Полина Олехнович - Борщевик. Без пощады, без жалости

• Название: Борщевик. Без пощады, без жалости
• Автор: Полина Олехнович
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Постапокалиптический сюжет: неожиданно разросшиеся растения — борщевики грозят уничтожить все человечество.

---

Приходит медсестра и начинает устанавливать мне новую капельницу. Андрей смотрит на часы, желает мне поправляться и уходит.

— Это что, твой муж? — спрашивает любительница кроссвордов.

— Нет, с работы.

— А так смотрит…!

Глава 2. Нетелефонный разговор

Маневрируя между утками с мочой, которые мои соседки пенсионерки по какой-то непостижимой причине выставляют на табуретки, подхожу к окну.

Вид открывается на заросший борщевиком садик. Дождь. Деревья уже пестрят желтыми и красными листьями. Мутировавшие монстры тоже желтеют. Стекающие по зонтам и широким листьям струи воды делают ряды борщевика похожими на армию инопланетян.

Врач сказал, что нужно расхаживаться. Сначала дико боялась, что швы разойдутся, внутренности вывалятся, а я скоропостижно умру от внутреннего кровотечения и болевого шока. Теперь уже не страшно, только жуткая слабость. Удивительно, как быстро восстанавливается человеческий организм — неделя и я на ногах.

Выхожу в коридор. Вдоль стен на кроватях и на каталках больные. Те, кому не хватило места в палатах. Некоторые с ожогами борщевика, другие с колото-резаными и огнестрелами — результат столкновения с мародерами и озверевшими беженцами. Туда — сюда проносится медперсонал, тащатся больные. Люди стонут, кричат, в конце коридора плачет женщина. Пожилой усатый доктор ругает молоденькую медсестру.

— Как Вы отпустили ее одну в туалет с капельницей?! А если б она упала? — кричит он. — Под суд захотела?! Медсестра оправдывается сквозь слезы:

— Да их столько! Мы ничего не успеваем! Как за всеми-то уследить?

Я прохожу мимо молодого человека на носилках, у которого ноги полностью забинтованы. Он то ли под наркозом, то ли бредит. Голова мечется по подушке. Бедняга стонет и зовет маму. Сердце сжимается. Подхожу к нему и глажу по руке. Парень затихает.

Бабки в палате сказали, что если б «этот твой с работы» не договорился, я бы тоже лежала в коридоре. Андрей приходит каждый день, громко и весело здоровается, так, что даже у старушек в глазах загорается озорной блеск. И каждый день приносит мне вкуснейший бульон и гренки. Даже не знаю, где он все это достает.

Парень на носилках снова начинает кричать. Подойдет к нему кто-нибудь, в конце концов?! Лысый мужчина в очках требует главврача. Бомж с перевязанной головой пытается освободиться от капельницы и издает нечленораздельные звуки. Вот она реальная жизнь. Все-таки на базе совсем другой мир.

* * *

Ночью, когда все затихает, я выхожу бродить по больнице. Дежурной медсестры как всегда нет на посту — спит в сестринской или смотрит телек в ординаторской.

Шестиэтажное здание больницы построено еще в советское время, в тот период, когда строили для Человека с большой буквы. Сравнительно просторные палаты, высокие потолки, широкие коридоры, огромный вестибюль. Не больница, а дворец!

Я спускаюсь на лифте на первый этаж. На проходной у охранников громко работает телевизор. Прогуливаюсь по коридорам, словно в ином измерении, наслаждаясь тишиной, одиночеством и неповторимой больничной романтикой. В больнице проблемы внешнего мира уходят на дальний план. Есть только здесь и сейчас.

Петька бы понял! Не удерживаюсь и звоню. В районе лифтов у кого-то тоже звонит телефон, комкая ночную поэзию. Наконец слышу родной чуть хрипловатый, ласковый голос.

— Как ты? — шепчу я в трубку.

— Я в больнице — шепчет Петька в ответ.

— Ничего себе! — громко восклицаю я. Мой голос отражается от стен и потолков. Снова перехожу на шепот. — Что с тобой случилось?

— Да так… рука.

Я слышу шаги, направляющиеся от лифта в мою сторону. Если кто-нибудь из персонала заметит меня разгуливающую в ночное время, по головке не погладят. Прячусь за одну из колонн в вестибюле.

— Поподробней, пожалуйста, — не отстаю я, зная, что Петька не любит рассказывать о своих проблемах. Шаги все ближе.

— Да все так глупо получилось… Решил с начальником отряда армреслингом заняться. А он сто двадцать килограмм весит, ну и — перелом получился, — слышу я совсем рядом Петькин голос.

Не веря самой себе, осторожно выглядываю из-за колонны и вижу Петю, разговаривающего со мной по телефону. Он тоже меня замечает, и, кажется, что его глаза вываляться из орбит. Мы стоим, прижавшись друг к другу, ощущая тепло и родной запах кожи. Петька машет рукой в гипсе.

