Михаил Чванов - Загадка гибели шхуны «Святая Анна». По следам пропавшей экспедиции

• Название: Загадка гибели шхуны «Святая Анна». По следам пропавшей экспедиции
• Автор: Михаил Чванов
• Издательство: ООО «Издательский дом «Вече»
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-2091-7

В 1912 г. Северным морским путем отправилась парусно-паровая шхуна «Св. Анна». Возглавил эту экспедицию лейтенант флота Георгий Львович Брусилов. Отплыв летом из Санкт-Петербурга, уже в октябре судно попало в ледовый плен у берегов Ямала и начало дрейф на север. На Большую землю вернулись только два человека — штурман Валериан Альбанов и матрос Александр Конрад. Их четырехсоткилометровый переход по дрейфующим льдам к Земле Франца Иосифа вошел в историю полярных исследований. Для писателя Вениамина Каверина Альбанов стал прототипом штурмана Климова в романе «Два капитана».

В настоящее издание включены две работы — книга-расследование писателя Михаила Чванова об экспедиции Г. Л. Брусилова и книга штурмана В. Альбанова, давно ставшая библиографической редкостью.

---

«Неужели мне придется отправлять почту еще в четвертый раз?» — спрашивает Толль в своем дневнике. Но Коломейцев не вернулся.

До мыса Стерлегова его и Расторгуева провожали Бялыницкий-Бируля со Стрижевым. 28 апреля у мыса Прощания отряды расстались, и 27 мая, на сороковые сутки пути от «Зари», Коломейцев достиг Гольчихи. Впоследствии он выполнил задание Толля, доставив в начале лета 1901 года около 100 тонн угля, запас одежды и табаку на Диксон. В сарае, выстроенном для хранения угля, Коломейцев оставил рапорт на имя Толля и письмо для адмирала Макарова, собиравшегося посетить Диксон на «Ермаке». Но ни Толль, ни Макаров этим углем не воспользовались…

Вот так: даже полные лишений и смертельного риска неудачные походы Коломейцева не смогли смягчить сердце «мягкого» Толля.

Кто из них был прав?

Наверное, не нам об этом судить. Скорее, по-своему был прав каждый. Но Толль погиб при возвращении с острова Беннета по льдам Восточно-Сибирского моря и навсегда остался в истории освоения Арктики. Железный Н. Н. Коломейцев, пусть с третьего раза, но дойдет до земли, и мало кто из ныне живущих о нем когда-нибудь слышал. И погиб ли бы Толль, если бы Коломейцев остался на судне? Почему он решился на такой безрассудный шаг? Почему, не дождавшись весны, рискнул возвращаться с острова Беннета полярной ночью?

«Если бы они вернулись в конце августа, то могли бы добраться на Новую Сибирь, где для них была устроена изба и имелся запас провизии. Но что их побудило идти в это время? — задавался вопросом и бесстрашный Бегичев. — Ни один путешественник в такое время года не пошел бы на верную смерть. Ему надо было на Беннете перезимовать, а весной можно было свободно перебраться на Новую Сибирь. По всем данным, что их побудило выйти в такое темное время — голод».

Да, парадоксы Арктики: Толль, как позже погибшие Седов, Русанов, Брусилов, может, в конечном счете в результате необдуманности своих поступков, непродуманности своих экспедиций, стали известными всему миру, а кто ныне знает Коломейцева? Хотя, впрочем, его имя тоже осталось на карте. Несмотря на пробежавшую между ними черную кошку, именно Толль назвал его именем реку, на которую тот случайно с Расторгуевым вышел в поисках Таймыры…

По возвращении из экспедиции Николай Николаевич Коломейцев некоторое время командовал ледоколом «Ермак», а затем в составе 2-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Рождественского ушел на Дальний Восток. Участник похода, позднее известный писатель А. С. Новиков-Прибой в романе «Цусима» так описывает Н. Н. Коломейцева: «Худощавый блондин, проницательные серые глаза, задумчивый лоб, прямой нос, маленький рот с плотно сжатыми губами, закрученные кверху усики, бородка кисточкой. Но под этой обычной для многих офицеров внешностью скрывалась непоколебимая сила воли, смелость и находчивость. Начитанный и образованный, он знал несколько языков…»

В критический момент Цусимского сражения, когда потерявший ход флагманский броненосец «Суворов» стал беззащитной мишенью японской артиллерии, миноносец Коломейцева «Буйный» бросился спасать штаб эскадры. Участник Цусимского сражения В. Семенов в трилогии «Расплата» писал: «Коломейцев делал то, что можно сделать только раз в жизни, только по вдохновению… Он пристал к наветренному борту искалеченного броненосца. Мотаясь на волне, миноносец то поднимался своей палубой почти в уровень со срезом, то уходил далеко вниз, то отбрасывался от броненосца, то стремительно размахивался в его сторону, каждое мгновение рискуя пропороть свой тонкий борт о любой выступ неподвижной громады».

Позже он станет профессором Морской академии, будет командовать линкором «Слава», а затем, уже в чине контр-адмирала, — первой дивизией крейсеров на Балтике во время Первой мировой воины. В 1915 году в своей большой статье «Северный путь к устьям Оби и Енисея» он ратовал за широкое использование Северного морского пути «в интересах всей России и, в частности, Сибири».

