Андрей Ветер - Волки и волчицы

• Название: Волки и волчицы
• Автор: Андрей Ветер
• Жанр: Разная фантастика

Действие романа "Волки и волчицы" разворачивается в двух временах — в Древнем Риме и в современной Москве, где кинорежиссер Алексей Кирсанов, одолеваемый навязчивыми сновидениями, снимает фильм о Древнем Риме. Но главным действующим лицом является Амрит, бывший член Тайной Коллегии, известный как Нарушитель. Амрит овладел тайными знаниями, которые помогают ему оставаться бессмертным: он "переселяется" из тела в тело, кочует из одного времени в другое, выстраивая коридоры событий, чтобы составить в конце концов магический узор событий, с помощью которого он надеется овладеть высшими знаниями. Перемещаясь во времени вместе с Нарушителем, читатель получает возможность проследить жизни отдельных людей, которые вовсе не заканчиваются с приходом смерти, но растягиваются на тысячелетия. Каждое новое рождение — это лишь пробуждение после недолгого сна и дальнейшее продолжение прерванного пути.

---

Я приглашаю тебя на нашу виллу погостить. Я очень люблю её, и ты полюбишь её, познакомившись с прелестью виллы, удобством положения, простором побережья. Ехать туда надо по Остийской дороге и свернуть у тринадцатого столба[25]; тут начинаются пески; в повозке ехать тяжелее и дольше; верхом приедешь скорее, и дорога для лошади мягкая. Вид всё время меняется: дорогу то обступают леса, и она тянется узкой полоской, то бежит среди широких лугов. Много овечьих отар и лошадиных табунов, много крупного рогатого скота.

На вилле есть всё, что нужно. Ты входишь в атрий, скромный, но со вкусом устроенный; за ним находится маленькая площадка, окружённая портиками: в плохую погоду не найти лучшего убежища — здесь имеются рамы со слюдой и крыша. Дальше расположен триклиний, выдвинутый вперёд к побережью. Когда на море поднимается волнение, то брызги иногда долетают до триклиния. Во всех трёх стенах его устроены двери и окна.

Слева от триклиния находится большая комната, за ней другая, поменьше. Маленькую комнату я люблю больше других. Она освещается утром через одно окно утренним светом, а через другое — вечерним. Эта маленькая комната служит библиотекой, в её стену вделан книжный шкаф. Спальня рядом — через небольшой коридорчик, откуда равномерно поступает в соседние помещения тепло от пола и труб[26]. Остальная часть этого крыла предназначена для рабов и вольноотпущенников.

Справа от триклиния находится прекрасно отделанная комната. За ней следует очень большое помещение, которое можно использовать и в качестве спальни, и в качестве столовой средней величины. Тут очень светло от солнца и от моря. Далее лежит комната с прихожей, летняя по высоте потолка, и зимняя по недоступности ветру.

Потом баня, просторная, с двумя бассейнами. Рядом расположена комната для раздевания и натирания. Сразу за ней следует гипокауст для мягкого прогревания тела, затем — пропигний, то есть парное отделение. В соседней комнате устроен бассейн с горячей водой. Тебе должно понравиться.

При всех удобствах и приятности этого места, ему не хватает фонтанов. Есть колодцы, вернее родники. Природа этого побережья вообще удивительна: где ни копнёшь, сразу выступает вода, причём чистая, ничуть не отдающая морской водой. Берег очень красят усадьбы. Они разнообразны и тянутся то сплошь, то с промежутками. Если смотреть на них с моря, то кажется, что перед взором лежит цепь городов.

Я вырос в Риме, но меня тянет сюда; я нахожу достаточно причин, чтобы любить это место. Надеюсь, что и в тебе пробудятся тёплые чувства, когда ты окажешься на нашей вилле. Хочу надеяться, что ты положительно откликнешься на мой призыв.

Будь здоров.

* * *

Теций осмотрелся, стоя посреди аллеи, усаженной кипарисами.

— Здесь чудесно, — сказал он, с блаженством втягивая носом воздух.

— Значит, я был прав в том, что уговорил тебя приехать ко мне? — Гай радостно улыбнулся. У него было свежее лицо, сияющие глаза, мягко завитые надо лбом волосы. У него была стройная фигура, он отличался высоким ростом, и всё же Теций по кличке Резатель возвышался над юношей, как утёс.

— Ты окреп здесь, мой друг, — Теций похлопал широкой ладонью юношу по плечу. — Мне приятно думать, что мои уроки пошли тебе на пользу. Жаль, что у меня нет сына, Гай. Мне бы хотелось иметь такого сына.

— Если бы я был твоим сыном, мы не сумели бы стать хорошими друзьями.

— Возможно, ты прав. Не знаю, не стану спорить с тобой, — сказал Теций. — Кстати, думаю, что тебе пора появиться в Риме.

— Не хочу встречаться с моей матерью.

— Разве у вас натянутые отношения?

— Она слишком часто приводит в наш дом любовников, — брезгливо поморщился юноша. — Раньше я не обращал внимания, но сейчас меня слишком коробит это.

— Твоя мать ещё молода и очень красива. Почему ты хочешь запретить ей жить той жизнью, которой она вполне достойна? Ей требуется внимание мужчин.

