Ирина Крупеникова - Застава

• Название: Застава
• Автор: Ирина Крупеникова
• Издательство: ООО "ВТ-Пресс"
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-904297-09-1

---

— Помогите там. Я отдышусь немного, — сказал Владимир Полозов и, придерживая раненную руку, пошёл к бело-чёрному столбу, оставшемуся от старого ограждения железнодорожного полотна.

Хотелось поскорее привалиться к чему-либо устойчивому, поскольку в голове вновь поднялся шум, вполне объяснимый и естественный на сей раз.

— Доктор, есть пульс! — воскликнула Оля.

Всеволод Полозов сделал последнюю контрольную серию реанимационных мероприятий и в изнеможении сел возле ожившего.

— Посмотрите, нет ли у него в карманах валидола или каких-то других лекарств, — произнёс он.

В поле началось суетливое движение. Доктор Полозов перевёл взгляд на железнодорожное полотно.

— Спасатели едут, — он вытер пот со лба. — Теперь всё будет хорошо.

Он встал.

— Доктор, куда вы? — почему-то испугалась юная медсестра.

— Проверю, нет ли пострадавших в пожаре. Оставайтесь с пациентом, Оля.

Он шёл мимо людей, потянувшихся навстречу долгожданному поезду. Тело ощущало неподвижность близнеца. Воображение немедленно нарисовало десяток ужасающих сцен, и, сделав несколько шагов, Тур сорвался на бег.

— Ворон! — забыв об осторожности, крикнул он.

Но тайна имени не пострадала: никто теперь не обращал внимания на высокого мужчину со следами чужой крови на сером пиджаке. Среди потрясённой измученной человеческой массы, узревшей конец своим бедам в облике невозмутимых сотрудников МЧС, он больше не был доктором-спасителем и стал одним из сотни пассажиров, волею судьбы оказавшимся на месте крушения.

— Ворон.

Он увидал брата.

— Я в норме, — Ворон оторвал голову от полосатого столба.

Тур воспринял его слова, однако не успокоился, пока не осмотрел близнеца профессионально.

— Ты ни с одним пациентом не чикаешься так, как со мной, — поморщился брат, но сопротивляться не посмел.

— Терпи, осколок вынимаю, — предупредил врач.

Кровь хлынула из глубокой раны и секунду спустя покорно остановилась, повинуясь целительному жару заботливых рук.

— Болит?

— С какой стати? Когда ты мне боль причинял?

— Слушай, давай-ка без бравады! — доктор Полозов повысил голос. — Это что, шутки, по-твоему? — он показал глазами на окровавленное предплечье.

Ворон обезоруживающе улыбнулся.

— Тур, успокойся.

Врач опустил голову. Нервы, вырвавшиеся из-под пресса могучей воли, заставили сердце отбивать в груди лихую чечётку.

— Брат, запомни, — выговорил Тур тихо, — если на моих руках окажутся два тяжёлых пациента и одним из них будешь ты, мне будет глубоко плевать, кто второй.

Ворон привстал, притянул близнеца к себе и заглянул в глаза.

— Ошибаешься. Что бы ни произошло, ты останешься трезво мыслящим врачом. Я это знаю точно, как то, что следом за ночью приходит день, за зимой — весна, а за смертью — жизнь. И я тебя не подставлю. Два как один. Так было много лет, так есть и будет всегда.

Тура передёрнуло. Всё приключившееся сегодня с братом вдруг стало достоянием его собственной памяти как реальное, но не распознанное.

— Я не хотел говорить сейчас, — продолжал Ворон негромко, — но вижу, придётся. Дух человека, которого ты откачивал, пока я торчал в горящем вагоне, пришёл ко мне на помощь.

Брат молчал.

— Ну, хватит. Взбодрись, — Ворон выпрямился. — И давай не будем про «если бы».

— Не будем, — согласился Тур. — В конце концов, бывало и хуже. Я подумал о другом. Снова и снова мы попадаем под влияние той стороны света.

— Наверное, настала пора кое-что признать.

— Мне страшно это признавать, — медленно произнёс Тур и испытующее посмотрел на близнеца. — Как и тебе. Но Лис прав: пока мы стоим, упёршись лбами в собственные ворота, каждый, кому не лень, может безнаказанно дать нам пинка… Я видел заложных на путях. Крушение поезда было не случайным.

— Они заманили меня в вагон, который мог вспыхнуть в любую минуту, и вспыхнул, когда я меньше всего ожидал такой фишки, — в свою очередь сообщил Ворон.

— Почему это происходит?

— Я не знаю. Но мы вернулись на этот свет после… Помнишь Афган?

— Помню, — эхом отозвался Тур. — Но даже если допустить, что мы тогда… — он прямо взглянул на брата, — погибли, почему огонь памяти земной выбрал именно нас, чтобы вернуть на этот свет в новой ипостаси?

Ворон устало передёрнул плечом.

— Понятия не имею. Хотя, если учитывать, чем заканчивались наши детские потасовки, кое-что прояснится. Мы быстро мирились, и ты стирал ладонями наши ссадины и синяки. Я считал это в порядке вещей и удивлялся, почему у других мальчишек фингалы цветут больше недели.

