Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012)

• Название: Просто мы научились жить (2010-2012)
• Автор: Александра Соколова
• Издательство: © Александра Витальевна Соколова 2010-2012
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012

От автора: До сих пор поверить не могу, что я это делаю. Но что-то в глубине души говорит, что всё должно закончиться там же, где и началось.

Не знаю, остались ли здесь еще те люди, с которыми мы бок о бок шли вдоль написания предыдущих двух книг. Буду рада, если да.

Но, так или иначе, закончится всё тут, где началось однажды много лет назад. Где одна юная девушка встретила в залитой комнате светом другую. И эта встреча изменила не только их жизни, но и мою тоже.

Пожелаем им удачи. И посмотрим, что из этого выйдет.

Текст взят: http://www.rxwp.ru/include/phpBB/viewtopic.php?f=28&t=12464

---

Шагая по темной улице к Лёкиному дому, Женька спрятала руки в карманы и крепко прижала их к бокам, потому что не хотела ни к кому прикасаться, пусть даже и случайно. Впервые в жизни она ощущала себя грязной. Ксюхины слова до сих пор отдавались в висках тяжелыми ударами, от этих ударов плечи напрягались, а локти прижимались к бокам теснее и жестче.

Где же предел подлости человека? Что заставляет его лгать так мерзко и изощренно? Придумывать самое болезненное, самое ужасное и тяжелое?

«Это зависть, – подумала Женя, – самая обычная зависть. Она может быть как движущей силой развития, так и наоборот – разрушающей машиной подлости и лжи. А ложь, в свою очередь, способна разобщить. Или сблизить – если это чужая ложь».

Лёка сидела на полу, когда Женька вошла в её комнату. Она что-то клеила из тонких полосок бумаги, руки её, щеки и лоб были измазаны красной краской, а на белой футболке отпечатались невнятные сине-зеленые пятна.

– Не вставай, и не говори ничего, – велела Женя, не дав подруге и рта раскрыть, – я кое-что скажу сейчас, а ты молчи пока. И не обижайся на то, что я скажу – это несусветная чушь, но я должна сказать, потому что мы друзья и между нами не должно быть секретов.

Воспользовавшись паузой, Лёка кивнула и вытерла руки измазанной донельзя тряпкой. Она по-прежнему сидела на полу, на коленках, упершись ладонью в палас и пристально глядя на взбудораженную Женю. Чертята в синих глазах удивленно замерли и раскачивались, готовясь к неожиданностям.

– Ксюха сказала, что ты лесбиянка, – выпалила единым махом собравшаяся с духом Женька. И заговорила быстро-быстро. – Я знаю, что это неправда, и полная чушь, и прости, что я передаю тебе её слова, но мне кажется, что ты должна знать, и мы должны придумать, как прекратить эти дурацкие слухи, а то ты ведь знаешь, как Ксюха любит поболтать – не хватало еще, чтобы вся общага повторяла за ней этот бред, или – и того хуже! – весь студгородок. Надо пойти и поговорить с ней, потому что она же не просто так придумала эту чушь – видимо, она за что-то злится на тебя, или на меня, или на нас обеих вместе, или…

Она продолжала говорить, а Лёка всё смотрела и смотрела на неё, не произнося ни слова, и чертики в глазах грустно покачивали головами. Во всей её позе было что-то покорное – она будто согнулась под тяжестью невидимой ноши, и только пересечение взглядов не давало ей сломаться окончательно.

Женька поняла не скоро. Понадобилось еще несколько несвязных предложений, прежде чем она позволила себе осознать то, что было понятно с самого начала.

Всё это правда. Всё именно так, как сказала Ксюха.

Она поняла, но не остановилась. Невозможно было прервать поток слов, невозможно было отвести взгляд, потому что она знала – как только это случится, всё изменится, и никогда уже не будет как раньше. И одна продолжала говорить, а другая – смотреть.

– Знаешь, когда она мне сказала этот бред, я хотела её ударить. Сильно-сильно, чтоб не повадно было больше такую чушь нести. Но не ударила. Наверное, ты была права, и я просто маленькая. А еще я, наверное, трус, потому что не дала ей отпор, а сразу убежала сюда, к тебе. Ну и что, что я трус, правда? Теперь мы вместе пойдем к ней и скажем, что она идиотка, и заставим её прекратить говорить эти глупости. Ты же знаешь – с тобой рядом я сильная, очень сильная, самая-самая сильная на свете.

Чертики терли глаза кулачками и, один за другим, прятались в зрачках. Женькины руки безвольно повисли вдоль тела, дыхание перехватывало, но она упорно продолжала говорить.

«Только не остановиться, – молилась она про себя, – только продолжать говорить, и всё останется как раньше. Еще всего лишь несколько минут она будет прежней. Еще несколько секунд».

– Просто мне кажется, что такие вещи нельзя говорить даже если это вдруг правда. Но к тебе же это вообще никак не относится, поэтому она просто не имела права. Знаешь, думаю, я всё же скажу ей всё, что думаю об этой дурацкой шутке. Пошла она к черту с таким юмором! Пойдем, Лёк, покажем этой идиотке, где раки… зимуют.

