Фриц Лейбер - Ночь волка

• Название: Ночь волка
• Автор: Фриц Лейбер
• Издательство: А.С.К.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-7707-0647-3

---

Еще через десять минут:

— Я должен что-то сделать. Фэй прав. Я виноват во всем. Он только ученик, а именно я — старый колдун.

Пять минут спустя, уныло:

— Возможно, это судьба человечества — создать живые машины и потом исчезнуть из Вселенной. Если только мы не понадобимся щекотунам, как, черт подери, лошади кочевникам.

Еще через пять минут:

— Может быть, кто-нибудь и смог бы придумать цель жизни для щекотунов. Даже религию — Первая Церковь Щекотуна Пух-Баха. Но я ненавижу продавать другим людям духовные идеи, и это все равно не помешало бы щекотунам паразитировать на человечестве…

Когда он пробормотал эти последние слова, его глаза вдруг расширились, как у маньяка, и улыбка растянула рот до ушей. Он встал и направился к двери.

— Что ты собираешься делать? — прямо спросила Дейзи.

— Просто выйду и спасу мир, — ответил он ей. — Может, я вернусь к ужину, а может и нет.

VIII

Дэвидсон оттолкнулся от стены, на которую опирались он и его тринадцатикилограммовый щекотун, и двинулся, чтобы перекрыть выход в холл. Но Гастерсон просто подошел к нему. Он тепло пожал ему руку, посмотрел прямо в глаза его щекотуну и сказал звенящим голосом:

— У щекотунов должно быть свое собственное тело! — Он выдержал паузу, а потом небрежно добавил: — Пойдем навестим вашего босса.

Дэвидсон выслушал указания и наконец кивнул. Скучающе следил за Гастерсоном, когда они шли по холлу.

В лифте Гастерсон повторил свою фразу второму охраннику, в роли которого подвизалась прыщавая девица, только теперь она была уже в туфлях. На этот раз он добавил:

— Щекотуны не должны быть связаны хрупкими телами людей, которых надо постоянно и вдумчиво контролировать, стимулировать наркотиками и которые не умеют даже летать.

Пересекая парк, Гастерсон остановил солдата с горбом и сообщил ему:

— Щекотуны должны перерезать ремешки, разорвать серебряный шнур и выйти в открытую Вселенную, чтобы найти цель своего существования. — Дэвидсон и прыщавая девица не вмешивались. Они просто ждали и наблюдали за ним, а потом повели его дальше.

На эскалестнице он поведал кому-то:

— Жестоко привязывать щекотунов к плохо соображающим, медлительным людям, в то время как щекотуны могут думать и жить… в десять тысяч раз быстрее, — закончил он, извлекая цифру из глубин своего подсознания.

К тому времени, как они спустились вниз, весть приняла следующий вид. «У щекотуна должна быть своя собственная планета».

Они так и не нагнали Фэя и, хотя в течение двух часов под звездами подземелья они плавно скользили по движущимся тротуарам, застать смогли только слухи о его недавнем присутствии. Было очевидно, что босс-щекотун (а именно так они все называли Пух-Баха) вел весьма энергичный образ жизни. Через каждые тридцать секунд всем без исключения Гастерсон продолжал сообщать свою весть. Под конец он почувствовал, что делает это почти отключившись, в полузабытьи. Его разум, подумал он, стал приспосабливаться к общему телепатическому разуму щекотунов. Но в тот момент он не придал этому никакого значения.

Через пару часов Гастерсон понял, что он и его сопровождающие становятся частью двигающейся массы людей — потока такого же неразумного, как и ток кровяных телец в венах, но в то же время смутно целенаправленного — по крайней мере, возникало чувство, что это движение происходит по велению высшего разума.

Поток направлялся на поверхность. Все движущиеся тротуары, казалось, вели к вестибюлям и эскалестницам. Гастерсон обнаружил, что он только частичка людского потока, движущегося на фабрику по производству щекотунов, находившуюся по соседству с его домом, или на другую фабрику, очень на нее похожую.

После этого сознание Гастерсона затуманилось. Словно разум, больший, чем его собственный, взял на себя все заботы о нем, а ему разрешалось и даже вменялось в обязанность все время мечтать. Он смутно сознавал, что с тех пор, как он покинул дом, прошел уже не один день. Он знал, что выполняет кое-какую подсобную работу: один раз он приносил еду людям, это были люди, лихорадочно работавшие на конвейере, — людские руки и клешни щекотунов трудились вместе над серебристыми механизмами, которые, подскакивая, двигались по огромному конвейеру; в другой раз он подметал груды металлической стружки и другого мусора в сером коридоре.

