Лиз Дженсен - Дитя Ковчега

• Название: Дитя Ковчега
• Автор: Лиз Дженсен
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-20006-1

Год 1844-й. В лондонском работном доме появляется Мороженая Женщина, которая тут же производит на свет странного младенца.

Год 1845-й. На севере Англии, в деревушке Тандер-Спит, появляется мохнатое дитя, подкидыш со ступнями, похожими на ладошки. Его усыновляет местный Пастор. Ребенку суждено стать богобоязненным изгоем.

Год 1845-й. В Лондоне у королевского таксидермиста и его жены-медиума рождается толстая девочка. Ребенку суждено стать известной кулинаркой.

Год 2010-й. В Великобритании – Кризис Рождаемости: все женщины стали бесплодными. Те, кто покрепче нервами, вместо детей заводят себе обезьян. Ветеринар Бобби Салливан процветает, но одна ошибка рушит налаженную жизнь, и он вынужден бежать в захолустный Тандер-Спит. Ветеринару суждено стать главой нового племени Homo Britannicus.

«Дитя Ковчега» Лиз Дженсен – достойная Диккенса здравая, остроумная и сумасбродная сага о причудах эволюции и чудесах бытия – впервые на русском языке.

---

Настоятель оказался большим краснолицым мужчиной, и его рукопожатие чуть не оторвало меня от пола.

– Добро пожаловать в Семинарию, Тобиас, – пророкотал он. – Твоя слава летит впереди тебя.

Я пал духом. Что он слышал? Неужели ему написал отец, неужели сказал, что я проклят Дьяволом? Не удивлюсь.

Но моя слава оказалась более тривиального характера – она дошла до Настоятеля через кузена миссис Биттс, бывшего тандерспитца, женатого на племяннице его кузена.

– Мне сказали, – продолжил Настоятель, – что ты с пяти лет читал вслух в церкви Тандер-Спита и выговариваешь скороговорки, как сам Дьявол!

Я облегченно вздохнул и улыбнулся.

– Это правда, – кивнул я.

– И? – произнес он, сложив руки.

– Карл у Клары украл кораллы, – рискнул я. Он зааплодировал. – Граф Пото играл в лото, – продолжил я. – Графиня Пото знала про то, что граф Пото играл в лото, а граф Пото не знал про то, что графиня Пото знала про то, что граф Пото играл в лото.

– Далеко пойдешь, – произнес Настоятель, похлопав мясистой рукой по истрепанной Библии. – Так вот, я нашел тебе хозяйку. Ее зовут миссис Фуни, милая женщина, с очень большой… – э, большим сердцем. – И он изобразил изгиб женской груди. Я покраснел. – А пока позволь мне представить тебя остальным студентам.

Студенты завтракали, и трапезная отзывалась пятью дюжинами шумных разговоров.

Настоятель подвел меня к столу.

– Это Фартингейл. – Он показал на юношу с острыми чертами лица, с огромной скоростью загребавшего в рот вареные бобы. Фартингейл оторвался от тарелки. – Фартингейл, а это Тобиас Фелпс, – представил меня Настоятель. – Возьми его под свое крылышко. Он сын пастора, который учился в этой самой семинарии много лет назад. И просто мастер в скороговорках. Рассказал мне в кабинете графа с графиней Пото. Весьма впечатляюще.

Фартингейл одарил меня скорее ухмылкой, чем радушной улыбкой и переглянулся с соседом.

– Рад нашему знакомству, Графиня, – сказал он. – Накладывай бобы. – И он кивнул на металлический чан.

– Что за манеры! – Настоятель хлопнул Фартингейла по спине и от души рассмеялся. Затем развернулся к выходу, сжимая Библию, словно кирпич, который хотел куда-нибудь пристроить. – Зайди в мой кабинет после завтрака, Фелпс, – добавил он. – А Фартингейл закончит вводную часть.

– Ну что, Графиня, – начал Фартингейл, когда Настоятель исчез из виду. – Мы уже поразили Настоятеля, да? Вот и умничка. Знакомься, Поппл, – новый студент, – сказал он соседу, приземистому толстяку с кривыми зубами. – Его зовут Графиня Пото.

И так «Графиня Пото» стало моим прозвищем – вернее, одним из них. Мои друзья-семинаристы почуяли кровь. За время завтрака, пока я знакомился с Попплом, Гэнни, Хиксом, Макгрэтом и другими студентами, меня одарили и другими именами: Пердунишка и Ой-хромой. Я жевал бобы, стараясь говорить как можно меньше. Я вошел в здание преисполненный надежды – а теперь, содрогаясь от узнавания, вспоминал одинокие дни в школе, где меня дразнили остальные мальчишки или я сиротливо играл на площадке.

– И что тебя сюда привело, Графиня? – поинтересовался Гэнни.

– Церковь – мое призвание, – со страхом пробормотал я.

Они хохотали до упаду. А к концу завтрака Фартингейл, Поппл и Гэнни избрали себя моими мучителями.

