Сергей Волков - Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

• Название: Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.
• Автор: Сергей Волков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5–227–01386–1

Книга «Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.» представляет собой четвертый том серии, посвященной истории Белого движения в России, и знакомит читателя с воспоминаниями участников событий и боев в Петрограде, Москве, Оренбурге, Ярославле, Крыму, Северном Кавказе, Урале, Средней Азии.

В книге впервые с такой полнотой представлены свидетельства не только руководителей этих акций, но и ее рядовых участников, позволяющие наглядно представить обстановку и атмосферу того времени, психологию и духовный облик первых добровольцев. За небольшим исключением, помещенные в томе материалы в России никогда не издавались, а опубликованные за рубежом представляют собой библиографическую редкость.

Том снабжен предисловием и обширным комментарием, содержащим несколько сот публикуемых впервые биографических справок об авторах и героях очерков.

Книга входит в новую серию под названием «Россия забытая и неизвестная», издание которой осуществляет издательство «Центрполиграф».

Книга, как и вся серия, рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся отечественной историей, а также на государственных и общественно–политических деятелей, ученых, причастных к формированию новых духовных ценностей возрождающейся России.

---

— Вот это спасибо, поручик, за приятную новость. А то неведение, что с собою делать, довольно тяжелое чувство. Пока я введу в помещение свою роту, вы разъясните вашим юнкерам полученную задачу, — сделал я предложение.

— Слушаюсь, господин поручик! Разрешите пойти? — входя в роль подчиненного мне по службе, официально строго ответил поручик Скородинский.

— Да!.. Фельдфебель 2–й роты ко мне! — крикнул я в темноту, и в свою очередь, начал распоряжения, радостно встреченные юнкерами.

Через несколько минут я вводил роту в комнаты 1–го этажа.

Я видел, как юнкера располагались у окон, всматриваясь в происходящее на площади, как приспосабливались лечь на полу, покрытом коврами. Я слышал их неуверенные формулировки ощущений, получаемых ими от обстановки комнат, в которых еще недавно, года нет, была атмосфера уюта личной жизни наших земных богов. Я понимал их стесненные тяжелые движения членами тела, словно налившегося пудами какой‑то невероятной тяжести. И видя, и слыша, и понимая их, я жалел и болел душою за них, и за себя, и за грех.

Мы ждем. И видно, это давало мне силы, не понимая себя, не контролируя своих распоряжений, отдавать их в таком виде, что, выполняя их, достигалось поставленное мною задание. «Не мудрствуй!» — твердил я себе.

Теперь не время! Но… тщетно пытался я взять себя в руки. И не я один мучился. Юнкера, которые были на дворе просты и естественны, здесь томились и были странны.

Я несколько раз обращался то к тому, то к другому из тех, мысль и чувства которых играли на лицах их. Я обращался к ним как брат к брату, а не начальник к подчиненному, так как это ощущение мною было утеряно с момента проникновения в эти комнаты. Я что‑то говорил, на что‑то жаловался, чего‑то хотел — но что, чего — не знаю…

Но время делать свое дело.

Постепенно мысль прояснилась, чувства обрели покой, и я снова получил способность отдачи себе отчета в поступках и обстановки момента. И мне стало легче. Вот явилось желание и юнкерам передать это облегчение. А для этого я попробовал вникнуть в возможные мероприятия.

Оказывается, голова работает. Мысль такие меры нашла. И энергия снова во мне закипала.

— Вы бы заснули, — убеждал я молчаливо сидевшую парочку друзей юнкеров с горящими глазами, окаймленными налившимися синевой под яблочными мешками.

— Пробуем, но не выходит. Обстановка давит, — конфузливо признаются юнкера.

— Да это верно. Я вас понимаю. Но необходимо сохранить силы. Бог знает, что нас еще ждет впереди. Право, перестаньте думать и отдохните, — пробовал я урезонить их.

— А хорошая мебель, — выскочил кто‑то из юнкеров с трезвой оценкой вещей, находившихся в комнатах.

— Да, тут как‑то все сохранилось на месте — не успели растащить иди же рассказы о грабежах чистый вымысел, — подхватил я затронутую тему, чтобы развить ее и отвлечься от других.

— Ну нет. Тут массу растащили, но надо отдать справедливость Керенскому. Он горячо и настойчиво требовал сохранения в целостности вещей, объявляя их достоянием государства. Но разве усмотришь за нашей публикой. Особенно дворцовыми служащими и той шантрапой, что набила дворец, — заметил один из разлегшихся на полу юнкеров.

— А вы видели молельню, господин поручик? Там есть такие образа, что им цены нет.

— Да, видел, но в нее не входил. Не смог себя заставить. Ведь там государыня Богу молилась И мне казалось, что если я войду туда, то это будет кощунство. Ведь мы здесь не гости по приглашению хозяев дворца, а игрушка в руках судьбы, занесенная ею сюда для тех достижений, которые еще сокрыты от нас. Поэтому я не смел войти в нее. И даже если вы мне сказали, что наша жизнь была бы охранена стенами ее, я и тогда не вошел бы в нее и никого добровольно туда не впустил.

— А Керенский немножко иначе мыслит, — начал опять кто‑то говорить о Керенском, но его перебили возгласы из соседней комнаты.