Я специально не стал искать материалы о дальнейшей судьбе Н. Н. Коломейцева. Скорее всего, она была трагична… Но случайно наткнулся на его фамилию в каком-то энциклопедическом словаре — увы, я был прав: вместо даты его смерти стоял вопросительный знак…

Но продолжаю уже почти забытое вами письмо Бориса Михайловича Петрова из Москвы:

«…Обратите, пожалуйста, внимание на один нюанс. Вы сообщаете, что трихинеллез может закончиться инфарктом, а в книге Р. Гузи Торнквист умирает именно от сердечного приступа. Очевидно, восприимчивость людей к трихинеллезу разная, и если Альбанов и Жданко болели лишь цингой в нетяжелой форме, то Брусилов и несколько матросов помимо цинги были поражены еще и трихинеллезом. Вот в этом может быть одна из причин бездеятельности командира, причина ссоры.

Была и вторая, извиняющая его причина, которая удерживала его на шхуне, но которую мы, граждане СССР, автоматически пропускали. Экспедиция „Св. Анны“ была не современной научной экспедицией, в которой внимание к жизни человека возводится в главный закон, а дореволюционным научно-промысловым предприятием. Г. Л. Брусилов был материально ответственным лицом и фактически лишь номинальным пайщиком экспедиции. Вот почему он так не желал расстаться со шхуной и другим вверенным ему имуществом, вот почему он так тщательно переписывал снаряжение, передаваемое Альбанову. Ведь он отдавал не свое имущество, но брал этим материальную ответственность на себя. Альбанов же в это время был лишь строптивым пассажиром, беспокоился фактически лишь о себе. Экспедиция была нищей, каждая винтовка для нее значила много. Вслед за Альбановым и Вас удивляет, что Брусилов готов был вписать в реестр даже каяки, изготовленные самим Альбановым. Внешне это выглядит действительно скаредно, но ведь экспедиция была промысловая, а каяки делаются из шкур морского зверя. Именно эти шкуры должны были окупить расходы на экспедицию, а ее охотничьи трофеи оказались очень небольшими. Вот почему Брусилов дорожил шкурами, выступая против каяков. Простим же ему это, что он жил в условиях частнопредпринимательского общества. Как моряк, он прочно верил в прочность шхуны и хотел сберечь ее до последней возможности. Быть может, именно трихинеллез помешал ему правильно оценить эту возможность.

Приводимые в книге варианты завершения экспедиции основаны на маловероятном предположении, что к моменту выхода „Св. Анны“ изо льдов Г. Л. Брусилов останется жив, что состояние его здоровья позволит ему командовать, что экипаж по-прежнему будет повиноваться командиру и что Г. Л. Брусилов не изменит своего решения остаться на шхуне. Только при одновременном существовании этих четырех условий можно всерьез принимать версию о потоплении „Св. Анны“ германской субмариной. Вообще эта версия выглядит очень малоубедительной. Летом 1915 года могли быть вынесены на открытую воду лишь несколько обессиленных голодом и болезнью человек, вряд ли способных управлять судном. Так ли уж стремились они поднять русский флаг? Впрочем, германские подлодки могли потопить судно и без флага, приняв его за ловушку, могли даже потопить шхуну с мертвым экипажем. „Св. Анна“ могла исчезнуть в огне войны, но что записал бы в таком случае в судовом журнале капитан субмарины? Вероятно, ничего. Сохранила бы в результате такого длительного дрейфа „Св. Анна“ какие-нибудь опознавательные знаки? Словом, если она даже была потоплена, трудно ожидать прямого указания на это в архивах кайзеровского флота, трудно ожидать, что кто-то из экипажа мог спастись. Но поиск в архивах ФРГ и ГДР следует продолжить.

Думаю, что более реальна гибель „Св. Анны“ не от военного, а от самого обычного огня. Разве не об этом говорил А. Э. Конрад В. И. Аккуратову? В. И. Альбанов писал о необычайной любви Г. Л. Брусилова к огню. Обессиленные болезнью люди могли нечаянно (а может, и полусознательно) устроить на шхуне пожар, уничтоживший ее целиком. А может быть, она и до сих пор дрейфует во льдах. Только на ней, я думаю, найдется меньше трупов, чем оставил людей при прощании Альбанов. Иными словами, я считаю более вероятным выход в ледовый поход вслед за Альбановым еще одной партии (включая Е. Жданко), состоящей из всех или наиболее сильных зимовщиков. Появление книги Р. Гузи и приезд некой Ермины Брусиловой из Франции в Ригу — настолько интригующие факты, что представляются мне едва ли не самыми интересными во всей эпопее „Св. Анны“. Ведь можно даже допустить, что Ермина Жданко еще жива (90 лет)!

Обратимся вновь к четырем условиям, при одновременном осуществлении которых Е. А. Жданко вынуждена была остаться на шхуне. До выхода ее на открытую воду. Трудно поверить, что они осуществились. Г. Л. Брусилов мог умереть практически и через две недели после ухода Альбанова. Например, решил выйти на ледовую разведку (а уход Альбанова толкал на это), поднапрягся и скончался от инфаркта трихинеллезной этиологии. Или по нескольким причинам он мог серьезно разболеться так, что практически перестал осуществлять командование. И в первом, и во втором случае лидерами стали бы Денисов и Жданко. Денисов был настроен на поход, а Жданко никак не противилась бы походу в первом случае, а во втором хотя бы таким путем попыталась спасти больного командира.