Сюзан Ховач - Богатые — такие разные

• Название: Богатые — такие разные
• Автор: Сюзан Ховач
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-292-4

Действие романа «Богатые — такие разные» охватывает два десятилетия, разделяющие первую и вторую мировые войны. По воле автора то один, то другой персонаж занимают центральное место, но два героя остаются главными на протяжении всего повествования — обосновавшийся на Уолл-стрит «Банк П. К. Ван Зэйл энд Компани» и древнее британское поместье Мэллингхэм. И судьбы остальных героев определяются либо стремлением занять положение в Банке, либо желанием освободиться от циничного прагматизма, вернуть собственное «я» — молодость, веру, способность любить, — все, что дарили им дни и годы, проведенные в Мэллингхэме.

---

Он улыбнулся. Улыбнулся и я. Мы посидели молча, явно не расположенные друг к другу, и наконец он мягко сказал: «Разумеется, он обратил внимание на вашу фамилию. Для такого человека, как Чалмерс, такое аристократическое имя, как Ван Зэйл, таит в себе определенное неотразимое очарование».

Снова наступило молчание. Наконец, выдержав великолепную паузу, Макс Райшман как бы мимоходом заметил: «По-моему, у него есть дочь», — и на секунду в его холодных голубых глазах отразился весь цинизм прожженного дельца ньюйоркца.

Я подумал, не была ли эта мисс Чалмерс уродиной, или умственно отсталой, но вздохнул с облегчением, когда оказалось, что она жизнерадостная молодая женщина, с талией, которой могли бы позавидовать любые песочные часы. Меня также удивляло, почему старый Чалмерс так возмущался, видя ее всегда уравновешенной, и только после нашей женитьбы я понял: он, вероятно, боялся, что она скомпрометирует себя раньше, чем найдет себе хорошую партию. И если Мариэтта не была глупой уродиной, то несомненно была неразборчивой дурой.

Однако года через два Мариэтта стала утомительной и нудной, а дела тем временем пошли хорошо. Макс Райшман отделался от меня, избежав необходимости способствовать открытию моей собственной фирмы, но теперь я управлял частным банковским бизнесом, пока чужим, но который со временем несомненно станет моим. У меня был уже целый список клиентов. Мне предстояло лишь превратить первый банк второго класса в самый преуспевающий банк в городе.

Быть в Нью-Йорке банком второго класса не обязательно означало вторую категорию, потому что многие банки второго класса пользовались репутацией устойчиво процветающих. Они отличались от первоклассных инвестиционных банков в основном своими клиентами. Клиентами Моргана были ведущие компании Америки, а также иностранные правительства, тогда как клиентами Чалмерса были чаще всего предприятия, занимавшиеся торговлей по почте, или же группа швейных фабрик. Однако банк второго класса вполне мог быть влиятельным банком, и часто такие крупные банки, как, например, Моргана, прибегали к партнерству с солидными второклассными банками при сделках, вступать в которые напрямую им было не с руки. Если бы мне удалось вернуть своему банку утраченную репутацию, было бы всего лишь вопросом времени, когда я смогу наконец скрестить шпаги с банком «Клайд, Да Коста» на углу Уиллоу и Уолл-стрит.

Я много работал и не боялся риска. Я брался за любое попадавшееся мне дело и энергично боролся за новые вложения, рисковал, связываясь с клиентами, отвергнутыми другими банками, проворачивал сделки, от которых до этого все отказывались и глубоко залез в долги, живя как миллионер, чтобы находить и производить впечатление на крупнейших клиентов в городе. У меня был дом под Мэдисоном, карета, ландо и привезенный в 1904 году автомобиль даймлер-ландолет. Я содержал бесчисленное количество слуг, усыпанную драгоценными камнями красавицу жену, яхту, личный салон-вагон и коттедж в Ньюпорте, был членом четырнадцати различных клубов, давал шикарные балы и щедрые обеды и делал все для того, чтобы мое имя не сходило со страниц нью-йоркских газет, читавшихся потенциальными клиентами. Я ослеплял Нью-Йорк, вызывал ужас у банков умением обходить законы и приводил в ярость выскочек, пытавшихся меня дискредитировать, но отступавших перед моей древней родословной.

А кроме того делал большие деньги.

К сорока годам я уже не был мошенником, дурачившим Нью-Йорк видимостью того, что добился успеха. Я был мультимиллионером, все мои кредиторы своевременно получали свои деньги, и мой банк был самым сильным, самым заметным и самым богатым из нью-йоркских банков второго класса. Фирма теперь называлась «П. К. Ван Зэйл энд компани», так как тесть мой давно умер, а Мариэтта была уже моей бывшей женой. Мои враги предсказывали мне банкротство, а друзья прославляли меня как гения, но ни одному из них и в голову не приходило, что моя главная цель все еще не достигнута. Я не сомневался в мнении окружающих о себе: все мои амбиции сводятся к тому, чтобы одеваться как денди, жить как лорд, и спать с любой светской женщиной города.

Однако никто не отрицал моего успеха, и каждый, даже Джейсон Да Коста, искал моего общества.

«Хэллоу, Пол! Мы так часто встречаемся с вами последнее время, не так ли? Как дела?»

Ему было теперь сорок три года, его густые блестящие волосы были хорошо уложены, румяное, высокомерное, красивое лицо было все таким же, эффектным, а карие глаза все такими же холодными, полуприкрытыми и надменными. У него была манера лениво щурить глаза, скользя взглядом вниз по своему длинному носу. Женщины находили ее неотразимой, противники устрашающей, а мне она казалась просто смешной.