— Где господин поручик? Доложите, что казаки пришли и располагаются к коридорах и в комнатах около молельни и хотят так же занять ее.

— Казаки! Какие казаки? Откуда? — И я бросился в коридор. Коридор уже был набит станичниками, а в него продолжали втискиваться все новые и новые.

— Где ваши офицеры? Где командир сотни? — обратился я с вопросом к одному из бородачей уральцев. Он махнул головой и не отвечая продолжал куда‑то проталкиваться через своих товарищей.

«Что за рвань? — соображал я, смотря на их своеобразные костюмы, истасканные до последнего — Э, да у них дисциплина, кажется, тоже к черту в трубу вылетела Хорошенькие помощники будут…»

— Эй! Станичники, кто у вас здесь старший? — снова обратился я с вопросом, но уже к массе.

— Всяк за себя — а на что тебе? — раздались два слабых ответа среди гама, с которым они продолжали продвигаться по коридору, частью заваленному какими‑то большими ящиками, о которых острили, что Керенский не успел их с собою забрать по причине преждевременного исчезновения.

Услышав эти своеобразные ответы, я было чуть не разразился бранью за нелепость их и за игнорирование во мне офицера.

«Смотри — среди них нет почти молодежи, это все старших возрастов. Ага, то‑то они и явились сюда», — проталкиваясь среди казаков к стоявшему на ящике и следившему за движением казаков подхорунжему, подумал я.

— Хотя на большом заседании представителей совета съезда казаков и говорено было о воздержании от поддержки Временного правительства, пока в нем есть Керенский, который нам много вреда принес, все же мы наши сотни решили прийти сюда на выручку. И то только старики пошли, а молодежь не захотела и объявила нейтралитет.

— Так, так. А где офицеры ваши?

— Да их не много, пять человек с двумя командирами сотен. А они к коменданту дворца пошли. Их позвали туда… Эй, вы, там, давай пулеметы туда в угол, вот разместится народ, тогда и их пристроим… А вы давно здесь? — уже обращаясь ко мне, продолжал подхорунжий, крепкий бородатый казак.

— С полудня. Ходили уже к телефонной станции, да толку не вышло, — уклончиво ответил я. — Вот что я вас хотел попросить, — продолжал я. — Здесь молельня царя есть. Так чтобы в нее не ходили.

— Зачем толкаться туда, казаки сами не пойдут, разве который пред образом лоб перекрестить захочет. Вы не думайте, поручик, станичники понятие большое имеют, — смотря мне прямо в глаза, добавил подхорунжий.

— Вот это спасибо. Ну, я побегу к своим, а вы, значит, располагайтесь, как можете, а когда придут ваши офицеры, пошлите сказать мне, — спрыгивая с ящика, попросил я.

— Слушаюсь, господин поручик, — вслед ответил подхорунжий.

Придя к первому взводу, где было назначено место моего пребывания для юнкеров связи, я застал поручика Скородинского и юнкера Гольдмана, явившегося с приказанием от капитана Галиевского. Но не успел я открыть рта для вопроса, что есть нового, как из соседней комнаты, слева расположенной, угловой, выходящей окнами на Миллионную улицу, вбежало двое юнкеров.

— Господин поручик, — разлетелись они ко мне.

— Стоп. По очереди. Говорите вы, в чем дело?

— Господин поручик, казаки нас выставляют из угловой комнаты. Взводный командир приказал просил вас прийти.

— Они ничего слушать не хотят и располагаются в комнате так, словно в конюшню явились, — возмущенно докладывал юнкер.

— А вы что хотите? — справился я у второго.

— У нас та же картина, господин поручик, но, кроме того, хотят еще в молельню пойти. Их не пускает часовой, а они кричат, что, может, умирать придется, так чтобы помолиться туда пустили. «Нам будет очень приятно помолиться там, где сами цари молились, — кричат они, — а вы не пускаете, жидовские морды». Часовой из наших евреев оказался. Юнкера обижались, и если вы не придете, то еще дело до драки дойдет, — с еще большею растерянностью доложил второй Юнкер.

«Смех и грех, — пронеслось в голове. — Это теперь не оберешься скандалов с этими бородатыми дядями».

— Александр Петрович, — пока только кончили свои доклады Юнкера, обратился ко мне поручик Скородинский, — вот как раз капитан Галиевский через юнкера связи приказывает отдать левую часть этажа обороне казаков, так как у них есть пулеметы, а нам сосредоточиться лишь в расположении моей роты.

— Ну прекрасно. Передайте в ваши взводы командирам взводов, чтобы они их привели в комнаты направо, — отдал я распоряжение юнкерам. — Фельдфебель Немировский! — обратился я к стоявшему невдалеке фельдфебелю 2–й роты и прислушивавшемуся к происшедшим докладам.

— Я здесь, — подлетел он со своею пружинностью в манере вытягиваться при обращении офицеров к нему.

— Наблюдайте за отданным приказанием. Да чтобы все это быстро было исполнено. Я буду при 1–м взводе 1–й роты. А пока пойдемте к молельной комнате, — предложил я Скородинскому, — посмотреть, что там за антраша выкидывают станичники, а то еще действительно врукопашную схватятся.