— Я ничего не запрещаю ей и отношусь к ней с почтением и сыновней любовью, но мне не нравится, что слишком много посторонних мужчин допускается к тому месту, которое породило меня! — Гай сверкнул глазами и возмущённо выставил вперёд острый подбородок.

Теций промолчал. Он неоднократно бывал в спальне Антонии и знал о её сладострастии не понаслышке. Его объятий жаждали многие патрицианки, щедро платя ему за визиты, и во всех этих женщинах он видел только распутных самок, как на арене цирка он видел перед собой не людей, а голодных до крови убийц. Поговаривали, что Антония после отъезда мужа в Британию долгое время вела себя целомудренно. Если у неё и были любовники, то никто об этом не знал. Но через полгода после сообщения о том, что Траян Публий сгинул в Британии, она вдруг словно забыла о том, что такое нравственность. Теций относился к Антонии так же, как и к другим богатым женщинам, выделяя её из числа других лишь потому, что она была матерью Гая, а потому старался, чтобы о его встречах с Антонией не знал никто.

С Гаем его связывала необъяснимая дружба. Они привязались друг к другу, несмотря на существенную разницу в возрасте, и доверяли друг другу тайны, к которым не допускали никого. Теций, известный всему Риму как Великий Резатель, удивлялся себе: в нём, очерствевшем за долгие годы борьбы на кровавой арене и позабывшем о том, что где-то в мире существует доброта, пробуждалась во время общения с Гаем непонятная мягкость. Глядя на себя, Теций не верил, что он мог быть деликатным, нежным, чутким.

— Видишь ли, Гай, — проговорил гладиатор задумчиво и положил тяжёлую руку на плечо юноши, — мы не в силах судить о женщинах. Боги наделили их качествами, о которых мы даже не догадываемся. Женщины позволяют нам увидеть свет, дарят нам любовь, но они же делают нас безумцами. Иногда мы видим в женщине животное, иногда — мать, иногда — любовницу.

— Что ты хочешь сказать?

— Природа женщины сильнее природы мужчины. Поговаривают, что наш молодой император настолько влюблён в свою мать, что даже занимается с нею любовью.

— Нерон и Агриппина? Не может быть.

— Ты давно не был в Риме, Гай. Об этом судачит весь город.

— Но это странно.

— Возможно, их связь была короткой. Агриппину не любят многие сенаторы и боятся её чрезмерной власти над сыном. Властность и сумасбродность Агриппины известны всем, недаром она приходится родной сестрой покойному Калигуле. Нерона могли заставить разорвать эту любовную связь. Но то, что он безумно влюблён в мать, не вызывает сомнения. Если бы ты, Гай, увидел его новую наложницу, у тебя отпали бы всякие сомнения.

— Почему? Что особенного в этой наложнице?

— Она как две капли воды похожа на Агриппину.

— Как это всё странно.

— Что удивляет тебя? Разве ты не знаком с распущенностью сенаторского сословия? Твоя мать, если я не ошибаюсь, была вхожа в императорскую семью, дружила с Мессалиной. Я видел её однажды в покоях Мессалины, когда та вызвала меня к себе.

— Ты спал с женой императора Клавдия?

— Я спал со многими знатными женщинами, для тебя это не тайна.

— Но жена императора!

— Она была просто женщиной. Очень похотливой женщиной. От неё пахло похотью, буквально разило жаждой разврата.

— Какая она была?

— Мессалина? Выгодно отличалась приятной наружностью от себе подобных. Изящностью своего тела она могла бы потягаться с лучшей из римских танцовщиц. Но возле неё было страшно, несмотря на детские черты её лица. Она не терпела непокорных. Я был послушен и любезен, но постарался показать себя скверным любовником, чтобы избежать дальнейшей связи.

— Забавно. Ты никогда об этом не рассказывал.

— Она несколько раз спускалась в цирке ко мне после боя, чтобы потрогать мою кожу, испачканную чужой кровью, и посмотреть на убитых мною людей. Она никак не могла уместить в своей чудесной головке, что сильный мужчина может быть слабым любовником.

— Она любила смотреть на смерть?

— Думаю, ей нравилось видеть чужое унижение. Многие любят созерцать и кровь, и чужие страдания, но больше всего люди наслаждаются чужими унижениями. Надо полагать, что чужое унижение даёт им возможность лучше почувствовать почву под собственными ногами. Я не способен объяснить этого.

— Людям не хватает добродетели.

— Добродетели хватает всем, как и прочих душевных качеств, мой друг, — с уверенностью проговорил Теций. — Но большинство людей не умеет пользоваться ею. Знаешь, чем Юпитер превосходит самого добродетельного человека? Он добродетелен дольше! И он умеет делиться, как и все жители Олимпа.

— Что ты имеешь в виду? Я не совсем понимаю тебя, — Гай с ожиданием повернулся к гладиатору.

— Боги отличаются от простых смертных тем, что делятся своими качествами с нами. Венера даёт нам любовь и любовную страсть, но мы пользуемся ею только для себя. Мы не научились делиться любовью. Каждый из богов отдаёт нам свою часть, и только поэтому мы умеем чувствовать. Чувства переполняют нас…