Александр Бенуа - История живописи

• Название: История живописи
• Автор: Александр Бенуа
• Жанр: Искусство и Дизайн

---

Конрад Витц. Святая Марина Магдалина и Святая Екатерина. конец 1430-х годов. Страсбургский музей.

Это искание пространства приводит Витца, с одной стороны, к перспективным архитектурным построениям, с другой - к панораме. В первом случае он, вполне независимо, но с меньшим талантом, проходит путь, уже пройденный ван Эйком и Роже, во втором он стоит совершенно одиноко (если не считать крошечных календарных пейзажиков Туринского часослова, а также топографических видов и этюдов Дюрера). Чтобы найти продолжателя этим его исканиям, нужно шагнуть через два века - к голландцам XVII столетия, но и среди них мы едва ли найдем ту непосредственность, которая составляет главную прелесть Витца.

Если не считать сомнительной картины Берлинского музея "Распятие", то первым среди произведений Витца будет его "Святое Семейство", попавшее в Неаполитанский музей. Это, в сущности, неряшливый, даже грубый этюд внутренности Базельского собора, среди которого Витц усадил уродливые, в тяжелых, ярких платьях, фигурки, которые должны представлять Марию, Иосифа и св. Екатерину. Но сколько в этом "этюде "непосредственности и темперамента и сколько, при всей неряшливости, мастерства; впрочем, сама эта неряшливость в данном случае едва ли не достоинство, ибо она рисует нам крайнюю жизненность отношения Витца к своему искусству. Своды и столбы кривятся, массы архитектуры "отхвачены" точно молотом грубого каменотеса, но при этом как чудесно передана глубина, льющийся по наусу свет, рефлексы в боковых кораблях, яркий день, проникающий с улицы в открытую дверь.

Еще замечательнее страсбургская картина (конца 1430 годов?) "Святая Екатерина и св. Магдалина". Витц придумал для своего сюжета самую необычайную композицию. Он усадил обеих святых почему-то на полу коридора и не позаботился придать их кукольным лицам какое-либо выражение, хотя одна из них протягивает к небу сосуд с елеем, другая же "делает вид", что читает книгу. Но линии архитектуры на сей раз проложены строже (неужели это опять этюд с натуры или перед нами вымысел?) и массы вылеплены мягче. Почти стереоскопическое впечатление производит уходящий вглубь коридор, оканчивающийся дверью на базельскую улицу. Каким-то даже "современным фокусом" отзывается темное обрамление двери, придающее усиленный свет этому виду, и не без иллюзионистского расчета помещена роза из разноцветных стекол над дверью. Приемы достижения иллюзии, сказывающиеся уже инстинктивным образом в картинах мюнхенского Георгианума, здесь проведены с хитрой системой; так, например, прием перерезывания, "перекрывания" одних предметов другими: алтарь наполовину "запрятан" за колонну, и хочется протянуть руку за этот столбик, чтобы нащупать пелену на алтаре и приподнять подсвечник. И та же иллюзорность, доходящая до фокусничанья, сказывается в сверкающем и бросающем от себя на пол тень колесе (орудие пытки св. Екатерины), в складках одежды (пурпурной и зеленой) "святых дам", в ожерелье и в короне св. Екатерины. Рядом с этим замечается и некоторая сбивчивость в освещении: фигуры и архитектура освещены справа, а колесо сверху; очевидно, Витц брал свои модели в разных местах и не справился с объединяющей переработкой общего[183]. О каких-либо теоретических знаниях перспективы в данном случае не может быть и речи. Вся перспективная иллюзорность основана на наблюдательности и практике.

Панорамы Вица

Однако в чем Витц особенно опережает свое время, так это в панораме. Нам известен всего десяток картин мастера, и из них только две "панорамного "порядка (вероятно, что число их было большое, ибо и после окончания Женевского алтаря Витц жил еще три года); но и этих двух примеров достаточно, чтобы обнаружить целостность намерений Витца и совершенно изумительную самобытность его исканий. Одна из этих панорам как будто принадлежит к тому же "алтарному строению", что и прочие базельские картины, и написана приблизительно в конце 1430-х годов, это - св. Христофор, несущий через реку Младенца-Христа. Другая составляет главную драгоценность Женевского музея и написана в 1444 году, как часть разграбленного впоследствии ретабля, заказанного епископом Франсуа де Миес (Mies) в память своего дяди и предшественника кардинала Жана де Броньи.

