Валерий Болдин - Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева

• Название: Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева
• Автор: Валерий Болдин
• Издательство: Республика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5—250—02532—3

Автор книги, в прошлом руководитель аппарата Президента СССР, помощник генерального секретаря ЦК КПСС, более десяти лет работал с М. С. Горбачевым — до августа 1991 года. Он стал свидетелем многих драматических событий, развернувшихся в нашей стране, борьбы за власть и смены за короткий срок четырех лидеров партии. Размышляя о причинах развала Советского Союза, крушения КПСС, В. И. Болдин приводит многие малоизвестные факты деятельности руководителей партии, работы Политбюро и Секретариата ЦК. Он предлагает читателю свое собственное видение и оценку происшедшего, уделяя особое внимание восхождению к вершинам власти М. С. Горбачева. Точку зрения автора можно принимать или оспаривать, но она имеет право стать известной читателю.

---

Из Узбекистана продолжали поступать десятки и сотни писем о нарушении сдачи и приема хлопка, комбинациях, происходивших вокруг этого. Что нельзя было опубликовать из-за сложности проверки, я направлял в ЦК КПСС или КГБ СССР, тогда еще Ю. В. Андропову. Правда, ответов я никогда не получал, хотя очевидно, что Андропов все знал и, когда пришел в ЦК, начал усиленно проверять все дела, что привело в конечном счете к инфаркту и смерти Рашидова.

Размышляя сегодня о том времени и о Рашидове, я прихожу к выводу, что это был, несомненно, незаурядный человек, достаточно мудрый, чтобы не дать волне национализма разгуляться в такой республике, где проживали сотни тысяч русских, украинцев, представителей других народов, но властный и жесткий. Сам журналист и писатель, Рашидов ценил пишущих людей, издавна имел друзей в газетах и часто, уже будучи кандидатом в члены Политбюро, приходил к редактору отдела науки «Правды», своему старому товарищу и, как он говорил «учителю». Рашидов пользовался популярностью среди лидеров Азии, Африки и Южной Америки. Он много сделал для республики. Строительство каналов и сети орошения, увеличение производства хлопка, развитие науки, литературы и искусства в республике, широкое строительство, в том числе возрождение Ташкента после разрушительного землетрясения, — это и его заслуга. Но он не мог не быть детищем своего времени, тех нравов, что царили тогда в стране. Как и Брежневу, ему были присущи многие пороки, он закрывал глаза на чудовищные негативные процессы, о которых не мог не знать. Именно при нем в республике процветали все формы чинопочитания, мздоимство, приписки, коррупция. Думаю, он многое знал, многое делалось с его явного или молчаливого согласия. И оправданием этому не может служить то, что он вынужден был действовать по сложившимся в ту пору в стране правилам игры. Московское начальство во многом способствовало созданию условий для различных злоупотреблений уже тем, что не проверяло положение дел на местах и пресекало сигналы о нарушениях в республике или направляло их для проверки тем, на кого жаловались люди.

Наверное, это будет не полный портрет лидера, и только время покажет, кто и насколько ошибался в оценке этого крупного партийного и государственного деятеля.

И вот теперь на XIX партконференции вопросы «узбекского дела» стали постепенно заслонять конструктивные обсуждения проблем современной жизни партии и общества. И вылазка В. Коротича, как считали, была не случайна. Кому-то очень хотелось доказать, что руководство партии преступно и коррумпированно, а сама партия по своей сути антинародна и кровожадна. Ну, если не доказывать, то хотя бы бросить тень, поставить под сомнение все сделанное в стране за семь десятилетий, опорочить имеющиеся достижения. Конечно, для этого было изыскано немало всяких «доказательств». Каждый факт о привилегиях аппарата взрывал аудиторию. Делегаты выступали с требованиями разобраться, куда идут их деньги, на что «жирует» партийное начальство.

Взвинченность делегатов объяснялась не в последнюю очередь и теми фактами, которые стали известны новому поколению коммунистов о сталинских преступлениях в 30—40-х и в начале 50-х годов. Для старшего поколения партийцев это не было новостью. Либо они пережили все это сами, либо знали из материалов XX и XXII съездов КПСС, писем ЦК КПСС в партийные организации. После XX съезда партии Президиум ЦК направил закрытое письмо, в котором рассказал о беззакониях, творимых тогда руководством, возглавляемым Сталиным. Теперь эти факты появились в печати снова. Начало этому было положено М. С. Горбачевым.

В конце 1986 года ему доложили материалы комиссий по реабилитации репрессированных в сталинский период, о нарушениях законности прокуратурой, НКВД — МВД — МГБ и другими правоохранительными службами. Это были доклады комиссий, которые Н. С. Хрущев создал после избрания его первым секретарем ЦК КПСС.