Две другие сцены сохранились в памяти немного лучше прочих. В стене без окон была выбита брешь футов в двадцать. Над улицей сияло голубое небо, его свет больно резал глаза, а под ним зиял обрыв во много этажей. Мимо проходила цепочка людей. Когда каждый из них оказывался во главе процессии, его (или ее) щекотун церемонно отстегивался от плеча и приваривался к серебряному бочонку с гладкими заостренными краями. Сварочные искры походили на красные звездочки. В результате получалось нечто, выглядевшее — по крайней мере, в случае с шестью моделями, — как обрубленная серебряная подлодка игрушечных размеров. Затем она начинала тихо гудеть, поднималась над полом и медленно вылетала через голубой пролом в стене. А потом следующий человек со щекотуном на плече делал шаг вперед для обработки.

Вторая сценка происходила в парке, снова над головой было голубое небо, но огромное и высокое, ничем не ограниченное, а по нему, подобно кораблям, плыли белые облака. Гастерсона и других людей выстроили в ряд, и этот неровный ряд простирался вдаль, насколько хватало глаз. Играл военный марш. Над головой висела стая серебристых маленьких подлодок, выстроившихся в воздухе в большем порядке, чем люди на земле. Музыка достигла того наивысшего предела, который заставляет сердце биться чаще. Щекотун, находившийся прямо над Гастерсоном, повел своей трехшарнирной ручонкой (словно говоря: «А теперь — кто знает, как все будет?»), и этот жест навсегда остался в памяти Гастерсона. Потом щекотуны взлетели прямо вверх на своих новых блестящих тельцах. Так начался отлет серебряных гусей… серебряных мошек… и люди вокруг Гастерсона разразились нестройными ликующими возгласами…

Эта сцена стала тем переломным моментом, после которого к Гастерсону начали понемногу возвращаться разум и память. Он походил, перекинулся парой слов с тремя-четырьмя людьми, с которыми познакомился, в полузабытьи, а затем направился домой ужинать — опоздав на три недели и пребывая в состоянии полной дезориентации и истощения, как вышедший из спячки медведь.

IX

Шестью месяцами позже Фэй ужинал с Дейзи и Гастерсоном. Коктейли были разлиты в бокалы, дети играли в соседней квартире. Прозрачные фиолетовые стены осветились, а потом потускнели, когда солнце село за горизонт.

Гастерсон сказал:

— Я слышал, за орбитой Марса щекотун продырявил космический корабль. Интересно, куда сейчас направляются эти ребятки?

Фэй начал было заламывать руку в знаменитом жесте, но с гримасой на лице прервал это движение.

— Возможно, вообще за пределы Солнечной системы, — предположила Дейзи, которая недавно покрасила волосы в красный цвет, цвет пожарной машины, и носила красное трико.

— У них впереди изматывающее путешествие, — сказал Гастерсон, — если только в дороге они не изобретут гиперэйнштейновский привод.

Фэй снова скривился — он все еще выглядел осунувшимся — и грустно сказал:

— А не хватит ли разговоров о щекотунах?

— Пожалуй, хватит, — согласился Гастерсон, — но меня интересует судьба этих ребяток. Они так серьезно и усердно относились ко всему. Ты ведь знаешь, что я до сих пор не решил их проблемы. Я просто переложил ее на чужие плечи. Кроме шуток, — поспешно добавил он.

Фэй воздержался от комментариев.

— Кстати, Гасси, — сказал он, — Красный Крест уже сообщил тебе о медали за спасение мира, к которой я тебя представил? Я знаю, ты считаешь, что сам факт награждения медалью за спасение мира смешон, особенно когда ее выдают всем главам государств, которые не начали атомную войну, находясь у власти, но…

— Чтоб ты нисколько не сомневался, — сказал ему Гастерсон, — я парнишка не гордый, Фэй. Я нашел бы применение целой куче медалей за спасение мира. Я бы поднял панику на рынке старого золота. Но сейчас эти вещи меня не волнуют. У меня на них нет времени. Сейчас я обдумываю целую пачку новых изобретений.

— Гасси, — резко сказал Фэй, и его лицо стало тревожно напряженным. — Ты забыл о своем обещании?

— Конечно нет, Фэй. Мои новые изобретения не предназначаются для «Микро» или других фирм. Это вполне оправданная часть моих литературных исканий. Дело в том, что в моем следующем романе о безумии речь идет о сумасшедшем изобретателе.

Вопреки тактическим победам вроде той, что выпала на долю Гасси, Алчность и Страх продолжали свое шествие рука об руку. В конце концов, они использовали обе свои свободные руки для того, чтобы нажать на кнопки.