– Да они просто горланят много, – беззаботно пояснил Настоятель, барабаня пальцами-колбасками по Библии. Я вернулся в его кабинет после завтрака и пересказал кое-что из разговоров. – Боюсь, если ты считаешь Церковь своим признанием, ты здесь исключение, – объяснил он. Меня немного смутила непосредственность, с которой он объявил эту новость. – Большинство этих ребят – младшие сыновья, неудачники в других ремеслах, либо вообще здесь не по своей воле. В этом все и дело. – Он сел обратно за стол и сложил руки в толстый, лишенный остроты шпиль. Я задумался, относится ли это и к нему. – В общем-то, да, – ответил он, читая мои мысли. – Я хотел стать каменщиком, но не вышло – разве что наперекор всем и вся. – Он замолчал и усмехнулся. – И вот я здесь, возвожу теперь человеческие души. Или чиню. – Я повесил голову, пытаясь сдержать слезы. – Послушай, сынок, я тебе кое-что скажу, – добавил он, заметив мое расстройство, и взял мою руку в свою огромную милосердную лапу. – Это вымирающая профессия. Боюсь, что Церковь движется к вымиранию. И дарвинизм ей на пользу не пошел. Вся эта чепуха, происхождение от обезьян отворачивает от нас людей. Через сотню лет этой семинарии не станет, а твоя церквушка в Тандер-Спите превратится в пустую скорлупу.

Я ничего не сказал; просто сидел, невыразимо несчастный.

– Но, может быть, ты другой, Фелпс, – любезно заметил он. – Если в тебе есть вера, это хорошо. Держись ее. И считай Фартингейла и его дружков испытанием Господним, – предложил он. – Помни про другую щеку,[105] сынок.

– Да, Настоятель, буду.

– И еще одно…

– Да, сэр?

– Мне показалось, ты несешь тяжкий крест, Фелпс. Я прав? Ты не ходишь прямо и слегка сутулишься. А твои ботинки, если можно так выразиться, напоминают пару оладий.

Я рассказал ему об изъянах моих ног, о том, что я подкидыш и мне еще в младенчестве покалечили позвоночник.

В своей щедрой и грубоватой манере он проявил сочувствие, однако предостерег меня:

– Ты страдал, Тобиас, я признаю это. Но путь избавления от страданий, сынок, – видеть, что другие претерпевают больше, и помогать им. Если ты действительно считаешь Церковь своим призванием – Господь помоги тебе, – нужно подойти к этому серьезно. Понимаешь?

– Да, сэр.

– Так что ступай, Тобиас, и посети трущобы, которых здесь предостаточно. Микл-стрит, Питерсгейт, Верхний Хэй-сайд – там неси помощь, поддержку и веру нищим из паствы, и ты забудешь свои беды. Вот мой тебе совет. Теперь ступай, устраивайся у миссис Фуни и приходи ко мне, если возникнут трудности.

Хотя это оказалось совсем не тем, что я ожидал от своей первой встречи с будущим призванием, я решил отложить треноги и внять совету Настоятеля. Может, от него я и не получил веского утешения, зато нашел его в ином месте.

Жилище миссис Фуни располагалось сразу за Семинарией, и, лишь только переступив порог, я почувствовал себя дома.

– Заходите, молодой джентльмен! – воскликнула миссис Фуни. – Добро пожаловать! Вытирайте ноги о коврик, и давайте я заварю вам чашечку чая! – Миссис Фуни оказалась именно с такой большой грудью, как изобразил Настоятель, и с таким же большим сердцем. И впрямь эти две черты всегда идут вместе – по моему ограниченному опыту общения с женщинами. Одно без другого не бывает. Не говоря уже о том, что миссис Фуни напомнила мне матушку – даже предложила ячменные оладьи.

Также я познакомился с ее внучкой Тилли, очаровательным кудрявым и пухленьким ребенком семи лет, которая тут же уселась мне на колени и сжала мою ладонь.

– А вы очень волосатый, – отметила она, гладя мое запястье. И вдруг отдернула руку: – Ой! У него блоха!

– Тише, Тилли! – упрекнула ее миссис Фуни. – У нас всех блохи, дитя. Даже у людей Божьих.

Благодаря им, миссис Фуни и Тилли, я неизмеримо воспрянул духом. Тилли помогла мне разложить вещи на каминной полке в спальне, а я дал ей подержать мою ракушку, пока читал вслух Библию.

Так началась моя новая жизнь.

С гордостью хочу сказать, что я преуспевал в моем занятии: я уже знал наизусть большую часть Библии, и Настоятель хвалил мое усердие и качество юношеских проповедей. Моей первой проповедью, повествовавшей об окаменелостях, стала речь в обвинение дарвинизма – предмет, близкий моему сердцу. Настоятель провозгласил ее творением гения. Я заявил, как меня учил Пастор Фелпс: Господь поместил окаменелости в почву, дабы смущать геологов, дабы они верили, что земля намного старше, чем на самом деле; Господь провел Дарвина, и тот создал фантастическую теорию, будто человек произошел от обезьяны.

К концу проповеди я поднял привезенную из дома окаменелость:

– Это – Божья шутка, – закончил я. – И довольно неплохая.

Нет смысла говорить, что речь моя вызвала у студентов бурю насмешек. Тем не менее, я упорно учился, рьяно отдаваясь чтению библиотечных книг; так я заработал еще одно прозвище – Книжный Червь. В интимные моменты одиночества желания моего мужского объекта становились еще сильнее, и я только и делал, что боролся со своими животными порывами.

Именно тогда я вспомнил об отце и шариках: может быть, это даст передышку? Я купил мешочек стекляшек у коробейника и положил их в туфли.

Через полчаса я понял, что Пастор Фелпс, должно быть, лишился ума раньше, чем я думал.

Шарики я отдал Тилли, которая весьма мило меня поблагодарила.

А затем сразила меня странным вопросом, который затем не давал мне покоя неделями:

– Мистер Фелпс, кто создал Бога?

Она выложила шарики на блюдо и теперь нанизывала бусы. Вопрос обрушился, будто пощечина – точно такой же вопрос я задавал отцу в ее возрасте. Я вспомнил ответ, который дал мне Пастор.