Первую комиссию возглавлял В. М. Молотов. Все эти материалы хранились в архиве Политбюро ЦК, представляли и представляют несомненную ценность, так как по свежим следам обобщают материалы страшной обличительной силы. Однако Хрущева не удовлетворили данные, обобщенные В. М. Молотовым, а может быть, вскрылись новые факты, поскольку само расследование привело в действие цепную реакцию свидетельских показаний. Сегодня уже трудно говорить об этом с полной уверенностью. Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что Н. С. Хрущев не доверял В. М. Молотову, причастному в той или иной мере к нарушениям законности. В свою очередь и Молотов отлично знал, что Хрущев сам «по уши» запачкан грязными делами истребительной машины прошлого. Во всяком случае, создавались новые комиссии, возглавляемые «людьми Хрущева», накапливался и обобщался обширный дополнительный материал.

Хорошо помню начало 60-х годов, когда на имя XXII съезда КПСС хлынул поток писем осужденных, возвращавшихся из лагерей, сообщавших страшные факты из своей жизни и жизни своих товарищей. Шла огромная почта и от осужденных следователей МГБ и прокуратуры, которые писали о том, как их заставляли «добывать» следственные показания. Вся эта почта направлялась в комиссии. К тому времени уже были написаны или готовились к публикации книги бывших заключенных.

Писала такую книгу и Галина Серебрякова. В те годы она часто приходила к Л. Ф. Ильичеву и приносила рукопись книги о времени, проведенном в Гулаге. Скоро ее начали печатать, и эти страницы лагерной жизни потрясли своей обнаженностью и фактологической силой. Однако это были уже годы завершения разоблачений злодеяний сталинской эпохи. Воспоминания Серебряковой не были напечатаны полностью. Политбюро ЦК приняло решение создать в Институте марксизма-ленинизма специальный сектор, куда направлялись все рукописи воспоминаний, другие материалы о той поре.

Что же остановило Хрущева в его разоблачительной кампании?

Объяснить это можно рядом причин. Прежде всего тем, что период подъема экономики, оживления работы колхозов и совхозов в то время уже завершался. Н. С. Хрущев нанес смертельный удар по личному подсобному хозяйству, ввел многие ограничительные действия в работу кооперации. И это самым драматическим образом сказалось на жизни деревни и всего общества. Социально-экономическое положение народа начало ухудшаться. Возросли трудности с продовольствием. Попытки изменить систему управления экономикой, создание совнархозов также не дали должной отдачи.

К тому же периоду относится и муссирование фактов о крупных просчетах Сталина в оценке ситуации накануне нападения фашистской Германии на СССР, неоправданной гибели миллионов советских людей.

В этих условиях, по мнению Хрущева, факты о страшных преступлениях сталинского периода, неподготовленности к войне вели к потере народом уважения к руководству страны. Поэтому было решено свернуть деятельность комиссий по реабилитации, замедлить процесс восстановления истины, прекратить публиковать материалы свидетелей того периода. Но документы о репрессиях сохранились в архивах.

Особенно обстоятельной была записка комиссии, которую возглавлял Шверник. Ее наряду с другими документами и доложили Горбачеву. Новое поколение руководителей партии не было достаточно осведомлено о событиях тех дней. Факты, приведенные в записках, произвели на Михаила Сергеевича сильное впечатление.

— Есть ли в архиве еще какие-то материалы по репрессиям? — спросил он меня.  — Поищите.

— Только отчеты трех комиссий. Записка Шверника наиболее полная.

Он задумался.

— Кто знает об этих документах еще?

— В начале 60-х годов о них знало все партийное руководство, члены ЦК. На этих записках основывался доклад Хрущева, письмо ЦК членам партии, — ответил я.  — А кому они известны из членов нынешнего руководства, надо спросить у А. И. Лукьянова.

— Подержи документы у себя. А записку Шверника оставь мне, я ее еще почитаю.

Прошло недели две-три, и Горбачев вернулся к этой теме:

— Надо ознакомить с фактами членов Политбюро и Секретариата ЦК. Сделаю это сам.

Он нажал кнопку прямой связи на пульте управления и, услышав голос Рыжкова, спросил:

— Ты можешь сейчас подъехать ко мне? Отложи все дела.

Затем он позвонил А. А. Громыко, Е. К. Лигачеву и еще нескольким членам Политбюро. Когда все собрались в кабинете Горбачева, несколько обеспокоенные срочностью вызова, Михаил Сергеевич сказал:

— Все мы знали о репрессиях в годы сталинского правления, но вот есть документы, о которых мало кто знает. Выдержки из них я хочу зачитать.

Он открывал страницы объемной записки Шверника и зачитывал вслух некоторые фрагменты стенограмм допросов, выводы комиссии.

Мне казалось, что никто из собравшихся еще не понимал, к чему такая срочность созыва и громкая читка документов и куда клонит генсек. И лишь в конце встречи Горбачев с каким-то внутренним блеском глаз, быстро, проглатывая слова, заговорил о своей цели. Смысл его слов состоял в том, что партия, общество не информированы обо всех злодеяниях сталинского режима и, следуя урокам правды, надо сказать во всеуслышание правду о том времени. Но прочитать записку Шверника членам Политбюро Горбачев не дал, сказав, что будет лично знакомить с ней остальных руководителей страны.