«Пол, я давно хотел вам кое-что сказать, верней, извиниться за свои злые слова в прошлом. Боюсь, что я был слишком избалованным, бесчувственным юнцом, и я надеюсь, что теперь во мне больше сострадания и человечности… Я по-прежнему верен своему обещанию, данному вашему отцу. Я поклялся ему как джентльмен и думаю, я в достаточной мере джентльмен, чтобы на меня можно было положиться».

В нормальных обстоятельствах я счел бы это помпезное изложение философии олигархии Восточного побережья заслуживающим, по меньшей мере, улыбки, но в тот момент всякий юмор был невозможен. Помолчав, я сказал: «Теперь у меня все в порядке. Я вылечился». — «О, конечно, я понимаю… — Он минуту или две бормотал что-то о том, что никогда в этом не сомневался. И наконец спросил: — И вы чувствуете себя хорошо, Пол?» — «Вполне хорошо, Джей». — «Прекрасно. Я рад за вас… Давайте поддерживать связь, Пол, если вы ничего не имеете против», — проговорил он с наигранной готовностью и скользнул от меня, затерявшись среди других присутствовавших на приеме банкиров, как крупная акула в огромной стае мальков.

Спустя месяц после того приема у Моргана я предложил Джейсону место среди моих привилегированных клиентов, получавших стопроцентный доход по железнодорожным акциям, которыми я занимался. Еще через два месяца он оказал какую-то услугу мне. Не прошло и полугода, как он пригласил меня в свой банк, чтобы обсудить вопрос о совместном финансировании нового медного рудника в штате Юта.

«Вы так любезны, — заметил я. — А что, мой дядя тоже участвует в этом?» — «О, господин Клайд почти отошел от дел, но к этой сделке он действительно проявляет интерес». — «Тогда я прошу вас обязательно прийти ко мне в офис на Уиллоу-стрит и позволить мне быть хозяином этой встречи. Надеюсь, что от нее не откажется и господин Клайд».

Выдержав паузу, Джей обдумал ситуацию и решил, что ничего не потеряет, а, наоборот, приобретет полезного союзника в финансировании флотационной добычи меди. «Я поговорю с господином Клайдом», — сказал он.

Дядя Люциус возражал, ссылаясь на свой артрит. Я сказал, что сделка подготовлена, и Джей, недовольный упрямством дяди, доставил его ко мне в офис в инвалидной коляске.

«Дядя Люциус! — воскликнул я. — Как приятно!» — От моего теплого рукопожатия по нему пробежал холодок. «Я полагаю, что могу поздравить вас, Пол», — пробормотал он себе в усы. — «Почему бы и нет, дядя Люциус! — сказал я с нежнейшей улыбкой. — Впрочем, вам следует поздравлять лишь самого себя. Ведь это вы натолкнули меня на мысль стать банкиром».

Дядя Люциус побагровел, но ничего не сказал. Джей выглядел настороженным. Я молча наблюдал за ними, пока подавали херес и кекс, и размышлял о том, как приятно, что мой дядя был теперь просто пассивным партнером, тогда как бразды правления фирмой были в руках Джея.

Мы принялись обсуждать сделку. Минут через десять дядя Люциус оживился, а через полчаса и разговорился до того, что я поднял руку, приглашая его помолчать, и заметил Джею: «Может быть, попросить откатить его отсюда? Старческий маразм так утомителен, и, согласитесь, его участие в нашем разговоре совершенно бесполезно».

Джею не были свойственны колебания. Люциус Клайд был выведен за скобки, и я заговорил о будущих доходах. Как талантливый банкир, Джей знал, как свести к минимуму свои расходы.

«Я понимаю, что Пол проявляет чрезмерную жесткость, господин Клайд, — тихо сказал он, глядя в побелевшее, как лист бумаги, дядино лицо, — но мне нечего ему возразить. Для блага фирмы…»

После того как дядин слуга выкатил коляску из кабинета, мы с Джеем несколько секунд молча смотрели друг на друга. Я понимал, что он мысленно оценивал меня, как, впрочем, и я его. В таинственных мрачных глубинах океана, каким был Уолл-стрит, одна акула салютовала другой.

Самым парадоксальным во всем этом было то, что мы были превосходной парой. Когда-то я думал, успех пришел к Джею просто, благодаря везенью и хорошим связям. Теперь же я твердо знал то, о чем давно догадывался: он был человеком, способности которого удачно дополняли мои собственные. Каждый из нас был талантлив по-своему. Джей обладал головой настоящего финансиста, искусством оперировать цифрами и даром построения сложных умственных абстракций, поражавших своей оригинальностью. Я же был наделен талантом спекулянта и смело рисковал деньгами. Я вполне мог организовать поглощение какой-нибудь фирмы с миллионными активами и с акциями нескольких типов или продать синдикат, в котором заинтересованы полторы сотни человек, расплатившись с каждой стороной до последнего цента. Но мой успех как банкира определялся главным образом тем, что я всегда знал, какие компании были готовы к слиянию, а какие нет, кто мог бы организовать синдикат и кого не следует вовлекать в это дело, кто мог активно действовать и кто оставался аутсайдером. Знал я также и то, как извлечь наибольшую пользу из собственного персонала. Я служил примером, работая сам больше любого другого, и всегда благоволил к тем, кто пытался работать больше, чем я. Джей, который также работал очень много, держался в стороне от своего персонала, и поэтому мало влиял на него. Недостаток его состоял в том, что, никогда не выходя за пределы своего класса, он был неизлечимо чванлив, и даже на выпускников Гарварда смотрел свысока, поскольку они не были выпускниками дорогого ему Йеля. Однако его финансовые мозги в сочетании с моим азартом делали из нас поистине грозную пару.