В "Святом Христофоре" взят мотив, который нам уже известен по произведению Дирика Боутса: река между скалами. Однако, несмотря на примитивизм отдельных мотивов, общее поражает здесь грандиозностью замысла и убедительностью в большей степени, нежели позднейшая картина Боутса[184]. Все здесь расступилось, раздвинулось, ушло в ширь и глубь, чтобы передать впечатление полноводной, глубокой реки, по которой только и ходить великану - Христофору. Фон расплывается в сильном свете (ночи, требуемой по легенде, Витц не сумел или не решился изобразить), и далекие берега стушеваны за пеленой атмосферы. Поразительно передана вода; Боутс прибег к более узорчатому приему мелких, чередующихся, как бы вскипающих волн, вроде тех, что мы видим у ван Эйка на миниатюре Туринского часослова или на картине Мозера. У Витца же взят более простой и, следовательно, более трудный мотив - спокойной, гладкой поверхности, по которой расходятся широкие плавные круги, производимые шагами Христофора. Этот прием лучше выражает глубину реки, ее величавое, стихийное спокойствие, и страшной представляется опасность, угрожающая святому под непосильной тяжестью чудесного Младенца.

Эта "спокойная красота воды" и составляет главную прелесть ставшего за последнее время знаменитым "Хождения по водам" Витца в Женеве. Здесь тоже чувствуется глубина, опасность в нее погрузиться, захлебнуться в холодной тьме, и вследствие этого тем более чудесно шествование Бога в образе человеческом по зыбкой зеркальной поверхности. Но, кроме того, женевская картина - одна из первых панорамных "ведут" истории искусства. Можно узнать место, откуда писал Витц свой этюд для этой картины - это берег между Женевой и деревушкой Преньи на Areal des Paquis. Мы видим противоположный берег озера: возделанные поля, свайные постройки, небольшие деревушки, замки, плоские холмы, торчащую гору Mфle и, наконец, почти сливающуюся с фоном сверкающую снежную цепь.

Поражает и смелость, "современность" всей композиции. Ничего нет подстроенного, приукрашенного. "Вырезок натуры" передан с полной простотой, с полной непосредственностью, лишь несколько сдвинуты холмы. Придется ждать более пятидесяти лет, пока снова в живописи не появятся подобные же "вырезки" - в альбоме Дюрера, но и этот великий и мужественный художник не решится ни разу "допустить" в картину альбомный этюд, сделанный им прямо с натуры. Дюрер, превзойдя всю премудрость реализма, сейчас же подчинит ее стилистическим задачам. Через сто лет после Витца Питер Брейгель награвирует серию подобных же простых этюдов родной природы, но и он не решится сделать из них "картины". Что это было у Витца - "сознательно" или случайно? Что-то, несомненно, сознательное, и даже "профессорское", звучит, во всяком случае, в его подписи: "hoc opus pinxit magister Conradus Sapientis de Basilea m° cccc° XLIIIJ°". Он, видимо, хочет оставить память потомству о своем знакомстве с латынью и даже переводит курьезным образом свою фамилию на язык ученых, подчеркивая тем самым свое высокое мнение о себе, о своей "смекалке[185]".

V - Развитие школы Кёльна

"Мастер жизни Марии"

Израэль ван Мекенен. Влюбленная пара среди стилизованной растительности. Образец для шпалеры (?)

От Витца до Пахера в дошедших до нас памятниках немецкой живописи как бы чувствуется известный застой, если только это впечатление не вызывается тем, что Витц слишком опередил искусство своего времени. Кельнская школа за этот самый период все более ассимилирует данные нидерландцев, упорно придерживаясь при этом золотого фона и известной сентиментальной нежности в ликах. Среди этого "умиленного" и несколько претенциозного творчества единственным исключением является грубый реалист, "Мастер алтаря св. Варфоломея[186]". На юге художники идут более самостоятельными путями и не перестают "учиться у природы". Сообразно с этим кельнцы достигают изумительной декоративной и технической изощренности; их картины приятны для глаз, это "сиенцы" среди германских живописцев; южане, группирующиеся в таких городах, как Нюрнберг, Аугсбург, Ульм, Зальцбург, Регенсбург, - резче, вообще менее приятны, но зато в своей смелости "художественно интереснее".

Мастерство было на Рейне, движение - на юге. Надо, впрочем, прибавить, что к концу века эта разница становится менее заметной, и нидерландские приемы проникают через вторые и третьи руки в южные центры, пока, наконец, Дюрер и его последователи не основывают новую "немецкую школу". Кельн остается и после того приверженцем нидерландцев, и к тому же он в это время наводнен нидерландскими художниками. Лучший "кельнец" XVI века, Бруин, был на самом деле голландским выходцем.