— Вот, такой я теперь, однорукий Джо, но у меня ведь есть и другая рука, — он обнимает меня, гладит по волосам. — Девочка моя…

Мы садимся на широкий подоконник и целый час болтаем о всякой ерунде, говорим все, что придет в голову, рассказываем о событиях своей жизни. Потом разговор неминуемо соскальзывает на отношения. И как-то получается, что при всей нашей взаимной любви, быть вместе мы не можем.

— Ты же знаешь, я пытался найти подход к Ярославе, но не получилось, — погрустнев, говорит Петя. — А если у нас родится ребенок, то разница в отношении к нему и к твоей дочке будет просто катастрофической. Это будет не жизнь, а ад.

Его фразы снова и снова булыжниками из-под колес грузовика бьются о мое сознание, оставляя паутину расползающихся трещин. «Из нашего брака получится тюрьма; я должен быть уверен в женщине на сто процентов; я ничего не знаю, и не знаю, когда буду знать; и не знаю, как жить без тебя и как жить с тобой; но ты единственная женщина, которую я по-настоящему люблю».

Облако эмоций накрывает меня с головой, я отчаянно машу руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь прочное, но вокруг только воздух и ускользающая сквозь пальцы вода.

— Ты же знаешь, мне нужна семья, — говорю я.

— Понимаю, — у Петьки слезы в глазах. — Я не хочу тебя потерять, Миленка, милая моя…

Глава 3. «Плохо только девушке…»

Каждое утро я начинаю с того, что смотрю в окно на все больше и больше желтеющий и чахнущий борщевик. Каждый день приближает нас к свободе. Неужели скоро снова можно будет спокойно открывать окна, жить нормальной жизнью?

* * *

— Ну, теперь можешь спать спокойно, — говорит Андрей, едва переступив порог палаты. — Кот спасен, пристроен в столовую, сыт и доволен. Я смотрю на него во все глаза, хлопаю ресницами. Надо же съездил в заброшенный столетний дом, где жила сумасшедшая старуха, нашел кота… Я и не думала, что Андрей воспримет мои слова серьезно.

* * *

Не успевает за Андреем захлопнуться дверь, входит Петька.

— Как насчет чашечки ароматного бодрящего кофе? Быть с ним в одном здании и не общаться выше моих сил. Спиной чувствую испепеляющие взгляды бабулек.

У Петьки в палате есть маленький телевизор. Я пью кофе, уставившись в экран, пропуская мимо ушей половину слов воодушевленного моим обществом молодого человека. Показывают Германию. На площади собралась группа людей, сотня — две, не меньше. Они что-то кричат и машут плакатами. Корреспондент сообщает, что это акция под названием «Человек — хозяин природы». Бородатый ариец громко скандирует в микрофон. Ему все аплодируют, а потом по команде срывают с лиц защитные маски, размахивают ими в воздухе, подбрасывают, топчут ногами.

— Ты вообще меня слушаешь? — внезапно спрашивает Петька.

— Я? Да. Ты посмотри на этих чокнутых. Дружными рядами участники акции направляются в сквер рядом с площадью, где с ожесточением и самозабвением, кто палками, кто кусками арматуры, лупят пожелтевшие, увядающие стебли и листья борщевика. Далее следуют кадры любительской съемки. Внезапно возникает какая-то суета, вопли, толпа расступается. Изображение дергается, и плохо понятно, что происходит. Видно как падают, истошно крича два человека, один катается по земле, обхватив голову руками, другой рвет на груди одежду. Поторопились. Борщевик все еще активен.

— Идиоты! Этого и следовало ожидать! — Петькин возглас заглушает комментарии корреспондента. Участники акции разбегаются, спешно натягивая защитные маски.

Журналист говорит, что, не смотря на осеннее увядание, некоторые особи борщевика все еще сохраняют аномальную активность, и пока рано отказываться от мер безопасности.

* * *

Мы с Андреем в больничном буфете. Я тут подумал, — он аккуратно ставит чашку на блюдце, — Давай поженимся. Я захлебываюсь и начинаю кашлять.

— Ну извини, не умею я красиво говорить, не с того начал. Ты такая нежная, такая женственная. Я, как тебя увидел, сразу понял — вот та женщина, которая мне нужна. Через месяц начнутся заморозки, борщевик потерпит поражение, и меня, наконец, отпустят в отпуск. Мы могли бы забрать детей из эвакуации и жить все вместе. У меня двушка. Первое время разместимся, а потом придумаем что-нибудь с увеличением жилплощади.

Андрей смотрит на меня и улыбается, в глазах прыгают бесовские искорки. Вероятно, его смешит мой напугано-озадаченный вид.