Тур задумчиво усмехнулся.

— Зато под твоим взглядом ходили строем все деревенские собаки.

— Ага. А как я заставил алкаша искупаться в отстойной яме? Батька потом меня отдубасил до потери сознания.

— А меня взгрела мать за то, что не заступился… Странно. Мы с тобой никогда не вспоминали детство. Как будто умышленно отрезали от себя родные корни.

Они умолкли. Мысли продолжали течь в одном русле, и высказываться вслух больше не требовалось.

— Тур, — вдруг сказал Ворон, — не пора ли закончить терапию?

Доктор Полозов спохватился и разжал ладони, сомкнутые на предплечье брата. Края рваной раны заметно подтянулись.

— Скверно, — вздохнул он.

— Брось! Это же не финка под ребром!

— Тогда я держал тебя с первых минут и всю ночь. А сейчас, — Тур оглянулся на спасателей, приступивших к выполнению своих обязанностей, — мне нужно быть в больнице. Минимум треть пострадавших привезут в наше отделение.

— Действуй, близняшка, — подмигнул ему Ворон. — За меня не волнуйся. Мы с Лисом будем ждать тебя дома.

— Только после того, как я наложу тебе повязку. Пойдём-ка к санитарному вагону. И сделай одолжение, не спорь со мной.

День двенадцатый

Чёрно-белый сон терзал мозг разрозненными обрывками хроники минувших дней — близких и далёких. Отдельные сцены появлялись так, будто под закрытыми веками крутилось документальное кино. Другие, опутанные жестокой фантазией, загоняли сознание в душные провалы, и чёрный огонь, подступая к границам яви, иссушал губы и вытягивал из груди слабые стоны.

Ворон приоткрыл глаза, перевернулся на бок, рефлекторно щадя раненную руку, но так и не проснулся окончательно. Хроника продолжала течь кадр за кадром.

«Вы показали сегодня прекрасные профессиональные качества, — доктор Полозов улыбается молоденькой медсестре Оле, взирающей на него снизу вверх отважными серыми глазами. — Вот моя визитка. Будут проблемы — звоните». Вместо картонной карточки в пальцах брата Ворону чудится змеиная чешуйка, сверкающая золотом в лучах летнего солнца.

«Мы обязаны были вывести их в переход! — кричит Лис. — Как вывели Пашу! А теперь у Пятницы в руках сотни новых заложных…» В поле вспыхивает огненный круг. Исчезает железнодорожная насыпь, вагоны и пятнистые комбинезоны спасателей. Вокруг встаёт тёмный осенний лес. Горит фантомный костёр, а в центре его бьётся рыжий зверёк с облезлым хвостом. Ворон видит свою руку, протянутую в огонь. Два одинаковых голоса: «Гамаюн!», и через стену пламени переходит рыжеволосый юноша. Деревья и поляна превращаются в наполненный людьми зал аэропорта. «Борис. Борис Полозов!» Рыжий парнишка с тощей сумкой на плече замирает, оглядывается и торопливо шагает сквозь толпу пассажиров…

«Не смей соваться в дела Бера!» — ухмыляется изувеченный труп.

Трещит телефон, и не поднятая с рычага трубка шепеляво вещает: «…Он будет лежать на дороге окровавленным куском мяса. Холодный и мёртвый. И ты будешь смотреть на его труп, как на свой собственный»…

«Рядовой Полозов!» — «Брось, сержант. Они неделю друг с другом не разговаривают». — «Взвод! По местам!»… Рёв мотора. Пыль. Раскалённое солнце. Затаившиеся скалы. Горячий воздух обжигает грудь. Вздрагивает каменная земля. Грохот валится сверху. Валится всё: камни, борт БТР, рыжая пыль, солнечный свет, кровавая плоть. Крики замирают в кромешной тьме…

По расчерченному клетками старомодному ковру расставлены оловянные солдатики: войско русских витязей и чужие рыцари в рогатых шлемах. Гремит гонг. Ворон видит себя ярким блондином на белом разгорячённом коне, в золотом шлеме и красном плаще. Солдатики-витязи — послушные одноликие шеренги — поднимаются за спиной, готовые двинуться в бой против чёрной тучи теней, выстроившихся вдоль тёмного леса. Чёрный лидер поднимает меч, и розовое солнце затягивается грозовыми облаками. Сыплются стрелы, гремят щиты, ломаются копья…

Неподвижный лик чёрного лидера — знакомый, но неподлинный — качается под ресницами.

«Один живой! Носилки сюда!»… Один? Бьётся очнувшаяся мысль: почему один?.. На расчерченную белыми клетками площадку падает с неба иссиня-чёрный тюльпан. Гремит металл. Открываются огромные ворота в холодную тьму.

Грузовой отсек самолёта. «Нет! Он живой, слышите! Живой!»

Ворон застонал. Плечи конвульсивно дрогнули под воздействием отчаянного импульса, посланного сном.