима раздражает эта ее улыбка. Она всего лишь пила коктейли и качалась на волнах в заливе! Можно было бы порадоваться за нее. Но его смущает эта улыбка. Все побережье скуплено сумасшедшими графинями и беспутными американскими наследниками. Конечно, великолепное приключение. Пожалуйста. Но что не так в ее улыбке? Он не может ее вынести. На все его слова она лишь улыбается; в этом есть что-то высокомерное, словно она узнала какую-то его тайну.

Ночью Максим демонстративно отворачивается от Галы, и они спят спина к спине, но утром вместе завтракают в «Розати»[168] серебряными ложками с фарфоровых тарелок. На Виа Фраттнна они покупают себе новую одежду, сначала Максиму, потом Гале, а в оптике на Корсо оба приобретают темные солнечные очки классического итальянского дизайна. Арендуют «Веспу» и целый день гоняют, как Грегори Пек и Одри Хепберн, вокруг «Большого цирка».[169] Незадолго до закрытия Гала заходит в банк и погашает первую часть долга Максима, перечислив деньги на счет голландского государства. Несколько тысяч лир, что остаются, они тратят на входные билеты и аренду полотенец в старинной мавританской бане, построенной Сальви,[170] спрятавшейся за фасадом фонтана Треви.[171] Там, на горячих мраморных плитах в душном помещении, у обоих возникает ощущение блаженства. Они делают друг другу массаж, благодарные за вновь обретенную свободу. Но как только они ополаскивают один другого прохладной водой из Аква-Верджине, поступающей с гор по акведуку, построенному Агриппой, каждый снова погружается в свои мысли.

Гала испытывает неожиданное удовлетворение оттого, что все лиры, что она вчера заработала, сегодня потрачены, словно сомнения в отношении ее затеи отмокли и неясное тревожное ощущение смыто напрочь. Максим чувствует все возрастающее беспокойство оттого, что они опять бедны, как прежде. Завтра утром он прочитает «Мессаджеро»[172] только после того, как кто-то выбросит газету на улице, а «корнетти-кон-крема»[173] в баре на углу — останутся на витрине.

С остатками мыла и чешуйками кожи в мраморную решетку водослива смывается не только эйфория сегодняшнего дня, но и последние их опасения. По старым трубам они попадают на площадь, где незаметно выливаются в углу монументального фонтана между колоссальной скульптурой морского божества Океана и морским коньком, а потом, омыв скалы, клокочут в бассейне и оседают на дно. Там все растворяется в окружении тонущих монеток, брошенных через плечо группой поющих зальцбургских монахинь, которые после своего концерта йодля в Сан-Игнацио[174] снова хотят вернуться в Вечный город.

Почти всю неделю Гала и Максим живут на прежнем уровне — впроголодь, но зато с модными солнечными очками. О Сицилии не вспоминают. Однако день за днем у Галы растет желание второй раз бросить вызов судьбе. Словно ей легче переносить ежедневные лишения, зная, что решение проблемы под рукой, если она сможет себя заставить. Каждый день Гала придумывает несколько практических, финансовых причин, чтобы вернуться на остров, но чувствует, что на самом деле ее туда тянет нечто большее.

Когда Гала была маленькой, смерть заглянула ей в глаза и оставила постоянное напоминание о себе — черное окошко перед взглядом. Трещащим фейерверком она установила границы в ее жизни. С тех пор Гала точно знает, что ей можно и какая цена будет за превышение. Но даже в самые страшные минуты перед приступом, когда ее сознание погружается в темноту и она не знает, сможет ли выкарабкаться, Гала рассматривает эти ограничения не как угрозу жизни, а как стимул. Подобно тому, как популяция в дикой природе снова набирается сил, когда ее численность уменьшилась.

Пока ее жизнь могла развиваться во все стороны, пространство казалось таким безграничным, что у нее никогда не было времени на углубленную рекогносцировку местности. Но как только безопасная область ограничилась, Гала познакомилась с ней основательней, глубже и интенсивней. Она открыла в себе возможности, о которых и не подозревала, и в пределах этих возможностей почувствовала себя неуязвимой.

Болезнь поставила Галину жизнь в рамки. Внутри этих границ она смотрится оптимально, подобно тому как кинокадр приобретает напряженность благодаря правильной обрезке.

То же напряжение между ограничением и ограждением Гала снова ощущает после своего сицилийского приключения. На время поездки ее задача была четко обозначена. От нее требовалась лишь одна часть существа — женственность. Она должна была соответствовать ясным требованиям. Поставленная в непростое положение, она достигла потолка своих возможностей. Или, может быть, дна? Как бы то ни было, если бы кто-нибудь день назад сказал, что она будет держать себя в узде ради мужчины, она бы не поверила. Но вынужденная обстоятельствами, она была покорна и послушно делала то, что от нее требовалось. И к полному смятению, она и в этих границах опять обнаружила неожиданную свободу.

Гала любила Максима, потому что чувствовала с ним себя совершенно легко. Ему никогда не было нужно больше, чем то, что у них уже было. В этом смысле они были похожи. Максим смотрел на нее снизу вверх, восхищался ею и старался всегда ей подчиняться. Он отличался от остальных мужчин. Те старались быть в ее глазах значительней, сильней и независимей ее, поэтому она постоянно старалась их перещеголять во всем, чтобы доказать, что это не так. Для них она старалась быть остроумной и интеллигентной, мудрой и до смешного рассеянной, сильной и чувственной одновременно.

Поэтому доктор Понторакс был для нее таким откровением. Ему нужно было от нее только одно. Что было четко обозначено. Внутри этих границ Гала была совершенно свободна. Внутри них она главенствовала над ним. Ей было понятно, как его удовлетворить. Ясность Гале нравилась. Ведь и раньше подобная определенность помогала ей владеть ситуацией.

Когда маленькая Гала вернулась домой из больницы, Ян Вандемберг вернулся к своему амплуа злого насмешника, каким она его знала раньше. Чтобы уверить дочурку, что все осталось по-прежнему, он не проявлял ни капли сострадания и использовал все возможные наказания, чтобы вернуть Галу в ее лучшую форму. Часто он задирал ее еще язвительней, чем до болезни, но в одном он оставил ее в покое. Ни разу Ян не заставлял ее больше выступать как циркачку, декламируя цитаты, даже для своих самых важных гостей. Так он боялся, что его самый любимый ребенок снова соскользнет в пучину слов и утонет в ней.

С того момента эпиграммы Секста Проперция стали не пугающими обязанностями, а привилегиями, которые Гала могла ему дать или отказать. Он старался их заслужить. И она делала ему одолжение в обмен на маленький подарок. И насколько больше он был благодарен теперь за ее несколько слов из Цицерона, с тех пор как она стала их дорого продавать, чем тогда, когда она их просто дарила, чтобы ему угодить.

Максим опережает Галу.