Последнее слово далось ей с явным трудом. Она замолчала, провожая взглядом последнего чертенка, спрятавшегося в глубине влажных Лёкиных зрачков. Тяжелая тишина с силой надавила на уши, а изнутри ей навстречу ринулся, растопыривая пальцы-палочки, стеклянный человечек.

Женя почувствовала, что её щеки стали мокрыми.

«Странно, – подумала она, – я ведь не плакала».

Опустила взгляд, проверила застежки на сандалиях, и вышла. Всё кончилось, – вертелось вокруг навязчивым шепотом. Всё просто кончилось.

Но она ошиблась. Закончилось не всё. Лёка не появилась в общаге ни на следующий день, ни через неделю. Канули в лету ежеутренние прогулки к морю, и из института Женька теперь возвращалась чаще одна, реже с Виталиком. Никто не знал, что произошло – Ксюха хранила страдальческое молчание, а Женька делала вид, что ничего не случилось. Вечерами она приходила к Виталику, усаживалась на пол у его коленей, и сидела так, пока он учил лекции или решал задачи по матану.

Вопреки Ксюхиным прогнозам, в постель никто никого не тащил. Напротив – Виталик целовал Женю с особой нежностью, исключающей даже намек на большее. Запускал ладонь в её волосы, гладил, усаживал к себе на колени и укачивал, как маленькую. В эти минуты нежности они становились так близки, что было чувство, словно каждый из них – естественное продолжение другого. Сплетенные ладони являли собой единый клубок радости и неги, а в соприкосновении губ твердость встречалась с мягкостью, образуя сладкое кольцо чувственности.

– Я тебя люблю, – эти слова не единожды готовы были сорваться с Женькиных губ, но почему-то всякий раз что-то её останавливало. Стеклянный человечек втыкал палочку в сердце, ворошил, и слова пропадали, заменялись другими или исчезали вовсе.

– Мышонок, – так говорил Виталик. Очень редко, только когда они были вдвоем, – посиди тихо, мне нужно подготовиться к лабе.

И Женька послушно сползала с его коленок на пол, обнимала голени, и долго-долго сидела так, тая от тихого шелеста страниц и уже почти переставшего звучать в ушах «мышонка».

С Лекой они увиделись через две недели, когда воспоминания о разговоре с Ксюхой уже перестали вызывать мучительные вспышки боли. Столкнулись случайно. Женька шла с пары по химии из корпуса «Г», а Лёка выходила из магазина на перекрестке. Женька споткнулась и застыла. Лёка моргнула и выронила пачку сигарет. Женька отвернулась и пошла дальше. Лёка осталась стоять.

– Мы не ссорились, – только и сказала Женька на пороге триста одиннадцатой в ответ на Кристинкин вопрос, и упала на кровать, – просто не хочу её видеть.

– Ковалева, не ври мне. Просто так в этой жизни ничего не бывает.

Кристина готовила обед – чистила картошку, сидя у знаменитого расписанного красками под хохлому стола. Однако это не помешало ей скосить глаза на Женьку и увидеть раскрасневшееся лицо и горящие глаза.

– Я не вру, правда. Бывает, что дружба просто заканчивается.

– Ой, брось ты. Дружба как любовь – она может стать другой, но закончиться не может. Или это была не дружба.

Женька отвернулась и засопела обиженно. Ей очень хотелось хоть с кем-то поделиться случившимся, но было страшно. Во-первых, проговорить вслух означало бы признать, что это на самом деле произошло. А во-вторых, ужасно трудно было произнести то самое слово – постыдное, отвратительное, которое теперь будто плохо склеенный ярлык повисло на Лёке.

– Значит, это была не дружба, – заявила она минуту спустя.

– Ага, – согласилась Кристина, – вы просто провели вместе пару месяцев, не расставаясь. А в остальном – нет, не дружба. Кому ты врешь, Ковалева? Ты же с ней времени больше проводила, чем с Виталиком. А теперь она даже носа в общагу не показывает.

Женьку будто холодной водой облили. Нет-нет, не права Кристина, не может быть права! Конечно, с Виталиком они встречались не так часто, как хотелось бы, но с Лекой гуляли вовсе не чаще. Или чаще? Господи, нет, Ксюха не может быть права, это не может быть правдой, не может.

– Она лесбиянка, – почти выкрикнула доведенная собственными мыслями до отчаяния Женя, – понятно? Поэтому мы больше не общаемся.

Кристина вытерла руки о полотенце и переложила очистки от картошки с газеты в целлофановый пакет. Затем она достала разделочную доску, большой нож и принялась один за другим нарезать круглые клубни соломкой.

– Ты знала, – удивленно констатировала Женька. Вопреки ожиданиям, легче ей не стало – мысли в голове будто утроились, учетверились, и продолжали размножаться, – и не сказала мне.

– Видишь ли, Ковалева, – начала Кристина, не отрываясь от картофеля, – знала не только я. Знали все. Проблема в том, что мы не знали, как тебе об этом сказать. Иногда ты вела себя так, как будто тоже знаешь. А иногда – как будто нет.

– Все?

На Женьку было жалко смотреть – она сидела на кровати нахохлившимся мышонком – взъерошенная, с вытаращенными глазами и очень удивленным выражением лица. На контрасте с уверенной Кристининой спиной, её осанка казалась поникшей и несчастной.